Николай ЧЕПУРНЫХ. Короткие рассказы
НОСКИ
Они одновременно и очень робко, стеснительно прошли в открытую дверь.
Оказались в классе, по случаю начала учебного года празднично украшенном цветами и разноцветными воздушными шариками.
Сели за одну парту.
- Я хочу с тобой дружить, - сделал шепотом предложение (во время хорового произнесения девятнадцатью учениками, вслед за учительницей, буквы «эм») первоклассник Вова однокласснице Ире.
- Я тоже хочу с тобой дружить, - ответила первоклассница Ира однокласснику Вове — в момент повторения их товарищами буквы «твердый знак».
Минуло десять лет.
Они весело и легко, друг за другом (он пропустил ее вперед) вошли в учебную аудиторию педагогического института и сели за один стол, подальше от преподавательской кафедры.
- Желанная! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой! - «времени не тратя даром», признался в высоких чувствах и намерениях на лекции по отечественной истории - студент Владимир студентке Ирине.
- Дорогой! Я тоже тебя люблю, и согласна выйти за тебя замуж. Подождем до восемнадцати, - ответила студентка Ирина студенту Владимиру.
Прошло десять месяцев.
Первое послесвадебное утро в небольшой комнате коммунальной квартиры.
Молодая жена – мужу, протягивая поднятые с пола некие вещицы, издающие не очень приятный запах, и морщась от отвращения:
- Это твои носки?
Муж, приняв носки в свои руки и повертев их перед носом:
- Да, дорог…
Договорить фразу он не успел.
- Какая гадость!
Через два часа супруги прибыли в ЗАГС.
И подали заявление на развод.
«А СНЕГ НЕ ЗНАЛ И ПАДАЛ...»
Время перевалило уже за полночь, а снег все не шел.
Поэтому дюжина водителей, обслуживающих снегоуборочную технику, пребывала в явном унынии.
Чтобы скоротать ночь, сыграли несколько партеек в «дурака». Однако, быстро сообразили, что, хоть и с картишками, но без соответствующего «допинга» - ночь будет длинной.
Посему, недолго думая, отправили посыльного за «маленькой» - тем более, что в последнее время ночные забегаловки, как грибы после живительного летнего дождя, «выросли» на каждом углу.
Посыльный обернулся скоро.
Выпили.
Не хватило.
Послали другого гонца.
Повторили.
Потом повторяли еще и еще.
Снег повалил густыми, крупными хлопьями ближе к трем часам.
Незадача — почесали в затылках водилы.
На уборку снега надо было выдвигаться в обязательном порядке. Потому что в зоне их ответственности была центральная площадь — та, на которой стоит гранитный Ильич, да и другая — тоже не последняя по значимости в городе.
А как выдвигаться, если ни одного трезвого?
Покумекали малость. Решили — ехать.
Вперед пустили технику погабаритней, с огромной, широкой лопатой. За ней выстроилась колонна из двенадцати машин.
Двигались тише обычного.
Близко к центру города колонну остановил сотрудник ГАИ. Предложил водителю головной машины выйти из кабины.
Не надо было спецприбора, чтобы на свежем воздухе в секунду определить, что водитель, мягко говоря, не совсем трезв.
- И что — все такие? - спросил гаишник, кивнув в сторону колонны.
- Так точно, все! - по-военному коротко и четко ответил первый водитель.
Как по команде, высунув из кабин головы, остальные водители молча наблюдали, как озабоченный не на шутку гаишник, приподняв жезлом козырек фуражки и сдвинув головной убор на затылок, потирает вспотевший лоб.
- Черт с вами - поехали! - сотрудник ГАИ принял решение. - Я впереди, остальные за мной. Только ты, - он опустил жезл и легонько ткнул в грудь водителя, - близко к моей машине не приближайся.
Двигались в том же темпе.
Таки благополучно доехали до места.
Под бдительным оком стража порядка очистили площадь от снега.
Поехали дальше. Убрали и вторую площадь.
А снег...
«А снег не знал и падал...».
СОБАЧИЙ ИНСТИНКТ
Ольге Козиной сильно не повезло. Мало того, что она на самом что ни на есть ровном месте, прямо около своего подъезда, подвернула ногу и сильно растянула сухожилия, возле щиколотки – вследствие чего могла ходить лишь сильно прихрамывая. Так еще у ее здоровой, четырехгодовалой собаки кавказской породы Леды началась «течка». И это в самый разгар январских крещенских морозов.
Время от времени озабоченная псина — то глухо, то звонко подвывая, подползала к окошку и, задрав кверху морду, нюхала через микроскопические щелочки воздух.
В один из таких дней, тихо матерясь, Ольга стала одеваться, чтобы выгулять псину на свежем воздухе. Как всегда, прогулка совершалась без поводка, которого в квартире отродясь не водилось, да и не было в нем нужды — на улице Леда вела себя как вполне порядочная сука.
Однако, на этот раз выгул пошел наперекосяк.
Едва они отдалились от дома на какую-то сотню метров, - Леду, третий день пребывавшую в «интересном положении», окружили штук семь бездомных и, соответственно, безродных, дворняг и, внаглую оттеснив от законной владелицы-хозяйки, с лаем и визгом на всю округу, погнали в растущий неподалеку, припорошенный свежевыпавшим снегом кустарник.
Рванув было за сворой, Ольга остановилась. Она рассудила, что с голыми руками со сворой ей не справиться. А посему решила вернуться домой и вооружиться. Вооружилась пистолетом Макарова, только не настоящим, боевым, а поделкой, сделанной под «Макарова», стреляющей пластмассовыми пульками. Пугать собак — то, что надо.
Прихрамывая, с пистолетом в руке, делая отмашку, как при ходьбе строевым шагом, Ольга шкандыбала в направлении кустарника, ввергая в изумление попадавшихся навстречу и сворачивавших в сторону прохожих. Водители легковых машин, особенно почему-то обладатели иномарок, прибавляли скорость.
Дойдя до места, Ольга обнаружила в кустарнике кружившуюся вокруг Леды стаю голодных псов. Меткими выстрелами собачья свадьба была разогнана. Пристыженная Леда, понурив голову и повизгивая, шла за хозяйкой.
На следующий день Ольга вновь повела четвероногого друга, вернее, подругу, на выгул. И снова — без поводка. Это было ее ошибкой.
Кобели нарисовались сразу и повели себя прежним – наглым – образом. Собачьи мозги Леды сдвинулись набекрень. И на всех четырех лапах – она по-спринтерски рванула прочь от хозяйки.
«Ну, сука, погоди!» – Ольга сама чуть не завыла от отчаяния и бессилия.
Придя домой, она надумала, было, взаправду пристрелить, или каким-нибудь другим способом спровадить на тот свет отбившуюся от рук собаку. Но, приняв двойную дозу пустырника, успокоилась. И – простила.
Леда тихо поскреблась лапами в дверь – около полуночи…
ЖЕРЕБЧИК ОРЛИК И КОБЫЛА ВОБЛА
Молодого, неказистого на вид жеребчика Орлика (оттого, наверное, не Орла) – жителю села Шелехово Тимофею Клепикову продали цыгане, которым животное «не показалось».
Нрав у жеребчика оказался добрый, покладистый. С утра до вечера он покорно возил не громоздкую и не тяжелую телегу по разным хозяйственным делам. Более того, Орлик понимал смысл некоторых коротких фраз. Например, услышав приказ хозяина: «Иди домой!», – сразу же приступал к его исполнению, неспешной походкой направляясь откуда бы то ни было – к своему двору.
Правда, с некоторых пор смекалистая животина начала хитрить. Не откликалась ни на чей зов, а услышав, что зовет хозяин или кто еще из домашних – пряталась за какою-нибудь постройкой и там тихо пережидала.
Еще Орлик не годился для пахотных работ. То ли было так заложено в нем от природы, то ли от излишней сообразительности, но впряженный в плуг жеребчик, таща его по огороду, так вилял, что борозда походила на длинную, причудливо изогнутую линию. Поэтому бремя пахоты с него было снято.
Эта задача была возложена на здоровенную кобылу Воблу, временно находившуюся в личном хозяйстве Тимофея Клепикова – по договору с председателем колхоза.
По тому же договору Тимофей обязался исправно сдавать в колхоз и приплод от кобылы. А была Вобла так здорова, что один раз принесла сразу двух жеребят (поле чего селяне, из уважения к кобыле, переменили в ее кличке букву «а» на «я»). Одного, как и договаривались, Тимофей сдал в колхоз, а про второго умолчал, оставил у себя.
Но колхозное начальство про уловку Клепикова прознало. И послало людей за вторым жеребенком.
Однако, не тут-то было!
Жена Тимофея Полина – статная и крепко сбитая баба, которую ничем не напугаешь – яростно встала на защиту, как она считала, своего законного добра. Двух мужиков, против хозяйской воли попытавшихся пробраться в сарай, где обитал жеребенок, Полина бесцеремонно вышвырнула, как ненужный хлам. А в спину еще пообещала: в следующий раз, если придут – при всем честном народе заколоть жеребенка вилами.
Да, здорова была кобыла Вобла(я), так здорова, что всякий сидевший на телеге ездок не всегда мог разглядеть за толстенным крупом – дорогу; время от времени с телеги приходилось слезать и идти пешком, глазея по сторонам. Зато с пахотой не было проблем. Плуг кобыла тянула исправно, играючи.
Прошли годы.
Несколько преждевременно, от какой-то нервной болезни, умер хозяин жеребчика Тимофей Клепиков.
Воблу забрали обратно к колхоз.
Состарился жеребчик Орлик.
Соседи не раз советовали Полине сдать жеребчика на живодерню. Однако, Полина на уговоры не поддалась, до конца ухаживала за Орликом. Больше ухаживать было не за кем.
В ночь, перед тем, как околеть, Орлик громко топал ногами, хрипел и бился в сарае...
ЕВГЕНИЯ ПАВЛОВНА
Евгения Павловна, невысокого роста и не плотного, почти субтильного сложения женщина тридцати шести лет, в светло-розовой ночной рубашке ниже коленей – стоит посреди комнаты. Непричесанные, черные волосы в беспорядке атакуют ее маленький, с уже заметными продольными морщинами, лоб, путаются с ресницами, которых, кажется, никогда не касалась кисточка с тушью, и лезут в широко раскрытые глаза. Руки, крепко сцепив в замок, прижимает к животу, дышит быстро и отрывисто. Ноги босы; от дощатого, выкрашенного коричневой краской пола, несет холодом, но, кажется, она холода не замечает.
Эту комнату я у Евгении Павловны снимаю. Плачу за нее двести рублей в месяц. Сумма намного меньше стоимости подобного рода услуг у других владельцев жилья. Но Евгения Павловна не берет с меня больших денег. Только не оттого не берет, что деньги ей не нужны. Она и вовсе готова на меня молиться, только бы я не съехал.
Все дело в котах и кошках, которых Евгения Павловна держит. В настоящее время их у нее – чертова дюжина, то есть тринадцать. Сами по себе эти, довольно умные животные, неплохие, и я ничего худого против них не имею. Но когда их т р и н а д ц а т ь (!) и все они свободно перемещаются по квартире, прыгают через форточку, открытую в любое время дня и ночи, на улицу (квартира находится на первом этаже пятиэтажного дома), плюс ко всему каждое настойчиво норовит привлечь к себе внимание, – мои добрые чувства куда-то уходят.
В общем, я оказался единственным стойким жильцом из всех, ранее поселявшихся здесь, и Бог знает, почему – до сих пор не сбежавший.
В данный момент, когда хозяйка квартиры недвижно стоит в комнате, я изволю спать. То есть я спал, но протяжный, противный скрип открывшейся двери, а затем громкий щелчок выключателя и яркий свет – разбудили меня. И я открыл глаза.
Чуть прищурившись, смотрю на нее.
Смотрю и…
Не нахожу в себе хоть сколько-нибудь мужества – увидеть в Евгении Павловне ж е н щ и н у.
И причина не в том, что у нее небольшая, неразвитая грудь, которая отчетливо, с маленькими точками сосков, проступает сквозь полупрозрачную рубашку, лохматые, всегда непричесанные волосы. Не в том, что в свои тридцать шесть – она выглядит не меньше, чем на сорок пять. И не в том, что Евгения Павловна слишком много курит, может быть, пачку, а то и больше, в день, причем, как правило, это какая-нибудь дешевая гадость.
Вот, если бы ее - затащить в ванную и... как следует отмыть! Намылить мочалку хорошим мылом и отдраить, как отдраивают матросы палубу корабля. Тесно общаясь со своими многочисленными четвероногими питомцами, Евгения Павловна изрядно напиталась специфическими кошачьими запахами, которые трудно назвать приятными.
Евгения Павловна отнимает от живота руки. Тихим голосом извиняется. И просит разрешения присесть.
Получив мое согласие, садится на край кровати.
Минуты две молчит. Затем на одном дыхании выпаливает:
– Андрей Николаевич! Миленький! Помогите! Устала я! Ох, как устала! Одна я, никого у меня нет на целом свете! Ни одной близкой души! Холодильник помочь передвинуть – некому, замок в двери поменять, слово сказать доброе… Хоть бы кого-нибудь Господь послал, какого-нибудь мужичонку! Мы бы уж как-нибудь сладили. Только чтобы не пил сильно и не дрался. Мужичка какого-нибудь!..
Евгения Павловна плачет. Наклоняется к коленям и, оттянув край рубашки, вытирает слезы, утирает нос.
Я слегка приподнимаюсь, прислоняюсь к спинке кровати. В недоумении и с сожалением смотрю на Евгению Павловну. А тут и мыслишка приспела: «Уж не я ли тот самый мужичонка?».
Чепуха какая-то.
А ведь, пожалуй, придется отсюда съехать.
– Бывший мой муж, – успокоившись, продолжает Евгения Павловна, – не то чтобы меня бил, а так – ради забавы, любил топить в ванной. Наберет целую ванну воды, холодной, и давай мою голову в нее окунать. Окунет и держит – до тех пор, пока пузыри не начну пускать, захлебываться. Вытащит голову, минуту-другую даст отдохнуть – и опять в воду. Здоровый был: сгребет ручищами – не вырвешься. Один раз чуть совсем не утопил, передержал – еле оклемалась. А ведь помер-то раньше меня, дурак. На соседней улице под КАМАЗ, пьяный, попал. Размазало по асфальту, как масло.
Скажите на милость! Я и думать не думал, знать не знал, что сидящая рядом со мной женщина когда-то была замужем. Может быть, неудавшееся замужество наложило своеобразный отпечаток на ее дальнейшую жизнь?
Беседа наша закончилась скоро. Поскольку ничего содержательного вложить в свой ответ я не смог, ничего не мог посоветовать. А мое сочувствие – разве оно ей было нужно?
Евгения Павловна ушла в свою комнату. Сколько-то времени она плакала. Затем тяжело заснула.
Через три недели, как принято говорить, по независящим от меня обстоятельствам, я все-таки съехал с квартиры Евгении Павловны и поселился в пригороде.
Бывшую свою хозяйку долгое время не видел. И начал уже забывать о ней.
Но однажды я повстречал ее на одной из улиц города. Евгения Павловна неторопливо шла по широкому тротуару – мне навстречу. Впереди себя она осторожно двигала детскую коляску. И не замечала ничего вокруг, сосредоточив на коляске все свое внимание. Не взглянула она и на меня, когда мы поравнялись друг с другом.
Пройдя некоторое расстояние после того, как мы с Евгенией Павловной разминулись, я остановился. Оглянулся. И, отыскав взглядом знакомую удаляющуюся фигуру, подумал: «Наверное, Бог услышал ее и послал столь желанного мужичка». Только, вот, навсегда? Или это была случайная встреча?..
