Николай ЕФИМОВ. Родина: патриоты и негодяи

У каждого времени свои знаковые фразы, которые передают либо величие, либо низость устремлений. Почти два десятилетия, начиная с горбачевской “катастройки”, правда, в последние два-три путинских года значительно реже, либеральная пресса, либеральные политики твердили как заклинание, как приговор: “Патриотизм — это последнее прибежище негодяев”. И трактовалась эта фраза однозначно: патриот и негодяй суть одно и то же. Больше того, подразумевался не патриотизм вообще, а патриотизм русский или российский. Патриотизм американцев почему-то не вызывал возражений, он даже умилял: они так любят вывешивать из окон своих домов и квартир национальные флаги и всегда поют свой гимн. Не смущал наших либералов патриотизм англичан, поляков, латышей и прочих шведов.

Но наш патриотизм раздражал и раздражает.

Вначале эту фразу приписывали Л. Толстому, будто автор “Севастопольских рассказов” и “Войны и мира” спал и видел, как бы отождествить патриотов и негодяев. Затем —  С. Джонсону, английскому критику, лексикографу, эссеисту и поэту, жившему в XVIII веке. Но С. Джонсон не писал этой фразы. Она взята из книги его биографа.

По-английски звучит так: “Patriotism is the last refuge of a scoundrel”. Джонсон славился острословием и парадоксами. Смысл этой фразы, приведенной биографом, абсолютно иной. Чуть ниже вы увидите, что на самом деле думал о патриотизме и патриотах этот замечательный англичанин. И лишний раз убедитесь, что у нас не принято заглядывать в святцы.

Еще в годы перестройки, когда эта фраза стала активно вбиваться в наши головы, я спрашивал знакомых англичан, в чем ее истинный смысл. Московский корреспондент одной лондонской газеты разъяснил:

— Совсем не в том, что приписывают Джонсону у вас. Он же составил первый “Словарь английского языка”, то есть сделал то, что В. Даль сделал в России в XIX веке. Мог ваш Даль быть ненавистником патриотов? Разумеется, среди патриотов есть негодяи, демагоги, недалекие и глупые люди, помешанные на чем-либо, и т. п. Но такие есть повсюду — среди верующих, среди атеистов, среди приверженцев любой политической партии, среди министров и даже священников. Но это совсем другая тема.

Знакомый корреспондент напомнил мне историю с английским военным министром Профьюмо. Министр тайком навещал сомнительное заведение, где встречался с некоей Кристиной Киллер, смазливой жрицей любви. И в благодарность за приемы почему-то подробно делился с ней информацией, которую в министерстве обороны держали под грифом “Совершенно секретно”. А Кристина, как разведали репортеры, пересказывала услышанное капитану Иванову. Разразился грандиозный скандал. Капитана мгновенно отправили домой. Профьюмо отправлять было некуда. Он, конечно, мог бы спровадить себя в мир иной, но не решился. Карьера, естественно, оборвалась, все двери в Англии — и официальные, и неофициальные — перед ним захлопнулись. Для англичан он стал подлинным негодяем. Когда скандал, в конце концов, сошел на нет, пресса забыла о Профьюмо, как о покойнике. И вдруг четыре или пять лет спустя какая-то газета мельком сообщила, что забытый экс-министр все эти годы усердно работал в благотворительных организациях, помогая обездоленным, делал посильное благо для своей страны. В этом было его душевное спасение.

— Так вот, — продолжал знакомый корреспондент, — смысл фразы: не все пропало даже у самого пропащего человека, если в его душе сохраняется чувство Родины, в ней его последняя надежда и спасение.

Кстати, английское слово refuge (прибежище) имеет ряд смысловых оттенков, которые пропадают при переводе. Это не просто прибежище, а спасение, спасительное прибежище.

Но обратимся к первоисточнику. Во всех английских энциклопедиях и биографических словарях среди работ С. Джонсона упоминается нашумевшее в свое время эссе “Патриот”. Опубликованное в 1774 году, оно имело подзаголовок “Обращение к избирателям Великобритании”. Кстати, достать его оказалось не так просто. Историческая библиотека и Библиотека иностранной литературы ответили быстро и четко: “Не располагаем”. В “Ленинке” хоть и не сразу, но нашелся все-таки 8-й том Собрания сочинений С. Джонсона, изданный в Лондоне в 1792 году, где и помещено эссе. И тут уж без длинной цитаты не обойтись. Но это подлинный Джонсон.

Он писал перед очередными выборами в парламент о патриотизме и патриотах: “В конце каждого семилетия наступает пора сатурналий (римский праздник в честь бога Сатурна, длившийся 7 дней. — Н. Е.), и свободные мужчины Великобритании могут поздравить себя: у них есть из кого выбирать своих представителей. Отобрать и направить в парламент депутатов, которым принимать законы и определять налоги, это высокая честь и серьезная ответственность: каждый избиратель должен задуматься, как поддержать такую честь и как оправдать такую ответственность.

Необходимо убедить всех, кто имеет право голоса в этом национальном обсуждении: только Патриот достоин места в парламенте. Никто другой не защитит наших прав, никто другой не заслужит нашего доверия.

Патриотом же является тот, чья общественная деятельность определяется лишь одним-единственным мотивом — любовью к своей стране, тот, кто, представляя нас в парламенте, руководствуется в каждом случае не личными побуждениями и опасениями, не личной добротой или обидой, а общими интересами”.

Джонсон, как видите, не только не ставил знак равенства между патриотом и негодяем, но и само слово “Патриот” уважительно писал с большой буквы.

Больше того, предостерегал избирателей: опасайтесь деятелей, озабоченных “не благом собственной страны, а осуществлением своих преступных замыслов”. И настаивал: “Не может быть Патриотом человек, который хотел бы видеть, как у его страны отбирают права”. Эссе заканчивалось призывом к избирателям объединиться вокруг Патриотов.

Чем не памятка для любых выборов и в России!

Наша либеральная интеллигенция, похоже, не доросла еще до уровня Джонсона или, наоборот, опустилась намного ниже этого уровня.

Академик А. Губер, известный искусствовед, как-то взял у своего сына школьный учебник (это было в 50-е годы), посмотрел, как авторы подают Достоевского, Фета и Тютчева, рассмеялся и воскликнул: “Какие дураки!” Просто ли дураки нынешние либералы, равняя патриота с негодяем, историю России сводя к цепи несуразиц, преступлений и неудач? А русский народ — к темной, безликой и бесталанной массе? И дури, похоже, у либералов хватает, но не это главное. За этим эмоции и обиды на народ, который их не принял. Не хотят, оказывается, русские, чтобы их страна развалилась на 12—15 частей. Не так голосуют (помните, “Россия, ты сдурела”). Им подавай другой народ. За этим сугубо практические — неблаговидные! — цели. За этим взятая на веру чужая кабинетная теория, будто государство — всего лишь ночной сторож, который не должен ведать, что творят “грязнохваты” (определение А. Солженицына) днем.

Сила русской интеллигенции всегда была в тесной связи с народом. Русская литература потому и стала великой, что была совестью народа, выражала его дух, его миропонимание. “Я никогда не мог понять мысли, — писал Ф. Достоевский в “Дневнике писателя”, — что лишь одна десятая доля людей должна получать высшее развитие, а остальные девять десятых должны послужить к тому материалом и средством, а сами оставаться во мраке”. Достоевский — не мог. Нынешняя либеральная интеллигенция не только смогла, но и всячески способствовала, чтобы одна десятая как раз и жила припеваючи, покупая то лондонские футбольные клубы, то “боинги”, какие не снились и американскому президенту, то просаживая сотни тысяч в казино “Ударник”.

Русские люди не были готовы в одночасье перейти в рыночные условия. Их исторический опыт, особенности национального сознания, чувство коллективизма не способствовали такому переходу. Можно насмехаться над ними за это, можно восхищаться ими, но факт есть факт. Не в бирюльки играли они десять пятилеток, а сообща обустраивали свои просторы и сделали немало. Чтобы все это растащить и прикарманить, надо было “умный, добрый наш народ” (А. С. Грибоедов) одурманить, сбить с толку, лишить духовной опоры, веры в свои ценности, в свою историю, в свои свершения. Потому и появилась эта фраза о патриотах и негодяях. И что показательно: за тысячелетия цивилизации ни один выдающийся ум не поставил под сомнение чувство любви к Родине. Пришлось переиначивать, искажать то, что попалось под  руку, и как тараном начали бить фальшивкой по национальному сознанию, лишь бы провернуть дурное дело.

И еще вопрос, прямо связанный с данной темой, — положение русского народа. В советское время был период, когда слово “русский”, мягко говоря, не поощрялось. Была, например, армянская или грузинская литература, но стыдились писать “русская литература”. Хотя в паспорте тогда все же значилось — русский, грузин или аварец.

Когда у нас обсуждаются какие-либо национальные или межнациональные проблемы, то, как и в советское время, речь и сейчас идет почему-то исключительно о малых народах. Им, говорят, надо создать такие условия, чтобы они жили хорошо. Спорить не о чем: все народы нашей страны должны жить хорошо. Но ведь и русские — тоже. Наша беда, что русский — государствообразующий — народ жил и живет плохо. Одна из главных причин развала СССР в этом. Не мог народ выдюжить, когда ежегодно из бюджета России изымалась на дотации остальным союзным республикам астрономическая сумма — около 50 млрд. долларов (см. “Русский фактор” в российской политике” — доклад, подготовленный департаментом политических проблем фонда “Реформа” под руководством А. Миграняна, “НГ-сценарий”, 14.06.2000 г.).

В годы советской власти за счет России, то есть прежде всего за счет русского народа, развивались практически все союзные республики. В 20-е годы — даже Украина. На праздновании 50-летия СССР Брежнев с гордостью говорил об этом, как о подвиге русского народа, а первые секретари из союзных республик славословили щедрость русского народа. Многие тогда считали, что такая политика справедлива: жили в одной стране, одной семьей. Сегодня возникают сомнения. Да, помощь — дело благородное, но Россия не дойная корова. Посильно ли было отрывать от русского народа по 50 млрд. долларов в год? Не лучше ли было бы обустраивать Центральную Россию, то же Нечерноземье, а не прокладывать, например, каналы для будущего туркменбаши?

Положение русского народа никак не должно забываться при обсуждении национальных проблем. Это ключевой вопрос. Будет жить хорошо государствообразующий народ, будет хорошо всем остальным.

Кампания против патриотизма и патриотов носила, на мой взгляд, антирусский характер. Русский народ всегда испытывал глубокие чувства к Родине. “О Русская земля, ты уже за холмом” — сколько чувств в этом восклицании безвестного автора “Слова о полку Игореве”. Любовь к Отечеству помогала во всех испытаниях выстоять народу, сохраниться как этносу. Недаром Гитлер ставил целью не просто разгромить СССР, а “разгромить русских как народ”. В годы либеральных реформ шло ожесточенное наступление на само понятие “Родина”. Защитников Отечества высмеивали, подвиги, совершенные в годы Великой Отечественной, подвергались глумлению, герои — забвению. Даже подвиг Красной армии, всего народа, переломавших, как признавал Черчилль, хребет гитлеровскому вермахту, замалчивался. Как утверждал один школьный учебник, решающим во всей войне было сражение за остров Кваджалейн. За крохотный островок в Тихом океане. И Победу отнимали у народа. Преувеличение? Ничуть. Вот весьма примечательный штрих. Газета “Ведомости”, издаваемая совместно с американской The Wall Street Journal и английской The Financial Times, так закончила рецензию на выступление Д. Хворостовского на Красной площади: “Он уверенно вернул публике лучшее из утраченного — память о войне, патриотизме, честную лирику”. Для любой страны этот перечень утрат таков, что не приведи Господи. Главное — личность,  нет ничего важнее свободы и прав личности, а страна, общество — что-то второстепенное. Так внушали СМИ. Человек, убеждали нас, вправе менять Родину как перчатки. Принятие того или иного гражданства — это акт самоопределения личности, и не более того. Понравилось жить здесь — принимаешь гражданство, разонравилось — ищешь другое подданство. Насаждалось какое-то торгашеское отношение к Родине. Совсем как у раннего Мандельштама: “Но люблю мою бедную землю оттого, что иной не видал”. И вся любовь.

Великая русская литература не приемлет такого подхода. Жуковский, Пушкин, Достоевский, Блок или Есенин относились к Родине по-иному. Вспомните хотя бы есенинские строки:

Если крикнет рать святая,

“Кинь ты Русь, живи в раю!”

Я скажу: “Не надо рая,

Дайте Родину мою”.

Разумеется, Родина не должна быть тюрьмой для человека. Но не может она быть и проходным двором. Речь не о том, чтобы снова городить “железный занавес”. Да он и не нужен. Финансовый занавес действует изощреннее и не менее жестко. Видимо, следует смириться с тем, что есть люди, в том числе и русские, начисто лишенные чувства Родины, русского национального сознания. Их можно только пожалеть за отсутствие этого великого дара. Они уезжали и уезжают. И, как говорится, скатертью дорога. Лишь бы не мешали. Возможно, фраза о патриотах и негодяях им даже служит утешением.

Надо только помнить неустаревающую “памятку” Джонсона избирателям. На сельских, городских, региональных или федеральных выборах голосовать за Патриотов, а они не могут быть монополией какой-либо одной партии. То есть голосовать за тех, кто действует не по принципу “норови в карман”, а отстаивает общие интересы. Люди, лишенные чувства Родины, не должны у нас писать школьные учебники, рулить телеканалами, ведать ее культурой, направлять ее экономику. С ними нашу общую беду не перемочь, России не возродить. Стране нужны люди, любящие Родину, умеющие делать дело. Русского можно ошеломить, на какое-то время сбить с толку, но чуть ли не на генном уровне в нем крепко заложено: не будет честный человек сам по себе жить хорошо, если Родине нехорошо, если над ней нависла опасность. За этой верой опыт столетий, усвоенный русским народом, — Куликовская битва, изгнание поляков, Бородино, Сталинград и Курская дуга. И великие предки — от Сергия Радонежского и Козьмы Минина с Пожарским до маршала Жукова.

Наши либералы прекрасно знают, но молчат — в "цивилизованных странах", на которые они молятся, живут и действуют именно по Джонсону. Не искаженному, а подлинному. Или, если хотите, по Наполеону Бонапарту, который считал, что любовь к Родине — первое достоинство цивилизованного человека.

2004