Сергей ЩЕРБАКОВ. Шелест листьев
Мой добрый товарищ Женя Юшин попросил написать небольшое слово к публикации рассказов моего друга Юрия Доброскокина.
Первым делом я почему-то вспомнил, что Юра был непререкаемым авторитетом для своих не менее талантливых товарищей. Это всегда оставалось для меня загадкой. Он не обладал острым умом и языком, как Миша Попов; обширных знаний, как Петя Паламарчук, не имел; большой физической силой, как Миша Гаврюшин, не отличался… Его уважал даже царственный поэт Юрий Поликарпович Кузнецов. Великий открыватель талантов Вадим Валерьянович Кожинов, подаривший широкому кругу читателей поэзию Николая Рубцова, Алексея Прасолова, того же Юрия Поликарповича, очень высоко отзывался о прозе Доброскокина. На сверстников Юра мог даже прикрикнуть, а уж нашу любимую песню «Гой-на, гой-на гори тай женцы жнуть…», которой он же нас и научил, запевал только он:
Гой-на,
Гой-на гори
Тай женцы жнуть!
Гой-на,
Гой-на гори
Тай женцы жнуть!
* * *
Попереду батько Дорошенко!
Попереду батько Дорошенко-о!
Веде свое вийско, вийско запорижско
Хорошенько».
Да, он был талантлив, но и товарищи ему, казалось, не уступали. В общем, как я тогда ни пытался, так и не смог понять, откуда у Юры такая власть над собратьями по литературному ремеслу. Теперь же я решил во чтобы то ни стало раскрыть эту загадку. Конечно, ключ к тайне художника надо искать в его произведениях. Сегодня я уже знаю, спрятан он в незначительных — на несведущий взгляд — художественных деталях, в кирпичиках, в узорчиках жизни.
С некоторым страхом открыл первую книгу Доброскокина «Твердохлебы». Что я сейчас, спустя тридцать лет, обрету? И обрету ли? Самый беспощадный ветер — это время! Оно все уносит! Но, уже после первых страниц, вздохнул радостно — столько бисера, жемчуга драгоценного, столько узорчиков жизни… Юрин глаз увидал, что у вороны ноги коленками назад, что ноздри ее заросли старостью и потому она держит клюв приоткрытым. Ухо его услыхало «краткий и глухой звук запустения: Туп ! Туп ! Туп !» Сразу соглашаешься: да он именно таков — потому что звук жизни, цветения — звонкий, мелодичный, колокольный. Слово-то какое длинное «ко-ло-коль-ный», и как долго оно отзывается в сердце…
Юра создал нежнейший, целомудреннейший образ любви, равный великим песенным «Позарастали стежки-дорожки, там где гуляли милого ножки» и «Знает только ночка темная, как поладили они. Распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани». В рассказе Доброскокина «Фомин» девушка Люба «не хочет помнить материнских уроков, она показывает Антону свои родинки: “И вот здесь одна… И тут, посмотри…” Так все показала, ничего не утаила – только-то и было у нее богатства, простая девушка!» Существует поверье, у кого много родинок, тот будет богатым, но богатство нельзя показывать, а то украдут…
О любви у Юры было совершенно другое представление, чем у всех нас. Мы восхищались Шекспировскими «Ромео и Джульеттой», французским фильмом «Мужчина и женщина», а он сердито ворчал: «Что это вы все, помешались что ли ?» И с восхищением пересказывал свой любимый грузинский фильм. Как один парень любил девушку, а она была уже невестой другого. Он украл ее и бежал с ней в непроходимые горы. Девушка возненавидела его. Не разговаривала, даже еду ему не готовила, а он взялся строить дом. Однажды огромный камень упал на него. Девушка, видя, что парень не вернулся ни вечером, ни утром, пошла за ним. Насилу приволокла его в их жилище, выходила молчком. Как-то ушла за водой, вернулась, а больного нет. Уже начав кое-что понимать в жизни, с надеждой поспешила на стройку. Там также молча встала рядом, взялась помогать ему. Они молча построили дом и столько любви накопили за это время…
Юра просто был в восторге от этого фильма. Дескать, какие там «Ромео и Джульетта»! Детский лепет какой-то! Конечно, он был глубже нас. Уже в двадцать с небольшим лет понимал жизнь, как мудрый старик. Отсюда его привычка поворчать – старческое. Герой многих его рассказов мальчишка Твердохлеб тяжело вздыхает утром: «Ох, ты ж батюшки, да если б они были силы сразу взять и подняться».
* * *
А как поразительно Доброскокин сказал о том, что лошадь повезли на мясокомбинат: «Наверное, далека была та дорога, если здоровую, крепкую лошадь пришлось поднимать в кузов грузовика..!» Да, дальше не бывает — на смерть! Однажды моя Мариша с восторгом воскликнула: «Смотри, смотри, лошадей везут». Я же с болью отвернулся: «Зачем ты мне это сказала — ведь их на мясокомбинат везут». С тех пор, увидав в машине коней, она ничего мне не говорила и тоже отворачивалась…
У моего друга: «Листики на ветках еще такие маленькие и нежные: сквозняки пробегают по ним, не оставляя никакого звука, шороха…» Он к листикам, как к детям: мол, глупенькие еще, нечего им пока сказать миру…
Юра услышал много такого, чего никто не услышал… В рассказе «Мотор» возле дома Твердохлебов установили насос для откачки воды — труба где-то дала течь. И не стало хозяевам слышно шелеста листьев и пенья птиц. Что шум мотора раздражает, утомляет, спать мешает — об этом ни словечка! Такая, кажется, мелочь — шелест листьев! А не стало его слышно — и яйца форму потеряли, и помидоры осыпались, и куры начали головами трясти, словно паутину стряхнуть пытались. А что с людьми произошло — страшно представить; они грохот мотора стали за тишину принимать! Прямо конец света, апокалипсис какой-то! Правда, местного масштаба. А из-за чего? Из-за того, что не стало слышно шелеста листьев и пенья птиц… Но еще Соломон премудрый, слова которого царица Савская приходила послушать от пределов земли, сказал, что в конце света «умолкнут дщери пения». Так он называл птиц небесных.
И еще о небесном Доброскокин глубоко написал в махоньком рассказике «Толучеевка». Ничего важного в нем, кажется, не происходит. Обыкновенная житейская мелочь. В городке Калач, где живут Твердохлебы (там и Юра родился и вырос), бежит небольшая речка Толучеевка. В ней купаются жених Денис и невеста Аня. Приходит старик и пытается утопить щенят. Денис бросается в воду и вытаскивает мешок со щенками на берег. Потом оказалось, что щенки им не нужны. Оставив их на берегу, мол, авось найдется добрая душа — подберет, они уходят. А вечером вернулся старик, отыскал замерзших совсем щенков в траве и возвратил их под брюхо матери.
Конечно, история трогательная, но сколько их происходит каждый день на белом свете! Однако Доброскокин и тут увидел такое, что ничей глаз больше не увидел… Когда Толучеевка, обычно невзрачная и незаметная, однажды весной так сильно разлилась, что почти все вокруг затопила, «люди стояли на мосту и смотрели, как река проносит мимо заборы, собачьи будки, уборные… На льдинах, на деревянных обломках всего того, что никогда не собиралось в плаванье, сидели еще уцелевшие животные рядом с птицами… они задирали головы и смотрели на людей…» Господи, это же картина Великого потопа, Апокалипсиса! Поплыло все, что никогда не собиралось в плаванье! И животные, и птицы плывут вместе на этих обломках… и взирают с недоумением на людей! Они привыкли, что люди способны им помочь…
Я, не раз читавший о конце света в Откровении Иоанна Богослова, наконец-то увидал воочию страшные черты Апокалипсиса: поплывет то, что никогда не собиралось в плаванье, сдвинется с места все, что никогда не собиралось двигаться, и животные вместе с птицами, и люди, неспособные помочь даже самим себе… «Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего; И звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются…» — Так сказал Господь наш Иисус Христос о последних днях земли.
А почему был Великий потоп, этот прообраз Апокалипсиса, и все люди, кроме одного праведного Ноя с семейством, погибли? В вопросе уже есть ответ. Спасся только праведный! За грехи человеческие Бог навел на землю Великий потоп. Будут люди жить чисто и праведно, тогда и звезды с неба не спадут, и силы небесные не поколеблются, и не поплывет на земле все то, что никогда не собиралось в плаванье…
Не веря в Бога, Доброскокин знал: не люди зависят от звезд, а звезды на небе зависят от людей…
* * *
Мой друг так начинает свою книгу «Твердохлебы»: «Да, теперь всем известно – большие дела совершаются только в больших городах... а у нас в черноземных полях не происходит ничего выдающегося». Да, ничего особенного в прозе Доброскокина не происходит: ракеты в космос не запускают, корабли в дальнее плаванье не провожают, научные открытия не совершают; просто люди сеют хлеб, пчелы собирают мед, мальчик Твердохлеб упорно ищет по всему белому свету свисток для ловли перепелов. Ищет потому, что умер мастер, делавший эти свистки. Сам Юра однажды при мне спросил в охотничьем магазине в Москве этот свисток. Видимо, он с молоком матери впитал, что ничто, созданное людьми, не должно исчезать, иначе нарушится что-то очень важное во всем мироздании… Ничего в его рассказах не происходит. Просто отец с сыном не дают вороне заклевать зайца. Потому что, с малолетства видя, с какой любовью отец ухаживает за пчелами, Юра понял: пока сильные будут защищать слабых, до тех пор на земле будут шелестеть листья и звезды с неба не спадут, и все живое не поплывет на обломках всего того, что никогда не собиралось в плаванье…
В Воронеже зимой 1974–75 годов Юра не дал мне погибнуть. Меня тогда оставила женщина, которую я считал своей женой. Я не мог вместить того, что самый близкий на свете человек может сделаться чужим… Доброскокин, раньше едва кивавший при встрече, (мы учились с ним в одной группе на подготовительных курсах в Университете), конечно, почувствовал своей тонкой душой, что для меня перестали петь птицы и звезды с неба упали; неожиданно подошел на перемене и пригласил в гости к своим родителям в Калач… Они встретили меня, как родного сына…
Я не раз откровенно говорил Юриным товарищам, что он спас меня. Ему же было неловко. В его рассказе отец Твердохлеб опасается, что сын услышит, как он читает стихи и «тогда они, чего доброго, станут стесняться друг друга». Близкие не должны стесняться друг друга. Мы были с ним очень разными людьми. Он свое богатство сохранял втайне — никогда не говорил о своих замыслах; а я, как его героиня Люба свои родинки, самое сокровенное всем показывал. Размышляя обо мне, Юра написал:
Умереть не страшно,
Умереть не больно.
Полна жизни чаша,
Выпил и довольно.
* * *
Я не знаю, есть ли
Царство благодати,
Но на этом свете
Места всем не хватит.
Когда же увидел, что места, пожалуй, и мне на земле хватит, на этот раз не смог скрыть своей радости – признался, что написал в стихе про таких, как я. Но, почему так произошло, друг мой все же не понял. Он не знал, что все в руце Божией. Не знал и ветхозаветную мудрость: «Не заглядывайся на чужую жену — зачем тебе умирать не в свое время». А Юра, как в любимом его грузинском фильме, украл: не невесту, а чужую жену; и слова пророческие на нем исполнились. Умер он не в свое время — едва перешагнув полувековой юбилей…
И все же друг мой знал величайшие тайны, которые, кроме христиан, и ныне редко кто знает: звезды на небе держатся благодаря нашей любви, и когда люди перестанут слышать шелест листьев, тогда все, что о человеке, придет к концу. Пока будут на земле сильные защищать слабых, пока будут люди любить друг друга и другую тварь Божью, звезды с неба не спадут и Великого потопа, Апокалипсиса, не будет.
Но почему именно Юре были известны тайны звезд небесных и листьев земных? Ответ у меня один. Все промыслительно. Мой друг родился 19 января в день Крещения Господня, в день Богоявления. Не может человек, родившийся в такой великий день, не знать божественных тайн. Один прозорливый монах, когда я поделился своей печалью, что наша, далеко не юная, дочь все бежит от нас, от Бога, спросил, когда она родилась. Услышав, что в день Преображения Господня, твердо заверил: «Преобразится»…
Нет, не унесло беспощадное время тихих и ясных слов мудрой Доброскокинской прозы: «Здесь даже о смерти думается легко и просто: нет, не может она забрать чего-то самого важного в этом мире! Солнце сияет, цветет земля. Подает голос жаворонок в небе, свистит суслик… И маленькими букашками ползают по далекому шоссе машины; их рокот поглощен этими бескрайними полями».
Да, конечно, машины — всего лишь маленькие букашки, а жизнь прекрасна, когда слышно пенье жаворонка и шелест листьев…
Декабрь 2012-январь 2013 годов
Дер. Старово-Смолино.
