Валерий РОКОТОВ. Ё, или Новый русский Сатирикон. Отрывок из книги
Ё
«Ё» – звук очень русский. В нём очень много для сердца русского слилось. И много в нём отозвалось.
Звук «ё» в России слышится чаще всех других звуков. Он невольно вырывается из груди, когда тебя что-нибудь потрясает. Или когда вдруг задумаешься о жизни.
Поэтому и буква «ё» невероятно живуча. Несмотря на то, что её упорно игнорирует печатный станок, она существует. Её высокомерно не замечают, пытаются истребить, а она есть. Она живёт и побеждает. Это праздник, который всегда с тобой.
По этой букве скучаешь, когда уезжаешь из России надолго. Она тебе снится. Ты вскрикиваешь, пугая мирных буржуев, а потом не можешь уснуть и глядишь в гостиничное окно, где всё вдруг кажется бесконечно чужим, потому что нет там нашего «ё». И, похоже, не будет.
Эта буква вспоминается, когда пролетают над головой журавли, когда видишь берёзки или слышишь родную речь. Она наполняет тебя высокой поэтической грустью.
Иностранцам всего этого не понять. Им никогда не вникнуть в суть нашего «ё». Им никогда не постичь, нафига оно нужно? И отчего оно нам так дорого?
Нам самим этого не понять. Не понять, почему без него нам трудно, неуютно и скучно? И откуда в нас эта вера в «ё»? В то, что «придёт оно большое, как глоток, глоток воды во время зноя летнего». И главное – совершенно непонятно, почему это заставляет нас улыбнуться и вселяет какой-то отчаянный, непостижимый человеческим разумом оптимизм?
«Ё» – это первое, что рвётся из уст, когда ступаешь на родимую землю. Это звук глубокого философского озарения. Ты внезапно всё понимаешь. Ты осознаёшь, что здесь, на твоей великой земле, «ё» оно навеки моё! С него в России всё начинается и им кончается. И как только ты в это врубаешься, то сразу расправляешь плечи могучие и, веселея, осознаёшь: «Ну вот я и дома!»
*
ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
В магазине спрашиваю:
– У вас свежие генетически модифицированные продукты есть? А то у меня что-то хвост плохо растёт.
– Ну-ка, повернитесь, – говорят.
Глянули, головой покачали.
– Да, жидковат. Давно это у вас началось?
Стыдобище! Сквозь землю провалиться готов. Вокруг все люди как люди: рожи красные, носы лиловые, хвостищи пышные. Один я, как придурок. Как не России сын.
– Да знаете, – объясняю, – после того, как в деревню наведался, под Псков. Ел там морковку с огорода, луч репчатый, бабушкин борщ, холодец с картошкой и самогонкой эту дрянь запивал. С молодухами ещё на свежем воздухе до зари кувыркался – по сеновалам целый месяц, как окаянный, скакал. В общем, нарушил режим, братцы, расслабился и вот результат – хвост еле дышит уже. Того и гляди, отвалится на хрен. Какой-то стручок торчит. Неловко спиной повернуться.
Посочувствовали мне добрые люди: да, дескать, беда. К врачу бы тебе, сердешный, не опоздать.
Не люблю я по больницам таскаться, но кинулся, а что делать? В очереди, гляжу, у всех та же беда – хвосты поникшие, куцые, и лицом все бледны. Похоже, как и я, сталкеры, искатели приключений в аномальных местах. При этом кто с фонарём, кто под конвоем. Одного в наручниках на принудительное лечение доставили, чтобы народ не злил. И каждый второй валидол рассасывает. А как не рассасывать? Самого, пока ехал, тридцать раз освистали.
Не знаю, как очереди дождался. Захожу к доктору, ни жив, ни мёртв. Дрожь пробивает, в голове туман. Думаю: а если ампутацию назначат? Не переживу!
Тот (молиться за него буду до конца дней!) только взглянул и сразу рецепт писать.
– Тяжёлый случай, – констатирует, – но попробуем излечить. Значит так. На первом месте, конечно, соя американская, предназначенная для имитации пищи, и окорочка. Финские арбузы в пищу чаще употребляйте. Пейте больше молдавского вина. Они виноградники пестицидами заливают. Восхитительный результат!
– Самое дешёвое покупать? – спрашиваю.
– Нет, – говорит, – любое подходит. Ещё яблоки голландские, вечные.
– Это те, что блестят и радуют натуральной отдушкой?
– Точно. Потом попробуйте байконурский кумыс. Правда, от него побочный эффект зафиксирован. Можете облысеть.
– Это ничего, – сообщаю. – Всё равно мода в этом направлении движется.
– Сгущёнка донецкая хороша – у них там коровы уже канцелярскими чернилами доятся. Только от неё зубы выпадают.
– И это нам нипочём, – уверяю. – На мягких продуктах жить буду. Как космонавт.
– Ну, и отечественную продукцию не забывайте: говядину из районов активного животноводства близких к радиоактивным отстойникам, воблу камскую пучеглазую, светящиеся ватрушки со штампиком «Арзамас-16», варенье норильское, богатое серой и углеродом, шоколад тюменский прессованный.
– Это тот, – уточняю, – что распадается в желудке на мазут и какао?
– Он. И смотрите – больше так организм не насилуйте. Ещё раз сорвётесь, и помочь не смогу.
– Да, я, доктор, – кричу, – теперь из Москвы больше не выеду никуда!
Месяц точно рецепту следовал. Всё, как назначено, принимал. К концу срока глянул в зеркало и повеселел. Великая вещь – медицина! Хвост – дыбом. Заблестел, распушился – приятно посмотреть. Словно у меня павлины в роду. Теперь из городской массы не выделяюсь ничем. Чего и всем желаю.
*
ВИДЕНИЕ
Столько лет страна ждала, пока элита насытится, обеспечит себя на двадцать поколений вперёд! И вот это время приходит.
В стране происходят потрясающие события. Уцелевшие фронтовики перебираются из берлог с буржуйкой и лампочкой Ильича в человеческие жилища с рабочей электроплитой и уютной сантехникой – туда, где душа и тело перестают изнывать от страданий. Женщины, вопреки историческим обстоятельствам стремящиеся стать матерьми, ощутили, что правительство им горячо симпатизирует, а не люто ненавидит, как раньше казалось. На деньги, конфискованные у финансового хорька средней величины, заложена термоядерная электростанция. По морскому дну потянулись газопроводы под привычные крики о нарушении демократических идеалов.
Вот и оборонная промышленность стала вооружать свою армию, а не соседние. Флот недавно обзавелся вёсельной лодкой с пулемётом «Максим» на корме. Не впечатляет, конечно, но всё ж лучше, чем ничего. В воздушные силы поступил кукурузник для опыления противника ядохимикатами. Сухопутные войска ожидают новый броневик, созданный на основе малолитражного автомобиля для людей с ограниченными возможностями. И это только начало! Уже разработан особо прочный ручной гарпун для борьбы с ядерными субмаринами. Зеки наряду с сапогами производят для сил ПВО дальнобойные берёзовые рогатки. Из бездомных собак и кошек формируются батальоны переносчиков блох на вражеские территории. Просто дух захватывает от гордости за державу.
Кино стало другим. Раньше ведь как было: что ни русофобский фильм, так его создателю – медаль на грудь и премию в руки. Бывало, сидишь на фестивале и тихо сатанеешь, думая про себя: «Неужели русское дерьмо так высоко ценится, если за его демонстрацию столь щедро вознаграждают?» Но теперь – всё, прикрыли лавочку. Теперь если такое кино снял, сам его и смотреть будешь. Причём вдали от России.
И политический голос окреп. Никто уже не подбирает носовых платков американского госсекретаря и не подаёт, как мальчик-паж, с подобострастной улыбкой.
Вообще, что ни день, то новая радость. То министра атомной энергетики пересадят с мягких заморских нар на более жёсткие, отечественные, то местного царька, построившего феодализм в отдельно взятой губернии, арестуют на глазах избирателей, вкусивших радостей крепостничества. Честно говоря, приятно смотреть, как центральная власть отменяет оброк, барщину и рабовладение. Спасибо ей за всё это.
Одного жаль – регионы упорно тянут с индустриальным рывком. Тамошний элитарий ещё не насытился. Ещё не у каждого провинциального олигарха яхта размером с атомоход. Но скоро, верится, будет у каждого, и тогда…
Зажмурившись, вглядываешься в будущее, и удивительные вещи грезятся там. Не узнаёшь родной державы. Перед тобой уже не место, куда ссылают души грешников для мучений, а рай обретённый.
Первым делом отмечаешь, что Закон больше не считается сводом юмористических текстов. Он действует и одинаков для всех. Колхозник, укравший мешок комбикорма, чтобы загнать его и опохмелиться, уже не получает на суде больше строителя финансовой пирамиды, проклинаемого половиной страны.
Милиционеры стали похожи на людей – не матерятся, не бросают алчные взгляды на женщин и не ведут нетрезвых граждан в кутузки с целью грабежа. И сами отделения – это уже не бизнес-центры, где в каждом кабинете проходят деловые переговоры. Если тебя обманули, ты уверенно обращаешься в органы, где принимаются меры, а не предлагают мошеннику выкупить заявление.
Дороги смерти, украшенные венками в память тех, кто не доехал до дома, сменились безопасными автострадами. Городские автомобилисты упражняются в вежливости, а не в сквернословии, и не стремятся сбить пешехода, шагающего по «зебре» в полном соответствии с дорожными правилами.
Полный порядок в войсках. Призывникам уже не выбивают зубы для профилактики. Прапорщикам, приставленным к военным складам, разрешено служить до той поры, пока ноги ходят, а не пока руки носят. Новая техника летает, ездит и плавает с помощью двигателей внутреннего сгорания, а не мускульной силы рядового состава. И стреляет не желудями.
Телевидение прекратило воспевать алчность и низменные инстинкты. Писатели бросили глумиться над понятиями добра, долга и справедливости. С эстрады исчезли извращенцы, стремящиеся стать кумирами молодых поколений. «Тату» был последним символом подросткового блядства. Школьницы перестали мечтать стать секс-бомбами. Роддома из обителей скорби и ужаса превратились во дворцы счастья, а молодые мамаши уже не овладевают искусством использовать один памперс в день.
Уже не достаточно доехать до столичного пригорода, чтобы своими глазами увидеть, как жить нельзя. Москва перестала быть островом капиталистической безмятежности, омываемым морем слёз. Сбылась мечта поэта Башлачёва – провинция стала третьей столицей. Причём самой красивой, самой лучшей из них.
Эх, пора прекрасная! Невероятные времена! Подумаешь о них, и снова жить хочется.
*
ОПЯТЬ ЖУРНАЛИСТ
Я журналист, но уже шесть лет как в завязке. Честно говоря, если б не детёныш и новая серия компакт-дисков «paper sleeve» с высоким качеством звука, я бы снова в это дерьмо не полез. Но памперсы и коллекционный рок недёшево обходятся, и вот пришлось взяться за старое.
Штольц, бледный и кашляющий, сидел там же, где и шесть лет назад. Тесная контора, пыльное солнце лучится сквозь жалюзи, неубрано, гадко – всё как всегда. Моему появлению тут не сильно обрадовались.
– Давненько тебя не было видно, Большой Джек, – изрёк Штольц двусмысленно. – Что, опять на мели?
Я подошёл вплотную к столу и сурово спросил:
– Есть работа?
Он помолчал.
– Плохо ты ушёл тогда, Большой Джек. Ты хоть знаешь, что после той твоей статьи у меня спокойная жизнь кончилась? Мне за твою писанину уши отрезали и ещё кое-что, чего уже давно не было нужно, но всё равно жаль.
– Да, я что-то слышал об этом. Говорили, что тебе не поздоровилось. Но ты сам эту профессию выбирал.
– Так-то оно так, – согласился известный в нашем кругу оператор, – но я надеялся, что ты хотя бы выразишь мне сочувствие, ведь я тебя с деньгами никогда не обманывал. А ты просто взял и пропал.
– Не болтай. Кому в наше время нужно сочувствие? Ты же не баба.
– Да, сучьи времена, – смягчился он, а потом покряхтел, почмокал и, порывшись в ящике, бросил на стол глянцевый снимок, с которого широко улыбалось знакомое лицо. – Знаешь его? Уничтожить!
С Малышом мы были знакомы сто лет. Вначале писали про пионерские зорьки в молодежных газетах. Потом толкали в парламент представителей коровинской ОПГ, называвших себя «трактористами». Коровинцы, помню, действовали с весёлым нахрапом – окучили Комитет по культуре, открыли дюжину фондов, куда слили бюджетные миллионы, но насладиться плодами своих трудов не успели – всех почикали. Никто не выжил.
Вскоре Малыш подался в политику, возглавил Комитет по защите моральных ценностей, но кому-то вовремя не откинул, и вот попал под разбор.
Встретившись, мы обнялись с какой-то отчаянной радостью, а потом начали вспоминать, и у обоих по раскрасневшимся щекам потекла влага. Что ни говори, золотое было время – юность, пора надежд. Наперебой всё взлетало: «А помнишь?..», «А помнишь?..»
– А Лось-то где?
– Порешили Лося. Одного серийного убийцу всё отмазывал от тюрьмы, а тот его возьми, да и кокни. Так и не успел порвать с журналистикой, бедолага.
– А Лёва Гранатомет?
– Этот высоко парит. Меняет у папуасов наши ржавые танки на их героин. Вот кому покатило по-крупному – живёт так, как нам и не снилось. К нему теперь на кривой козе не подъедешь. Не то, что ко мне. Я-то не забываю товарищей по профессии.
В тот душевный вечер мы вспомнили всех: стыдливого Марка Перо-молния, ядовитую Ларочку Стокобазу, гордого Ваху Индейца, не знакомого с орфографией, припадочную Алису Убей-убей, свирепого Василия Бью-два-раза, Гвоздя, писавшего стихи после работы, вечно голодного Костю Деньги-вперед – всех, в ком горела искра.
Прощаясь, снова крепко обнялись и договорились встречаться.
Через неделю Малыш позвонил среди ночи и признался, что не верит своим глазам. Просил сказать, что это не моих рук дело. Потом заскулил, что он никакой не «зоофил-подвижник» и никогда ничего подобного не совершал: не насиловал участниц детского духового оркестра, не участвовал в сатанинских обрядах с человеческими жертвоприношениями, не морил пенсионеров в приютах, не грел руки на пособиях для сирот, не продавал уран врагам Родины, не душил в детстве кошек, не писал доносов на свою мать и никогда не показывал задницу прохожим с крыши своего особняка. Под конец завопил, что я сукин сын и подонок. Будто он чем-то лучше меня.
Он потерял всё, что имел, в полнедели. А ещё через пару дней его нашли в тенистом скверике повесившимся на верёвке от детских качелей.
В тот же день старина Штольц со мной расплатился. Гонорар, как обычно, оказался урезан, но я не возражал. Это ему от меня небольшая премия за уши и за то, чего давно не было нужно, но всё равно жаль.
– А ты не потерял формы, Большой Джек, – признал он и плеснул мне в стакан. – Молодец! Если честно, трудно работать с молодыми. Им дело поручаешь, а они квасят и по тусовкам слоняются. Я предпочитаю тех, кто остепенился, вполне счастлив в своей семье и жизнью проверен. Кстати, тут есть крупный заказ. Надо создать в народе уверенность, что мы идём верной дорогой. Возьмёшься?
Чтобы не выдать интереса, я отогнул упругие жалюзи, посмотрел на бегущую толпу в давно немытом окне, а потом холодно спросил:
– Сколько?
Штольц ответил.
– Идёт, – кивнул я.
*
КАК НАМ ЗАТРАХАТЬ АМЕРИКУ
Вот кто-нибудь думал, что будет, если доллар отменят? Если правительство США вместо зелёной бумажки выпустит розовую? И по-другому её назовёт. Например, «северо-американская квача». Вот сколько людей на планете, узрев эту квачу, отправится к праотцам? Думаю, пипл начнёт склеивать ласты целыми континентами.
Ведь все деньги мира обратятся в бумагу. Почему это произойдёт, мне объяснил знакомый экономист. Я не понял ни черта, но поверил, потому что так орать и креститься может только специалист. И вы поверьте: всё рухнет. Завалятся евро, фунт и юань, швейцарский франк и шведская крона. Сгинет рубль. Не устоит даже монгольский тугрик, обеспеченный сочной степной травой и кумысом повышенной жирности. Начнётся натуральный обмен. Будем меняться. Килограмм гвоздей – на стакан сметаны. Зубную пасту – на молоток. Верёвку – на мыло. Смотря у кого чего нет.
Весёлая жизнь предстоит. Появятся новые средства платежа: шкурки пушных зверьков, оленьи рога, соль в пачках, икра прессованная, янтарь весовой. Лет через сто люди снова поверят бумажным деньгам. Но это будут другие люди, не мы. Мы с вами проживём свою жизнь среди рогов и мешков с сахаром. Мы будем сгибаться под тяжестью ракушечных ожерелий. Мы будем спать на сундуках с янтарём и прочей хренью, вскакивая по ночам от мысли, что спички в сарае опять отсырели. Такая нам выпадет доля.
Меня всегда поражало одно. Вот это удивительное спокойствие. Копец приближается, а не шевелится никто. Почему я один за всех парюсь? Это у нас черта такая. Знаем, что надуют, но считаем, что обойдётся. Знаем, что не обойдётся, но полагаемся на авось. Знаем, что авось не прокатит, но на Бога надеемся. Знаем, что Бог не помилует, но воображаем, что сами не оплошаем. Знаем, что оплошаем, но думаем, что кривая вывезет. Знаем, что кривая не вывезет, но рассчитываем, что свинья не съест. Знаем, что свинья съест… Короче, понятно, что лоханёмся.
Так надо готовиться. Хотя бы запасаться рогами. Нырять в родные озёра за ракушками каури и учиться изготовлять ожерелья.
Но рога и ракушки – это, конечно же, фигня полная. Нужны идеи! Вот что делать, чтобы Америка свои долбанные доллары снова принимать начала?
Ясно, что ядерными ракетами её не особенно напугаешь. Ей самой ракеты эти девать некуда. Всё думает, в кого бы ими пульнуть? Утилизировать, так сказать, методом применения. Торговое эмбарго Штатам объявлять глупо. Там его и не заметят, наверное. Поэтому остаётся одно – Америку надо затрахать. Как-нибудь её задолбать. Довести до безумия.
Можно, например, натирать конверты чесноком и отправлять в США. Они там каждый такой конверт будут отдавать на экспертизу, тратить кучу бабла, и рано или поздно американская экономика надорвётся.
Потом, мы слишком долго ели американские окорочка. Это привело нас к чудовищной деградации. Тупость, лень и утрата моральных ориентиров, провалы в памяти, галлюцинации и похмельный синдром, чувство страха, вины и неразделённой любви – это всё, конечно, от них. Короче – взять справки и сгоношить коллективный иск. Бушу. Ноги его, вот пусть он, пакостник, за всё и ответит.
Всех американских туристов, приезжающих в Россию, подвергать психологической пытке. Привязывать к стульям и заставлять смотреть сериал «Доярка из Хацапетовки». А потом отпускать, потому что тот, кто это досмотрел до конца, разума лишается точно. Так мы обеспечим въезд в США огромного числа идиотов. На то, чтобы их вылечить, уйдут миллиарды.
Особая надежда – на нашу просветленную либерализмом интеллигенцию с её отчаянной нелюбовью к властям и борьбой со своим государством. Всех – за океан. Пусть борются с американским государством: выискивают мрачные страницы его истории, разрушают мифы, воюют с памятниками, а также требуют предельной свободы личности и демократии без границ.
Вот бы реформаторов наших внедрить в правительство США! Если б Чубайс американской энергетикой занялся! Огромную бы услугу Родине оказал. Его бы в итоге казнили на электрическом стуле. Но мы бы чтили его как великомученика и поминали в молитвах.
Жириновского ещё туда, чтобы мозги пудрил. Пусть американские солдаты направляются к Индийскому океану – сапоги мыть. А мы, пока они туда топают, экономически воспрянем и духовно подтянемся.
Экономист мой знакомый подбросил интересную мысль: тайно отпечатать новую денежную единицу (рупь) и поступить по примеру наших заокеанских друзей – накопить астрономический долг в рублях, а потом послать к чертям кредиторов. Как только американцы выпустят свою квачу, мы введём в обращение рупь. И начнём обменивать его в расчёте: одна бумажка на тонну бывшей денежной массы. То есть станем второй супердержавой-мошенницей. В результате мир снова станет биполярным и очень устойчивым.
После всех этих мер американцы дрогнут. Они поймут, что мы не валенки, а непостижимый народ, и захотят вступить с нами в переговоры. Внимание! Нашу делегацию надо обязательно сформировать из блядей. Кто-то скажет, что мы так и делаем, но я это не в переносном смысле. В прямом. Набрать по стриптиз-барам оторванных баб – таких, от которых кровь закипает и глаза лезут на лоб. У вражеских дипломатов мозги отключатся, и они всё подпишут. Всё сдадут: Аляску, зоны активного рыболовства и нефтяные шельфы. Американцы выведут отовсюду свои военные базы, потом сядут на пароходы и уедут в Европу и Африку, а землю вернут индейцам. Русская блядь – это же штучка посильнее «Фауста» Гёте. Она и не на такое способна.
Но это, так сказать, программа максимум. Так далеко, может быть, заходить и не надо. Я как представлю Моргана Фримена с мотыгой на земле предков, сердце кровью обливается. Пусть он лучше в Голливуде работает и «Оскары» на полочке держит, а не пытается сплавить их на толкучке.
Мы же не звери. Нам главное, чтобы Америка сказала: «Ладно, пацаны, где мои долбанные доллары? Приносите!». И тогда снова зацветёт черёмуха и заиграет гармонь, девки косы заплетут и пойдут хороводами, и жизнь превратится в праздник.
*
