Ольга КРАСИЛЬНИКОВА. Её счастье. Рассказ
Ее продали за бутылку водки…
За одну, лишь бы избавиться и забыть, что они семья. Что есть мать и отец, сестра и братья. Так проще. Не правда ли? Продал и выкинул из сердца. Только как потом жить ей? В 19 лет отсидевшей в тюрьме по нелепому доносу сестры… Вернувшись домой и узнав, что теперь она почти жена. И свадьба. Пьяный жених, хвастающий ею перед дружками, такими же заводчанами, как и он. Рабочий класс, 1946 год. Закончилась война, и начался беспросветный праздник уставшей души. Карточки и нищета. Боль и смерть. Праздник на костях ее молодости. И той жизни, которую она нарисовала себе 14-летней девочкой, пасшей козочек в своей родной деревни, под Калинином.
«Калининский козел!» Почему-то именно так, в мужском роде он называл ее, когда понимал, что ни его побои, ни пьянки, ни неистовая злоба не могут разрушить силу ее преданности и того, что она понимала, как любовь. Пряча слезы, она готовила ему еду, постель, себя и знала, что это навсегда и что, наверное, это и есть счастье. И будут эти мокрые губы, и пьяные глаза и ненависть его матери.
А сейчас свадьба. Бестолковая. На ящиках из-под снарядов, на коммунальной кухне одного из дружков. И воздушное чувство - жена… Я жена!!! И никогда не вспоминать ничего, кроме этого безумного и смешного счастья от того, что просто поверила в то, что оно возможно.
Не вспоминать…
Меньше, чем через год родилась дочь, имя которой дала свекровь, авторитетно заявившей - я пропишу ее у себя только при этом условии! Имя ей будет - Галина!
И пусть! Пусть будет Галчонок, пусть! Зато есть свой угол, и даже бабушка, которая идет, поджав губы мимо детского сада, где плачет в уголке ее внучка, Галчонок, и ждет, чтобы за ней пришли. А папа на заводе, и бабушка идет мимо. Это не ее обязанность. Зато мама, теплая, пахнущая кашей и слезами все-таки за ней прибежит. Пусть тогда, когда уже вахтеры расстилали диваны для своего чуткого сна, пусть! Мама придет... И будет робко извиняться перед грубой теткой в платке, а в ее кармане будет для ее Галчонка старый, каменный кусок сахара, весь в крошках и ниточках от старого пальто. Как сладко. И как горько, что он так быстро тает во рту…
И огромный бант на стриженной почти под ноль головке с огромными и печальными глазами… Дочка… Кусочек ее сердца, который вырастет и выгонит мать из дома после того, как ту собьет мотоцикл и гипс на ноге будет так огромен, что на нем можно выставить все свои куколки внучкам и нарисовать всех смешных человечков из любимых сказок..
Внучки, ее девочки, ее сорванята! 7 и 9 лет... Третья попытка счастья?
В яростный мороз идёт вечером в булочную, за городским батоном. Всегда берет два - один девчонки съедают прямо по дороге домой, второй дома муж.
А потом будет пьяный сосед, который ударил ее мужа наотмашь по голове чугунным совком. Робко жмущиеся к ней внучки - а дядя нас не убьет? И дикое чувство ярости - защитить свою семью! И спасти своего мужа… Мужа, который в пьяном угаре бил ее смертным боем на глазах у внучек. Они стояли, и смотрели страшными от боли глазами. А потом он пьяно хохотал и упал в кусты черноплодки. Уснул. Они втроем тащили его за ноги в дом и укрыли, чтобы не замерз.
Она сидит и плачет. Одна слезинка скатывается прямо на кончик носа и там дрожит, и так хочется ее утереть! Заворожено одна из девочек смотрит на эту прозрачную капельку, и ее глаза забывают предыдущую картинку и только одна мысль бьется в голове - она же соленая и живая! Если коснуться, бабушка очнется и уже нельзя будет себе придумывать, что все это просто страшный сон... И лучше убежать из дома на солнышко или пойти в лес, где можно, смотря на невесомую паутинку забыть о том, какое страшное чудовище живет в дедушке.
Девочка стирает слезинку, прижимается к теплому боку бабули и тихо шепчет - давай уедем…
А как уехать, если лето, и девочкам нужен свежий воздух? Вот и ездит каждый день по три часа на работу, потом столько же - на дачу с сумками по двенадцать кило каждая. Встречают ее девочки любимые, вырывают сумки и пытаются их хотя бы оторвать от земли, чтобы помочь бабуле… А дома встречает кулак мужа по больной спине…
Когда он будет умирать, она его спросит - а любил ли ты меня когда-нибудь? В ответ он заплачет… Говорить уже не сможет. И весь год, пока его душа будет уходить из измученного, высохшего тела, она будет рядом. Купать, кормить с ложечки и истово молиться, одной ей ведомым богам, чтобы они отдал ей половину его болей. Она же сильная, она вынесет… Он будет умирать, смотреть на нее больными глазами и писать на ее руке пальцем - прости меня за счастье…