Марина КУЛАКОВА. Русский космос: сколько стоит килограмм зерна
«Основное – пшеница, на что и живём», - говорит Александр и открывает тяжелые двери помещения-склада, которое издавна принято называть амбаром, - выглядит оно ангаром.
Килограмм зерна стоит – стоил в прошлом году… 5-7 рублей. Не кажется ли вам, что это – практически нисколько? Ценообразование в нашем сельском хозяйстве – это особая песня. «Ценообразовали», видимо, считают, что цены на зерно и молоко от производителей, – там, около земли, - уходят в землю и стремятся к нулю. Почему же именно там они стремятся к нулю? А потом вдруг, на прилавках магазинов – космически увеличиваются. Сверхприбыли получают отнюдь не те, кто растит хлеб. И чтобы растить его и достойно управляться с землёй, создавая настоящий русский космос – надо быть воински сильным человеком.
Александр Горнушёнков учился в техникуме на агронома. Потом служил в армии – в Красноярском крае. В космических войсках. Не оттуда ли секрет особой связи с землёй? И с техникой? Скажем сразу – вряд ли. Хотя прикосновение к космосу – очень важная черта. Русский космос – именно то, что составляет и очерчивает всю его жизнь. После космических войск вернулся на родную землю. И никуда практически больше не уезжал. Там – его дом, его отечество, его поле. Жена Светлана и трое детей, дочери: Маша, Оля, Ирина. Все помогают, Иринка с детства лихо управляется с комбайнами и тракторами.
Отец Александра работал в колхозе на комбайне. Именно от него унаследовано главное – отношение к труду.
Удивительно русская биография. Скромная такая. Немногословная.
Середина августа, - в просторных хлебных закромах зерна ещё мало – уборка задержалась из-за погоды. Основной урожай ещё впереди. В полях. Но и эта первая горка неповторимо пахнет будущим хлебом, светится изнутри золотым солнечным светом - «зернёное солнце».
«В этом году жарковато. Полтора месяца дождя не было… Потом пошли дожди, и зерно налилось… Только начали уборку – опять дожди».
Земля здесь, на юге Нижегородского края, чернозёмная, плодородная – как черное масло. Лишь бы дожди вовремя, и урожай будет, порадует.
Тогда я обмолвилась о случайном разговоре с человеком из соседнего, такого же чернозёмного района, уехавшим из деревни в город. Он сказал: «…да, у меня тоже земля была. И я продал свой пай… его обрабатывать – техника нужна, а где её взять? …
Где же взял технику Александр Горнушенков?
Копченый, Угрюмый, Пьяный и другие. Откуда?
Трактор «Беларусь» и «КамАЗ» Александр купил, когда ещё работал в колхозе. В начале девяностых. Конечно, техника подержанная, старая. Потому и недорогая. И работала, и работает она на износ, но износ – при мастерском отношении – не наступает долго. Новой техники никогда не покупал – ремонтировал, приводил в рабочее состояние и держал в нём, в этом самом рабочем состоянии – то, что есть. Купить новый трактор? За 6 млн. – попробуй! Это невозможно. Просто невозможно, нереально, даже в рассрочку.
«Каждый год какой-то металлолом покупал и покупаю. Покупаю – ремонтирую, покупаю – ремонтирую. Сейчас тоже можно купить такую «технику» – и колхозы, и частники продают», - говорит Александр.
Значит, можно… было бы желание. И, опять же, любовь. Потому что именно любовь одухотворяет – вкладывает во всё душу и даёт всему имена…
Первый трактор получил имя Копчёный. Потому что коптил. Второй трактор механизатор почему-то назвал Угрюмым. Видно, было, за что. А третий – Пьяный. Почему? «Да с Пьянского, - Пьяного Перевоза его привёз» - улыбается хозяин.
- Так вот и общаетесь с ними, со всеми, так и обращаетесь?
- Да, а как же? – Иди, с Копчёного принеси, - если что надо, - а как ещё скажешь? И сразу понятно. Ещё один трактор есть, я его ещё не собрал пока.
- А как его зовут?
- Никак ещё!..
Лицо, которое сначала казалось почти суровым, озаряется, глаза оказываются синими, улыбка становится ещё шире,
- … он в борозде ещё не был! – поэтому никак пока не зовут.
Трудовое «крещение» у этого трактора ещё впереди. И это не трактор пока. Металлолом. Человеческие руки, руки потомственного земледельца, дадут ему жизнь. Имя, – и жизнь.
Особая гордость этого хозяйства - сортировальная машина, с помощью которой от зерна отделяются ненужные примеси и сорняки. Сама машина – огромный агрегат, с автоматическим заборником, изобретённым самим Александром Горнушенковым. Автоматический заборник – кузов от тележки - поднимается, зерно ссыпается сверху и происходит сортировка, которая раньше делалась вручную, и требовала нескольких работников, занятых на этом участке. Сейчас тонны зерна сортирует один человек, и справляется с этим легко. Производительность – 25 тонн в час. Рядом стоит транспортёр, и отходы отправляются сразу на вывоз, в другую машину.
Земля у них, кроме своего пая, - в аренде, 200 га, и у них в хозяйстве работают по найму механизаторы-пайщики.
В январе 1996-го года Горнушенковы оформились как фермерское хозяйство. Основное направление, специализация – зерновые культуры. Выращивают пшеницу, ячмень и овёс. Овес идет на фураж и отдаётся пайщикам.
- Кто покупатели «большого хлеба», этих тонн зерна, пшеницы? Кому продаёте?
- Покупают мельзаводы и птицефабрики.
Транспортировкой зерна занимаются сами, - хозяйство, подворье осуществляет полный цикл производства: от земли - к переработчику и потребителю. Иначе - невозможно выжить. Они чудом выживают. И сеют, и пашут, и растят, и реализуют свой хлеб. Наш хлеб. Чудом - и огромным, героическим, космическим усилием. И государство, и «рынок» - относятся к ним глупо, хищно, нагло, - грабительски.
А они живут, работают. Да, семья - это главная опора. Родителей Александра уже нет в живых, совсем недавно умерла мама. А вот с родителями Светланы, Владимиром Ивановичем и Валентиной Андреевной, они очень близки, постоянно помогают друг другу - эта семья, как и любая русская традиционная, патриархальная семья, состоит из многих поколений и ответвлений, когда "под ногами топочут дети, а за столом поют старики"... Это правда - дядя Вова, Владимир Иваныч, играет на гармони, и каждый праздник, каждые семейные посиделки - это песни. И поют в этой большой семье - все, не только старики.
Отечество трудяг
Сквозь «железное» - насыщенное металлом - пространство мастерских и фермерского технопарка мы направляемся к дому, и по пути видим в укромном закуточке среди яблонь, наливающихся румянцем, маленькие, совсем маленькие деревянные домики… Пчёлы?
- Отцовские ещё… – поясняет Александр, и мы останавливаемся посмотреть на маленькую пчелиную «деревеньку»… - Когда отец ещё был живой, мы качали очень много – цветка много цвело.
Слушаю и думаю: как много здесь, на этой земле – от отца… Отец – был комбайнёром, выезжал в эти же поля, убирал хлеб, собирал мёд… Вот это и есть Отечество – его корень, его смысл, пространство…
- …Тогда гречу в колхозе сеяли – сто гектар, - продолжает Александр, - она долго цвела, до середины августа с неё пчелы брали. С осота, с молочая, с рапса. Всё цвело в полях, на лугах. Тогда поля были не обработаны химикатами. Теперь… у нас только с десяток пчелиных семей. Больше не надо, и меньше опасно оставлять.
Вот, - он показывает на ближайший улей, - в этом году рой поймал, когда он отроился, у них сразу появилась матка, они начали работать. Два «магазина» уже натаскали. (В пчеловодстве часть улья, в которой находятся рамки для складывания меда, называется «магазином». МК). Сильная семья, матка молодая, здоровая. Живут пчелы – приятно смотреть. И себе немного слатенького накачать. Трудяги… Вот желтенькое несут на лапках… Делают воск, наващивают… Сейчас они все заклеивают к зиме. Всё, больше в этом году сбора не будет.
Хозяйка животворной теплицы
Животноводческая часть хозяйства похрюкивала в сумраке двора. Чуя незнакомых людей, обитатели отпрянули сначала, но потом подошли к загородкам, потянулись к хозяевам. Светлана включила свет. Свиноматки кажутся огромными, особенно одна, - просто гигант! «Свиноматерь»…
Зная, какими маленькими рождаются поросята, и видя в соседнем загончике трёх худощавых поросячьих «подростков», задаюсь вопросом – сколько же нужно времени, чтобы поросенок превратился в такое огромное животное:
- Сколько ей?
- Ей два года…
Свиноматерь доверчиво тянется к хозяйке, Светлана, поглаживая её, рассказывает о своём живом хозяйстве-производстве:
- Один год она росла… потом погуляла, и через четыре месяца, как погуляла, - опоросилась. Полтора месяца поросята были с ней, а потом я их отняла.
- Чем вы их кормите, - и взрослых, и поросят? Чем лучше кормить, чтобы они хорошо росли?
- Зерно мелем на посыпку, посыпкой кормим. Конечно, желательно бы им молока, чтобы послаще была у них еда. Но молока у меня коровьего сейчас нет. Только козы. И я им только немного белю молоком. Забеливаю, и то не всегда. А основа, конечно – это свой хлеб, зерно, - обмолотим, намелем, и даём.
И здесь основа – хлеб.
Знаю, что хозяйка раньше занималась «родовспоможением» - у своих питомцев принимала роды, на руки принимала – и поросят, и телят – всех, кто плодился в её теплой топочущей ферме-терме. Накануне приезда на ферму Горнушенковых у меня в сознании почему-то отчетливо прояснилось, что «ферма» и «терма», t/ferma – это одно слово. Односмысловое с римскими банями, однокоренное с термометром. И термосом, хранящим горячее тепло. Ферма (терма) – это теплица. Созданное человеком пространство для усиления и хранения тепла, потому что тепло – животворно. В нём – рождается, растет и крепнет новая жизнь.
- Как вы оцениваете этот год? Удачен ли он?
- Вполне. По одиннадцать поросят принесли, и все живые. Я оставила троих, остальных продали. …Раньше, когда они начинали пороситься, я с ними была постоянно. Принимала сама. А в этот раз, в этом году, я не подходила к ним. Они опоросились сами, и, может быть, это и к лучшему, когда их не беспокоишь.
Две козы и три козленка пасутся на луговине. Козы дают по полтора литра молока.
Для семьи. Для дома.
«Подворье – это не в тягу, - говорит Света, - дом и подворье – это все вместе, один узел, одна система. И огород держим, и скотину: как же – не держать? День расписан по часам и минутам. Встаешь – надо обязательно идти – накормить, напоить, подоить. Без этого нельзя, невозможно».
Александр подхватывает:
– Я вот не могу, даже в воскресенье – лежать и ничего не делать. Какой отдых? Пойду, посмотрю – все надо что-то. То покручу, то привинчу, то приварю, то режу… А лежать – не могу. Тошно сидеть без работы, не могу, никак.
Они не умеют не работать. Вот и весь секрет их большого и живого, животворного, хлебного во всех смыслах, кормимого и кормящего подворья. Подворья, которое кормит не только их семью, которую они считают своей главной ценностью и главным результатом. Они когда-то остались здесь, не уехали в город, - почему? Потому что колхоз построил им дом, который они потом «укрупняли» каменным пристроем сами. Так они мыслят. Но главный ответ – они остались и живут здесь по любви. По любви друг к другу, и к земле, отцовской, материнской земле.
На столе у Горнушёнковых – всё, по большей части, своё. Попить чаю – означает много всего на столе - и ягоды, и фрукты, и овощи. Хозяин обмакивает четвертинку свежего огурца в прозрачный золотой мёд – и говорит: «Попробуйте-ка… словно арбуз получается!» Вот это да! – и вправду… Все дружно хрустят неожиданным огуречно-медовым «арбузом».
«С мёдом можно есть всё, – говорит Александр, - это точно, мы выросли на этом. Раньше ведь мы конфеток не видали. У нас был всегда мёд. Мама пекла ситный хлеб – в печи. Молоко, мёд, ситный. Хоть утром, хоть в обед, хоть вечером. Из пшеничной муки, на дрожжах, - мама всё делала, замешивала с вечера, чтобы тесто подошло. А утром печь растапливала и пекла: и круглые, и в плошках...»
«А почему он - ситный называется? - спрашиваю я, хрустя медовым огурцом, и тут же соображаю… потому что – сито? От слова «сито» ?.. » «Наверное, - поддерживают меня, - муку-то всегда дома просеивали через сита, вон и сейчас они есть… Их много всегда было, сит, - разного размера, большие и поменьше, поменьше… Не через одно, через несколько – просеивали, чтобы мука пышная была, кислородом насытилась… »
Ситный. Вкусно.
У Горнушенковых даже кошка больше всего на свете любит хлеб. Выпрашивает его за столом, это её главное лакомство. Вкусно, кто бы спорил.
Рядом с мёдом на столе в стеклянной изящной вазочке – ещё один неповторимый десерт здешних мест – варенье из полевой клубники. Аромат и вкус её – не сравним ни с какой другой ягодой, и в удачном вареньи получается сохранить все это, получить ещё один вариант заготовленного на зиму летнего солнца.
Я помню этот вкус с глубокого детства: по ягоды в луга, в Ендовищи, я ходила совсем маленькой… Чернуха – родная деревня моей бабушки, наши с хозяйкой бабушки – родные сёстры…
Собираем ягоды, их много, они пахнут счастьем и сладостью бескрайнего детства, из-под ног прыгают кузнечики, жаркое, жаркое солнце, от которого некуда скрыться – ни одного деревца кругом, бескрайний простор - только поля, луга, покатые холмы и неглубокие ложбины … Километры душистого разнотравья, километры цветов и ягод. И в таких же, как ягоды и цветы, косыночках и платьях – мы, и переклички девчоночьих и женских голосов.
Собираем ягоды… Набрали. Пришли домой. Теперь очистить их надо от лепесточков, от черешков, это особое дело, кропотливое. А уже не хочется. Наелись. Собрать-то, пожалуй, легче…
- Собрали ягоды – очистить…
- Чищу - я. В основном! - Александр всегда рядом с женой. В трудную минуту. Чувствуется, что всегда и с удовольствием выполняет самую тяжёлую работу. Света улыбается, продолжает:
- Положить сахар, - пропорция добавления сахарного песка зависит от спелости, от кондиции ягод, - она бывает разной. В этом году ягода была очень сочная, переспелая, и я положила сахар один к одному.
- Как определись – готово, или ещё поварить? Я слышала, некоторые хозяйки варенье очень долго варят?
- Мама меня так научила, с самого детства: как определить готовность варенья? Капнуть капельку варенья на спичечный коробок. Капну с ложки на спичечный коробок, и коробок переворачиваю. Если капля не падает, не стекает, не капает – значит, варенье готово. Если стекает – значит, его ещё надо варить. Не упала, осталась на коробке загустевшая капелька – сразу выключаю. Сварилось? – и с хлебом!
Господи, как все просто, казалось бы, как всё просто…
Яровые хлеба засевать - под весеннее, ярое солнце, озимые - в зиму… Это ли не космос? Около каждого дома встают там – Александр и Светлана, Фёдор и Галина, Владимир и Валентина, и многие ещё, чтобы был хлеб, и молоко, и мёд, и покой, и сила. Не космические ли это войска?
Конечно, хлеб - всему голова, основа, но ведь и не хлебом единым… - и песней, и словом, и духом, и мёдом человеческого общения и любви. И силой отечества своего жив человек.
Нижний Новгород
Сентябрь 2012
