Геннадий СТАРОСТЕНКО. Тысяча и одна судьба директора Беккера.
Николай Беккер.
Строг, но справедлив, как закон Ома, - слова эти про него, про Николая Беккера, директора средней школы № 2, что в подмосковной Истре. Каждое утро перед началом уроков директор поднимается на второй этаж для встречи с дежурным классом. Принимает раппорт о событиях и приключениях дня вчерашнего и ставит задачи на новый школьный день. Линейка длится минут пять-семь, затем дежурные расходятся по постам. Идут к раздевалкам, на этажи, на лестницы.
Николай Беккер убежден, что первым в школу должен приходить директор – не техничка, а именно директор. Не устает говорить, что все начинается с дисциплины. Это основа основ школьной жизни.
И добавляет поверх недолгого раздумья - и с доброты… Да, пожалуй, самое главное в работе учителя – доброе сердце.
Так что же главное, что важнее? – спрашивает собеседник.
Пожалуй, второе важнее, - кивает директор. – Доброта все же первична Вверенная тебе юная душа обязательно должна чувствовать, что ты никогда не унизишь ее человеческого звания. Не оскорбишь его ни словом, ни действием.
Есть мнение, что учителю нужна одна «малость» - божий дар. То, чего не описать рациональными понятиями и не измерить эпитетами. Благословение Творца. Идеальному учителю, конечно… но ведь таким и должен стремиться стать каждый, ступивший на эту трудную стезю.
От бога директору Беккеру достались два начала – немецкое по крови стремление к порядку и русская душевная проникновенность (с задушевностью не путать). Их синтез обращает нас еще к одному хорошему русскому слову – к добронравию. Но и оно не в полной гамме представит портрет этого человека. Говорят, он и горяч, и резковат в какие-то минуты. И не от природной вспыльчивости горяч, не от неуравновешенности нрава. А прежде от неравнодушия. Да как же иначе-то, скажите: он главный организатор в творческом процессе, где маленького человечка понемногу приближают к образу Творца – и производство это штучное. На нем ответственность за тысячу детских судеб…
Да, сказано было когда-то Иоанном Златоустом, что грех исказил красоту этого образа в человеке, но ведь в том и задача воспитателя – чтобы отвратить от греха и приблизить к нравственности, к подобию с Абсолютом.
А еще он бывает крут с теми в учительском коллективе, кто замечен в интригах, кляузах, в большом и малом вранье. Такие из коллектива уходят.
Однако отступим на время от психологического портрета – да и палитры, если правду сказать, все равно не хватит. В конце концов, человек красив делами, а если он уже и не юноша, то присловье это тем вернее. Дела и восполняют дефицит кипучести в крови, затихание жизненных сил.
У журналистской челяди принято за правило: когда пишешь очерк – хватай главное событие в жизни человека, его большое дело, в котором испытана воля героя, проявлена дерзость духа, смелость в борьбе с препятствиями и форсмажорами. Хватай и подверстывай под задачи эпохи и личностную уникальность. Совсем хорошо – если речь о настоящем подвиге. Когда ребенка из проруби – или душманов из пулемета…
Но когда жизнь прожита большая и одному событию в этой жизни трудно предпочесть другое, от принципа событийности можно и отойти. Это про молодых такое пишется легко – тереби компьютерную мышь, оценивай их первые поступки по пятибалльной шкале. (Хотя по нынешней порочной жизни – если человеком стал, это само по себе уже подвиг). А вот когда исхожено во все концы большое поле и та тропа длиною в восемьдесят лет – тут вот и думай, за что ухватиться, тут и чеши себе темя, донимай расспросами коллег и близких…
А потому вернемся на прежний круг – к дисциплине, утверждающей порядок в душе, и к доброте, врачующей от бездушия. Откуда что взялось…
Его далекий пращур Вольф Беккер прибыл в Россию лекарем во времена еще екатерининские. Род был испытанным и твердым по мужской линии, и все мужчины в нем были медиками. Прадед Николая Николаевича учился вместе с прославленным Николаем Бурденко. Сами Беккеры к известности не стремились, предпочитая бренной славе профессионализм и служение делу. Жили в Москве при царях поколение за поколением – пока не грянула революция.
Трагична судьба деда и бабушки. В двадцатые их направили в Пермь организовывать тифозные лагеря. Долг-то перед страной они исполнили, а вот завета близких хранить собственное здоровье исполнить не смогли. Погибли от тифа оба. Так Николай Беккер-старший чуть не младенцем оказался в детском доме под Звенигородом, там же встретился с будущей мамой Николая Николаевича. У матери тоже была звучная фамилия – Строганова. И упорства хватало – поступила в медицинский, невольно перехватив мужское беккеровское ремесло…
По трудовому распределению семья попала в Решму на Верхневолжье, где отец стал директорствовать в школе, а мать врачевала приволжскую округу в десятки километров. В школе той случилось у него столкновение с педагогиней свирепого нрава, не чуравшейся и мата. Ее изгнание завершилось доносом – и отец около года провел в лагерях.
Злые были те годы, неправедные. Репрессии тридцатых унесли в распыл полродни, их же спасала удаленность от столиц – да и то не всякий раз. И все же народ местный не хотел признавать в нем врага, а равно и в супруге. Уж больно хороший был человек – бескорыстный.
Потом была война, трактористов позабирали на фронт, и юный – о четырнадцати годах – Коля Беккер тягал рычаги что твой заправский тракторист на местных полях. Беда была, конечно, всенародная, а помнится то время хорошо – по-молодечески.
Память отца для Николая Николаевича свята. Во всем он слушался родителя – ведь не было причин ослушаться. Ну а когда в конце сороковых – в пятидесятых сын уже сам отламывал от несладкого учительского хлеба первые свои ломотки, отец какое-то время еще держал его под своим наставничеством. И план урока помогал составить, и опытом общения с детьми делился…
Наше «милое» министерство знает свое, упорно лоббирует заимствования. Человек, который его возглавляет, в школе никогда не работал и смотрит на нее как на инородное тело. И очень многое делает во вред. Тащит то, от чего и в америках-то уже отказались.
Все, что связано о ЕГЭ в девятом, десятом, в одиннадцатом классе… все это так напугало родителей и самих детей… На этом поле столько сорняков взошло – да еще и целая армия репетиторов кормится, готовит детей к этим ЕГЭ… Ну, не наше оно – все эти Болонские декларации, люди это нутром понимают. Профессиональной совестью, если хотите…
Собеседник вставляет недавно вычитанное у кого-то – имени не вспомнить… Что есть американская система образования? Это когда русский профессор читает лекции студентам китайского происхождения…
Николай Беккер смягчает нахмуренную бровь и на миг обращается в улыбку. Он ценит шутку, и коллеги по учительскому цеху подтвердят: хоть и строг, но чувство юмора – его природная черта… он и сам блестящий рассказчик анекдотов… Сказать больше – знает, что шутка есть важнейший воспитательный прием. Сказанное в шутку может быть услышано, а сказанное с вызовом или с гневным укором может и оскорбить.
…Их там человек сто стоят, а он у них на виду ее обнимает, рисуется… так я незаметно подошел и говорю: ну что, женишок, сватов-то не рано ли? Все – хи-хи-хи, она – от него… Но если только начнешь назидать и укорять – да как тебе не стыдно, да как ты можешь… Они должны чувствовать уважительное, доброе к себе отношение – тогда и дело учительское ладится…
А если сравнивать метод и стиль общения со школой чиновников от образования – сегодня и вчера-позавчера? Что было тогда – скажем, тридцать лет тому назад, и теперь, при нынешнем буржуинстве?
Оживляется, загорается взглядом:
Да что вы, гораздо проще было, гораздо умнее и целесообразнее. Да и не было такого количества этих самых чиновников везде – не только в образовании… - Беккер сравнивает поэтажно – сколько «муниципалов» было в здании городской администрации и сколько стало. У нынешних численный перевес громадный.
Районом давно уже руководит Анна Щерба, заслуги которой неоспоримы, в том числе и в народном образовании. Однако огромность чиновничьего племени – и в федеральных, и в прочих структурах – росту авторитета власти не способствует.
Собеседник спешит с вопросом:
А может, ставка на чиновничество у нас была сделана концептуально – с самого верха? Ну, насмотрелся Путин, как их богатство в тамошних германиях чиновником прирастает – и решил его повсеместно привить, как кукурузу. А у нас нате вот – климат не тот, да и состояние умов – не переводится раса акакиев акакиевичей…
Эти слова Беккер встречает улыбкой, но развивать эту тему не спешит, говорит о своем:
Нынче совершенно немыслимое количество бумаг сопровождает каждый шаг учителя. Вот, смотрите, - указывает собеседнику на стопку… нет, не стопку – на горку циркуляров в правом углу рабочего стола. Взгляд невольно хватает с верхней бумаги – «О противотеррористической…»
Думается, с директором Беккером было бы легко сойтись во мнении, что у вздувшегося фурункула отчетности две причины – как две инфекции. Одна – вал прожектерской активности сверху, нагромождение начальственных задач, и вторая – общее нездоровье в обществе. И как следствие второй – общее исполнительское недоверие. Теперь демократия на дворе, теперь в обществе другая мораль И не сказать, что она в нем торжествует, но во всяком случае массово присутствует. Если раньше в делах было принято руководствоваться пословицей доверяй, но проверяй, то теперь ее сменила другая – не доверяй и постоянно проверяй…
Да нужна ли в разумном обществе вся эта отчетность? Отчетность отчетности рознь. Здесь был Вася… - тоже отчетность, если хотите. «О противотеррористической…» - серьезнейший документ, хочется надеяться. Борьба с терроризмом и экстремизмом должна всех нас очень сплачивать – и олигархов, и легковерных недотеп, считающих копейки. Понятно, что и без охраны в наши дни не обойтись – да хоть бы и отваживать всяких ненормальных или откровенных исчадий зла. (Ведь посмотрите: только за десять лет последних – с «эффективным руководством» во главе – количество сексуальных преступлений против детей выросло в тридцать раз!!!) Но ведь раньше-то этой дряни не было! И жили ведь… Вот и выходит, что не только чиновник как столп общества у нас не прививается, но и сама неототалитарная демократия, в которую нас вовлекли, стала синонимом растления?
В обществе давно уже провалился общий культурный тонус – и это наша общая беда. Тут и собственная дурь, тут и война информационная, - замес образовался не приведи господь... Самое страшное, что декультурация в первую очередь бьет по детям – у них нет иммунитета против дряни. И учитель, и завуч, и директор школы сразу оказались на передовой этой войны…
Николай Николаевич согласно кивает: да, это так – и борьба идет жестокая. Но ему, как и школе № 2, в чем-то повезло. В чем-то, возможно, полегче, чем в других местах по России. Речь о специфике микрорайона, где расположена школа. Эту часть города, в том числе и школу, когда-то строили научно-исследовательские институты, которых в Истре было много и которые задавали неплохой культурный фон – во всяком случае, в этой ее части. ВНИЭМ – институт электромеханики, ВНИТО, ВЭИ, «Углемаш», другие научные институты, - все они стали расти и крепнуть после войны. И предлагали престижное трудоустройство для выпускников ведущих московских технических ВУЗов.
Город рос и строился, здесь сдавали много жилья, люди создавали семьи и рожали детей. Но пришли смутные времена, и новые хозяева жизни сдали фундаментальную и прикладную науку налево – идеологическому сопернику. И некогда гремевшие на всю страну исследовательские центры теперь пребывают в анабиозе. А людям стали навязывать другие ценности, поставив под угрозу и быт, и благополучие семей. Но вот что осталось: эти люди всегда знали цену образованию. И всегда очень хорошо относились к школе, и детям постарались передать такое отношение.
Сам директор убежден: качество учебы в его школе высокое не только потому, что за тридцать с лишним лет работы ему удалось создать серьезную обстановку внутри школы, основанную на взаимоуважении и доверии учителей и учеников, на комфортном психологическом климате в самом учительском коллективе. Вторая причина – уважение к школе, а равно и к образованию вообще, со стороны здешних родителей.
Причина вторая - но не определяющая… Думается, скромничает учитель, ведь рядом – практически в том же районе - стоят и престижные образовательные учреждения с гордыми старинными названиями, но люди все-таки ведут своих детей к нему, к Беккеру. В простую общеобразовательную школу. Ведь именно из этой школы в позапрошлом году вышло шестнадцать медалистов!!!... А нынче в ней первоклашек набралось на шесть классов. Демографии, увы, не прибавилось – а вот желающих вести своих детей в школу № 2 хоть отбавляй. Люди говорят: тут мы спокойны за своих детей. Тут их никто не обидит, тут их накормят, воспитают и выучат. И старших научат уважать.
В школе более тысячи ста учеников – и все они учатся в одну смену. И «односменка» - тоже заслуга директора. Сам-то он не преминет похвалить главу района Анну Щербу, но люди знают – все дело в директорской инициативе. Все с нее начинается. Пристройка для начальных классов приняла их 1-го сентября прошлого года. В ней теперь, трепеща ушками, внимают учителям три сотни «начальников» - да еще собственный спортзал появился.
Если речь вести об Истринском районе, то в нем Беккеру за добрые полсотни лет где только и в каких только условиях ни приходилось организовывать учебный процесс. До середины 60-х он директорствовал в Глебовской средней школе за двадцать верст от Истры, потом в Лучинской школе в Новом Иерусалиме, и вот уже сверх тридцати годов он в школе № 2 имени Н.К.Крупской. Что там в две смены – бывало ведь и в три…
Сказать попутно – выпускники, окончившие «Глебовку» сорок пять лет тому назад, до сих пор ежегодно встречаются всем классом со своим бывшим директором. Говорят, им это задает необходимый ритм и рабочий тонус на весь последующий год.
В те дальние времена он преподавал им русский язык и литературу. Потом пошел по второму своему образованию – историческому, вел смежные дисциплины – экономическую географию, к примеру. А в последние годы ушел всецело в директорскую работу. Что такое «директор Беккер» лучше скажут слова его коллег. Те говорят ему в простоте: как будете уставать, Николай Николаевич, вы только скажите нам… мы вас и от администраторской вашей работы освободим… просто приходите в школу, а мы все сами будем делать… нам само ваше присутствие здесь необходимо…
Так ведь, должно быть, наскучило многое и приелось директору в школе за шестьдесят-то лет работы? Неужели возможно сохранить свежесть и «незамыленность» взгляда, остроту восприятия, чувство нового?
Очередная улыбка из-под строгой брови:
Да как же иначе? Все новое, каждый человечек – новое слово в истории…А их у нас – тысяча сто! У нас вот тут была учебная тревога, проводили эвакуацию учащихся и персонала. Сигнал – и за четыре минуты в школе никого не стало! Все стоят во дворе. Так вот - я просто обалдел…В учебном здании они рассредоточены, а как все вышли – так огромная масса людей стоит…
И новое возвращение к теме – через впечатление, через образ, через осознание огромности школьного коллектива – как и масштаба ответственности на тебе: чем бы школа ни блистала… если нет порядка, если нет спокойной работы и если не слушаются учителей – хорошего тут будет мало…
Ни демократизм, ни свободы, ни «права ребенка», ни «релаксуха» с «расслабухой», ни вольница и общая конфликтность как производные личностного эгоизма, внедряемые в общество через агентов зла… а именно организованность и дисциплина должны доминировать в школе. Потому что конфликтность начисто прекращает передачу информации – любой, эмоциональной человеческой, технологической, исторического опыта и т.п.. Если ты и я находимся в состоянии конфликта, то мы не сможем ни порадовать друг друга, ни поделиться необходимым опытом, ни научить друг друга элементарнейшим вещам – не говоря уже о высоких технологиях. Вспомним библейскую фразу про дом, разделившийся в себе самом. Целые народы становятся добычей падальщиков, когда поражены разладом, внутренним конфликтом…
Мая 6-го Николаю Беккеру исполнится восемьдесят. Многовато, конечно, с одной стороны. А с другой – чем больше прожито, тем в большей полноте выявляется человеческая суть. И тем в большей мере она становится произведением Творца. Его замыслом о человеке…
Эх, спохватился… и забыл ведь, с чем к Беккеру-то шел, собеседник… А шел рассудить о том, о чем лишь вскользь упомянул в разговоре.
Достал из сумки детскую с виду книжку. Людмила Матвеева - «Успешный бизнес в 6 «Б». «Астрель» - 2007 год. Серия – «Любимые книги девочек». На книжке штампик – «Истринская централизованная библиотечная система». Из школьной библиотеки. Взял на время у родственницы-пятиклассницы. А кто ей подсунул это чтиво – не спрашивал. Да оно и так понятно. Система…централизованная…
В этой книжке с первых же строк:
- Оля, чего киснешь? – Агата улыбается. – С Артемом поругалась? А у меня бывает фиговое настроение, только если с Лехой раздрай – скандал или ревность. Да и то начала привыкать и в голову не брать Он же со мной раза два в неделю ссорится, а то и три…
Оля говорит, что у нее финансовый кризис. Агата:
- Ага, мама денег не дает! Моя тоже стала жадничать.
- А моя сегодня сказала: «я не олигарх каждый день тебе давать деньги на всякие капризы!» Ну? Не хамство?
Про детские лямуры в этой книжке практически все. И еще – про бизнес:
…Бизнес у кого сложился, у кого нет. Леха зарабатывал на драках в кафе «Бурый Миша», Агата честно поддерживала фирму своими визгами и воплями…
И снова l’amour:
- Ты классный, Барбосик. – Надя поцеловала его при всех, они уже шли по бульвару..
А есть и про учителей:
…Тут в класс вернулась Клизма, она прижимала к груди Кота…
А в конце - реклама других книжек для девочек издательской группы АСТ: Борис Цикин «Пять этюдов про любовь», Эмма Виленски «Запретная любовь»…
Легко, непринужденно, циничноватенько… Литература растления. Взглянул еще раз на обложку. А ведь надо бы сжечь. Да ведь это кощунство – книги-то жечь! Фашизм – морализм - инквизиция…
Или тот редкий случай, когда можно? Да хотя бы просто выбрасывать… Какому уважению к старшим научит эта книга? Какому представлению о достоинстве человека? Какому добру она вообще способна научить? Жаль - забыл спросить у директора Беккера – как поступать с такими книжками…
