Мария ЛИХИНИНА. Ребенок и мать в детских произведениях Андрея Платонова

«… жалобный и внимательный взгляд ребенка
означал его постоянный страх; он словно говорил:
мама, живи всегда со мной, не умирай никогда»
(«Осьмушка»)

По Платонову одухотворённый, то есть полноценный человек является результатом слияния двух начал – духа и души, отца и матери. Отец является воплощением сознательного начала, разума, мать – чувств и переживаний, сердечности. Именно это второе начало для писателя гораздо важнее и значимее, поэтому одной из основных тем детских рассказов А. Платонова становится тема взаимоотношения ребенка и матери, которая раскрывает место и значение матери в мире ребенка.

Это значение, несомненно, очень велико. В центре мира, создаваемого писателем в рассказах, находится образ, ассоциирующийся с иконным образом богоматери. О том, что существование матери в мире ребенка необходимо и обязательно, свидетельствует факт отсутствия (почти всегда) в детских рассказах Платонова отца. Он либо на фронте, либо на работах; то есть он жив, и семья знает о его существовании, но напрямую он не присутствует в жизни ребенка: «Каждый день мать ожидала, что отец вернется, а его все не было и нет». При этом важно, что отца ожидает мать, а не ребенок; для ребенка достаточно того, что мать находится рядом. Таким образом, семья состоит из ребенка и матери, и в первые годы жизни (часто до 6-7 лет) именно она становится главным для него человеком, хотя, впрочем, и остается им на всю жизнь. Так, уже взрослый парень Григорий Хромов не уходит в город, потому что «привык к колхозу и боится соскучиться по матери» («Великий человек»). Внутреннее единство матери и ребенка проявляется и в схожести их жизненных позиций: «Мать Григория, хоть и была слабой от возраста и давней болезни, но днем никогда не прикладывалась к постели для отдыха и с утра до ночи работала…», а Григорий «работает для всех». Сама мать четко определяет их позицию: «Чем мне в мыслях жить, когда я бы только от людей брала, а им ничего не давала?» («Великий человек»).

Но при всей этой внутренней и внешней связи уход от матери, разрыв с нею ребенка неизбежен. Этот разрыв болезненнен для матери, осознающей его неизбежность: «Тогда мать отвела его в детский сад. И грустно ей стало, что Тима не закричал ни разу ни вчера, и сегодня, ничего не потребовал от нее, чего дать нельзя, что в сердце его теперь лежит забота о конопатом Тишке. Значит, сын ее растет, воспитывается и как бы уходит от нее. Трудно это для матери. Однако так нужно». («Пук-пук»). Мать, пока это возможно, не отпускает ребенка, держит его около себя: на заявление Артема  о том, что он не будет ходить в школу, мать отвечает: «Правда, правда. … Чего тебе ходить! … Не надо!» Но «когда прошло лето и стало ребенку семь лет отроду, Евдокия Алексеевна взяла сына за руку и повела его в школу», потому что рано или поздно должен ребенок выйти в большой мир. Тяжел и горек для обоих этот разрыв: «Отошедши далеко, он оглянулся на мать. Мать стояла на месте и смотрела на него. Артему хотелось заплакать по матери и вернуться к ней, но он опять пошел вперед, чтобы мать не обиделась на него. А матери тоже хотелось догнать Артема, взять его за руку и вернуться с ним домой, но она только вздохнула и пошла домой одна». («Еще мама»)

Ребенок, уходящий от матери в новый ему мир – в социум, ищет опору на своем пути, близкую по образу матери. Как только он отрывается от матери, оставаясь один на один с этим миром, – как оказывается подвержен различным напастям:  «Вскоре Артём обернулся, чтобы поглядеть на мать, однако ее уже не было видно. И пошел он опять один и заплакал. Тут гусак вытянул шею из-за изгороди, крякнул и защемил клювом штанину у Артёма, а заодно и живую кожу на его ноге. … На другом дворе были открыты ворота. Артём увидел лохматое животное с приставшими к нему репьями. Животное стояло к Артему хвостом, но все равно оно было сердитое и видело его. … Вдруг лохматое животное повернуло голову и молча оскалило на Артёма пасть с зубами. … Кто-то враз и больно ударил Артёма по щеке, словно вонзился в нее, и тут же вышел обратно. … какой-то зверь дохнул на него горячим дыханием и сказал: «Ффур-фурчи!» («Еще мама»). Путь Артема в школу приобретает поистине «космический» характер: он впервые выходит из своего замкнутого мира, где доселе сосуществовали только он и мать. Он как бы переживает второе рождение, только теперь делает это сознательно, и процесс вхождения в мир приобретает трагический характер, а мир, который открывается ребенку, оказывается чужим: «Артем задумался. – Нету, она (учительница – прим. авт.) за тебя не будет, - тихо произнес Артем, - она чужая». Артем выходит из домашнего мира и идет по новому пути не по своей воле: «А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду!». Но он не слепо подчиняется диктату или приказанию матери, он чувствует необходимость этого процесса даже физически: «Артем хотел было уйти от матери, да не мог вынуть свою руку из ее руки; рука у матери теперь была твердая, а прежде была мягкая». Одного этого жеста становится достаточно, чтобы направить Артема: «Ну что ж! – сказал Артем. – Зато я скоро домой приду!» И тут же ищет в матери утешение, опору для преодоления этого пути: «Правда, скоро?» («Еще мама»).

Уходя от матери, Артем несет в себе ту модель отношений, которая существовала в его мире и определяла связующие нити между ним и матерью, определяла их позиции и отношения в этом мире. Артем ощущал себя центром своего мира, и он переносит это мироощущение в большой, чужой мир: «А жива ли она? Не померла ли от чего-нибудь, – вон бабушка Дарья весною враз померла, не чаяли, не гадали. А может быть, изба их без него загорелась, ведь Артем давно из дому ушел, мало ли что бывает». На земле ребенок и мать могут существовать только в этом нераздельном союзе; если умрет один, второго тоже не станет. Артем, осознавая эту взаимную зависимость меж ним и матерью, уходя, дает ей наказ: «ты не бойся и не умри смотри, а меня дожидайся», чтобы по возвращении вновь восстановить их нерушимый союз. Он убежден, что он и мать – два одинаковых организма, не могущих существовать по отдельности, друг без друга: «Ты дыши и терпи, тогда не помрешь, - сказал Артем. – Гляди, как я дышу, так и ты». Образ матери для Артема неразрывно связан с жизнью, так как только при ее существовании может быть и его жизнь, а значит, и жизнь вообще.

Нельзя сказать, осознает или чувствует Артем память о матери: она растворена во всем его существе. Именно эта память, являющаяся душевной основой личности начинающего взрослеть ребенка, помогает ему преодолеть трудный путь, дойти до следующего «маяка» – школы, где Артем находит другое воплощение материнского начала – учительницу Аполлинарию Николаевну: «И пахло от нее так же, как от матери, теплым хлебом и сухою травой». И вот перед нами возникает образ богоматери с младенцем: «В классе Аполлинария Николаевна хотела было посадить Артема за парту, но он в страхе прижался к ней и не сошел с рук. Аполлинария Николаевна … Артема оставила у себя на коленях», подтверждающий это единство матери и ребенка («В школе я тебе мама!» - отвечает Артему Аполлинария Николаевна»). В жизни ребенка, на протяжении всего его жизненного пути будет еще не одна такая мама; растворенность родной матери в разных женщинах сохраняет жизнь ребенку и, по сути, определяет его дальнейшую судьбу. «А еще у меня есть еще мамы? – спросил Артем. – Далеко-далеко, где-нибудь?    – Есть, – ответила учительница. – Их много у тебя. – А зачем много?    – А затем, чтоб тебя бык не забодал» (здесь образ огромного черного быка символизирует всяческую опасность, справиться с которой ребенку одному не под силу). На следующий день, собираясь в школу, Артем уже не хочет «заплакать по матери и вернуться к ней»; он собирается спозаранку: «Куда ты? Рано еще, – сказала мать.    – Да, а там учительница Аполлинария Николаевна! – ответил Артем.    …   Мне пора». Символична эта фраза Артема «Мне пора», и мать не удерживает его: «Ну, иди, иди помаленьку. Учись там и расти большой».

Платоновского героя не принимает социум, он даже в некоем смысле оказывается противопоставлен герою: «Все ребята пошли в школу, один Артем остался во дворе». Но герой не стремится внедряться в него, желая сперва найти себе жизненные точки опоры: знаниям незнакомых ребят – «жирному шрифту», «хоботковым насекомым», «птицам до кишок» Артем может противопоставить только свое умение «маму любить», которое, по сути, есть главное в его жизни.

Ребенок существует в большом мире, но не существует в нем вне связи с матерью; связь с ней осуществляется посредством запахов («тихий и добрый запах»), чувств («глаза … были несердитые, точно давно знакомые»), и даже символов: «Так пишется слово «мама». … - Это про мою маму? – спросил Артем? – Про твою». При внезапно возникшей опасности («Артем увидел в окне черную голову быка») Артем выкрикивает слово «мама», уже ставшее каким-то символическим, сакральным; и снова в рассказе возникает образ богоматери, спасающей младенца: «Учительница схватила мальчика и прижала его к своей груди.   – Не бойся! – сказала она. – Не бойся, маленький мой. Я тебя не дам ему, он тебя не тронет. … Сейчас я тебе мама! … Я еще. Я тебе еще мама!» В этом эпизоде ощущается вера Платонова в некое общеженское материнское начало, призванное не оставить, направить ребенка, защитить его, «видеть его тревогу» и помочь ему. Мужское начало появляется лишь в конце рассказа в образе старика-погонщика, да и то мельком: «Старик пастух напился из бака кипяченой воды, – он полбака выпил, – вынул из своей сумки красное яблочко, дал его Артему. «Ешь, – сказал, – точи зубы», – и ушел»; оно еще не столь значимо в жизни ребенка, как материнское, женское. В рассказе символичен и возраст ребенка – семь лет – возраст первого выхода в большой незнакомый мир, первого расставания с матерью, время начала взросления.

Ребенок может физически уйти от матери, противопоставив разлуке память о ней, которая растворена во всем его существе; душевный же разрыв с матерью обрекает ребенка на вечную боль. Значимость этой особой, внутренней связи матери и ребенка раскрывается Платоновым в легенде  «Разноцветная бабочка», герой которой, Тимоша, в стремлении достать и присвоить себе красоту этого мира, воплощенную для него в образе бабочки, забывает о матери, обрекая себя на существование, подобное бабочкам, которых он ловил: «не умирает и не живет». Важнейшим в жизни человека является сохранение этой связи: на протяжении всей жизни Тимоша, возвращаясь к матери сквозь каменную стену, «ни разу … не поймал более ни одной бабочки, и когда бабочка нечаянно садилась на него, он снимал ее и бросал прочь». Уход от матери происходит в состоянии азарта погони, в некоем забвении: «Я только одну бабочку поймаю, самую хорошую, последнюю», - отвечает Тимоша на призыв матери. Тимоша идет по следам «неизвестного человека», который «был бездетный, никого не любил на земле, земля ему была не мила, и все его забыли», которого ничего не держало в этом мире. Забыв о матери, изгнав ее образ из своего сердца, отделив его от своей сущности, Тимоша становится жестоким человеком, способным идти по головам для достижения своей цели: «Он бежал за бабочкой по тропинке в горах, и ночь уже темнела над ним. … Мертвый воробей колотился у Тимоши за пазухой; он вынул и бросил, не жалея его. … он боялся, что бабочка улетит от него».

Но есть то, что держит Тимошу на этой земле, и по осознании им самим разрыва с матерью желаемое, ранее притягивающее и влекущее, навсегда теряет свою заманчивость и прелесть: «… всюду летали такие же светящиеся, разноцветные бабочки … но Тимоша не хотел их ловить, и скучно ему было смотреть на них». Осознание этого внутреннего разрыва горько и больно для Тимоши: «Мама! – позвал он в каменной тишине и заплакал от разлуки с матерью». Однако душевная связь ребенка и матери настолько сильна, что полное ее уничтожение невозможно, а, значит, неизбежно возвращение Тимоши обратно, возвращение, требующее долгих лет и неимоверных усилий: «Тимоша работал целые годы, а выдолбил в кремнистой горе лишь неглубокую пещеру, и ему еще далеко было идти сквозь камень домой».

Возможно, что ребенок сможет внутренне оторваться от матери, забудет о ней, увлекаясь прекрасным, неизведанным; но никогда невозможно наоборот. Старая мать Тимоши, бабушка Анисья, живет на этой земле ожиданием сына: «… у меня тут дело есть, я сына ожидаю». И поистине, с той, поры, как ушел Тимоша, это становится делом ее жизни, тем, что не дает ей умереть. У нее есть это дело, в отличие от старика Ульяна, который, по словам Анисьи, «живет впустую». «А может, и ты напрасно сына ожидаешь … Никто и не помнит его», - возражает Ульян Анисье. Но Анисья помнит и чувствует своего сына, чувствует свою надобность ему: «Мой сын далеко, а сердце мое чувствует его и умереть не может, пока он жив. Он сам вернется ко мне, и я дождусь его», - утверждает мать. И старый «Ульян ушел домой и умер от старости лет», а Анисья «осталась жить и ожидать своего сына». Покой она обретает, лишь дождавшись его, но для нее этот покой оказывается вечным: «Мать прижала его к своей груди … Жизнь ее с любовью перешла к сыну, и он вновь стал ребенком. Старая мать вздохнула последним счастливым дыханием, оставила сына и умерла».

Смысл жизни матери – жить ради ребенка; для женщины смысл жизни – стать матерью. Материнство, взятое на себя женщиной единый раз, взято ею на всю жизнь: мать, забывшая своего ребенка, уже не мать. И как бы далеко ни ушел ребенок, связь с матерью наделяет его душой, а без души человек – животное; то есть человек, утративший душу, умирает, остается жить и ходить по земле лишь его физическая оболочка. Поэтому полная утрата этой внутренней душевной связи ребенка и матери связи возможна лишь в случае потери обеими сторонами своих человеческих обликов, то есть, по Платонову, совершенно невозможна.

Тимоша, оставшись в этом мире без поддержки матери, без образа ее в сердце, остается обреченным ребенком, не имеющим в себе опоры для существования, не имеющим советчика, носителя жизненного опыта («Ты не лови их!» – говорила мать Тимоше в детстве): «А маленький Тимоша остался жить один на земле, не помня ничего, что было. Разноцветная бабочка пролетела над его головой, и он посмотрел на нее. – Это не та бабочка! – подумал Тимоша. – Это другая, и я ее поймаю. Эта лучше!» Он остается жить без памяти; он остается жить без души, «не помня ничего, что было». Память – одна из самых важных категорий в рассказах А. Платонова; память – единственный способ сохранить в себе человека. Не о ком будет помнить и думать Тимоше, и некому будет его ждать, когда, стремясь поймать бабочку, он окажется в каменной пропасти.

Иные ценности несет в себе Григорий Хромов в рассказе «Великий человек», неразрывная внутренняя связь которого с матерью выражается в его поступках, действиях и стремлениях: «Я для всех работаю», - отвечает он «великому человеку» Василию Ефремову, который, чувствуя себя «самым главным, самым сознательным и единственным мужиком во всей деревне», стремится уйти во вселенную; но Василий Ефремович «на вес был нетяжелый; он казался тяжелым от большой бороды и шумного характера». Созданию этого рассказа предшествовала запись А. Платонова: «Все хотели быть летчиками, музыкантами, писателями etc., а один мальчуган гончаром – гений!» (1, С. 38). Так Григорий, унаследовав от матери доброту к людям и трудолюбие, тихо, незаметно делает свое дело в деревне Минушкино, на что Василий Ефремов отвечает ему: «Старайся! … А для народа ты никто – народ тебя сроду не почувствует: был ты или нет…» И Григорию Хромову становится грустно от этой мысли, но «он не знал, как правильно думать об этом, и он начал достраивать колодезный сруб».

Григорий является носителем некоего жизненного смысла, он человек убежденный и искренне верующий в исполнимость своего замысла: «он знал, что помочь ему некому, и с терпением выносил свой тяжкий труд». Характерным здесь становится диалог Григория и Василия Ефремовича на стройке: «Новый мир, что ль, строишь опять? – заинтересовался Василий Ефремович. – Нет, избу для школы, – сказал Григорий. – Зря, – высказался Василий Ефремович. – В этой школе никакой карьере все равно не научишься... Григорий промолчал; ему некогда было, он в это время хотел испытать, как он будет разделывать бревна на доски в одиночку…» Характерно противопоставление пафосно-иронического замечания Василия Ефремовича «новый мир» обыденному ответу Григория: «избу для школы». И эта устремленность Григория, вера в свое дело, его неустанность задевают  и Василия Ефремовича с его сложившейся установкой «совершить подвиг во вселенной»: «Это сурьезно, – произнес Василий Ефремович в размышлении. – Он и без наших масс управляется...» Василий Ефремов помогает Григорию не потому, что меняется его мировоззрение, а потому, что он увидел в Григории некое подобие своего идеала: «…ты для меня теперь вроде осьмушки всей вселенной представился, потому что от тебя мне внутри хорошо стало!» Но, тем не менее, Василий Ефремович становится на сторону Григория, поддерживая его и беря на себя ответственность за его дело.

Этот нерушимый стержень уверенности внутри Григория, который не сломят никакие препятствия, заложен и развит в нем матерью и поддерживается мощью их нерушимого союза, дающего силы им обоим. Упорство в деле существует в нем благодаря великой силе, которую дает ему мысль о матери и хранение ее облика в себе, их нерушимое единство, которое он даже физически не хочет разрушать: «Боюсь – я уйду, а она помрет без меня», - отвечает он на очередной выпад Василия Ефремова (здесь также проскальзывает мотив перенесения ребенком на мать своего видения мира, который мы ранее отмечали при анализе рассказа «Еще мама»). Он не может и представить себе их разлуку: «Я … по матери боюсь соскучиться». Материнское величие осознают и жители деревни, выбирающие мать Григория председателем и называющие ее «мать Мавра Гавриловна», поручающие ей заботу о своем благосостоянии, полагающиеся на нее.

Так истина и любовь к людям, заложенные в ребенке матерью, развиваясь в нем, дают ему уверенность в своем деле, дают ему силы, которые помогают на нелегком жизненном пути; и внутренняя сила, живущая в нем, заставляет уважать его и склоняет на его сторону самых несогласных, делая его поистине великим человеком.

Вышедший во «взрослый» мир ребенок всегда хранит образ матери в себе, в своем существе как самую крепкую опору для преодоления жизненных трудностей; лишенный этой опоры обречен на гибель. Образ матери всю жизнь следует за человеком, вместе с ним, в нем самом; уйти от матери навсегда, безвозвратно невозможно. В рассказах Платонова очевиден мотив возвращения ушедшего в детстве человека обратно. Это «Тимоша» в легенде «Разноцветная бабочка», Аким в рассказе «Вся жизнь». Некое внутреннее чутье толкает и влечет героев платоновских рассказов обратно, домой; возвращение неизбежно,  хотя бы по прошествии всей жизни. Но следует правильно понимать природу этого возвращения. Рассмотрим некоторые определения. Слово «возвращение», определяемое современными толковыми словарями как путь, движение назад, обратно куда-либо, к чему- или к кому-либо, оказывается близко этимологически словам «вращать», «вертеть», обозначающими движение по кругу (2, С. 119; 21, С. 170). «Возвращение, - пишет Н.А. Бабкина, - предполагает двоякое движение: удаление и следующее за ним приближение, а сюжет возвращения в классическом варианте – обретение утраченного, восстановление некоей изначальной ценности» (4, С. 237). И далее читаем в статье того же исследователя: «Платоновское возвращение – это не результат, а процесс, результат которого … является труднодостижимым» (4, С. 236). Следовательно, возвращение – это поиск некогда утраченных ценностей; в его основе лежит желание снова обрести нечто. Герои рассказов Платонова стремятся вновь обрести утраченное в детстве – семью, мать (именно в детском понимании), материнское тепло и любовь. Процесс возвращения есть жизненный процесс: из пятидесяти лет жизни Аким «каждый день хотел уйти домой»; и это внутреннее стремление завершается его физическим и душевным возвращением.

Тема взаимоотношения ребенка и матери является одной из основных тем детских рассказов А. Платонова.  Образ матери ассоциируется с иконным образом богоматери, что прямо определяет ее миссию – защитница, наставница. Мать – душевное, чувственное начало – становится первостепенным в жизни ребенка. Образ матери всю жизнь следует за человеком, вместе с ним, в нем самом; уйти от матери навсегда невозможно. Память о матери становится душевной основой личности, почвой для ее развития и совершенствования.

Список использованной литературы

1. Андрей Платонов. Записные книжки. Материалы к биографии. [Текст] / Платонов Андрей. – М., 2006
2. Большой толковый словарь рус. яз. [Текст] / гл. ред. С.А. Кузнецов.  – СПб, 2003
3. Платонов А.П. Сухой хлеб: Рассказы, сказки. Сост., подготовка текста, комментарии Н.В. Корниенко [Текст] / А.П. Платонов. – М., 2011
4. Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Кн.4 [Текст] / отв. ред. Е.И. Колесникова. – СПб, 2008