Екатерина ТИТОВА. Жданов и Рубцов

Не мало их, в конце концов,

Кто был примерен и послушен,

А вот Высоцкий и Рубцов

Ломали правила и души.

Но оба эти молодца,

Что начинали зло и смело,-

Один допелся до конца,

Другой допился до предела.

 Игорь Жданов

Поэты почти ровесники Рубцов старше на год. Рубцов сирота-детдомовец при живом, как потом оказалось, отце, - и Жданов брошенный: его мать вышла замуж в 1943 году, у нее образовалась новая семья, а Игоря, москвича, отправила в Ленинград, в военно-морское училище. Мотив сиротства проходит красной нитью сквозь судьбу и творчество Рубцова - Игорь Жданов не изжил своего одиночества до конца дней.

Рубцов пишет в стихах «Детство»: «Мать умерла, отец ушел на фронт. / Соседка злая не дает проходу./ Я смутно помню /Утро похорон /И за окошком /Скудную природу<...> За мной пришли,/ Куда-то повезли...» Рубцов с нежностью будет вспоминать детдом, потому, что: «До слез теперь любимые места!/ И там, в глуши, Под крышею детдома / Для нас звучало /Как-то незнакомо, /Нас оскорбляло / Слово «сирота».

Жданов - в стихотворении, посвященном товарищам по нахимовскому училищу: «... На мне матросский воротник,/ На мне погоны и разряды/ Спортивные... Как на пикник, /Я разодет, как для парада./ Я столько раз кричал «ура» / На красной площади с утра!/ Нас матери не берегли,/ Отцов нам заменили деды - /Отцы в Берлине полегли/ За два квартала до победы.»

Жданов и Рубцов, литинститутовцы, как бы ходили одними тропами: в их памяти Ленинград, Архангельск, Москва, Алтай...

О рыболовецких рейсах вспоминал Рубцов: «Ах, как светло роятся огоньки!/ Как мы к земле спешили издалече! Береговые славные деньки! Береговые радостные встречи!» Ждановская душа рвалась между берегом и морем: «А я как в море о земле / Тоскую на земле о море!»

Жданов, «Стихи об уходящих»: «Что было в жизни: /Вспененное море, /Балтийские рассветы и закаты, /Шинели, перетянутые туго, /И четкие косые силуэты /За горизонт идущих кораблей. /Что было в жизни? /Солнечные горы, /Распластанные кедры на вершинах, /И влажные мохнатые пионы /Лугов альпийских, и глухое ржанье /В ущелье заплутавшего коня. /И в памяти проспекты Ленинграда /С алтайскими поселками смешались /И сумерки случайных полустанков /Смешали краски непохожих зорь..»

Естественно, что поэты и тематически близки. Это тема моря: оба поэта моряки: Жданов – нахимовец, Рубцов – и рыбак и служил на флоте.

Морю посвящены его красивые и радостные стихи: «Утро на море», «Весна на море», «Возвращение из рейса», «В океане».

В 1959 году Рубцов пишет: «Всю жизнь не забудется флот, /И вы, корабельные кубрики, /И море, где служба идет /Под флагом Советской Республики... /Все в явь золотую войдет, /Чем ночи матросские грезили... /Корабль моей жизни плывет /По морю любви и поэзии.»

Тема природы: у Жданова экспедиции на Алтай и в Западную Сибирь, у Рубцова – его деревня. И естественно, любви, славы, веры, смерти и предназначения поэта.

Рубцов замечательно сказал: «О чем писать? /На то не наша воля! /Тобой одним /Не будет мир воспет! /Ты тему моря взял /И тему поля, /А тему гор /Другой возьмет поэт!/ Но если нет /Ни радости, ни горя, /Тогда не мни, /Что звонко запоёшь, /Любая тема – /Поля или моря, /И тема гор - /Все это будет ложь!» Жданов как бы подтверждает: «Живите так, грузите память болью /И радостью грузите до конца!»

У обоих поэтов есть посвящения А.С. Пушкину: у Рубцова не просто стихи, а скорее четверостишие-эпитафия: «Словно зеркало русской стихии, /Отстояв назначенье свое, /Отразил он всю душу России! /И погиб, отражая ее...»

У Жданова триптих о Пушкине «Опала» расшифровывает самую суть трагичного конфликта поэта с властью, с царем: «Опять дворцовые ступени /И сумрак тих, /Встают трагические тени /Друзей твоих. /А ты идешь – и шепот слышен /Со всех сторон: /«Он камер-юнкер, /Он возвышен – и оскорблен..»

Посвящения Сергею Есенину у обоих поэтов разные по форме и содержанию, но близкие по духу. Рубцов задает вопрос в стихах «Сергей Есенин»: с пьяна ли удавился поэт, виновата ли в этом лишь кабацкая грусть? И выводит ответ: «Грусть, конечно, была...Да не эта!/ Версты все потрясенной земли, Все земные святыни и узы/ Словно нервной системой вошли/ В своенравность есенинской музы!» Можно считать, что Рубцов объяснил нам и устройство своей психо-поэтической организации.

А Жданов рассказывает случай, когда он повтречал «на лестнице пямяти» Сергея Есенина. «Я, правда постарше, но руки по швам, /Весь – трепет, восторг и смятенье:/- Простите, Сергей Александрович, /Вам/ Нижайший поклон и почтенье. /По всей по России/ Вам славу поют,/ Для нас /Вы не меньше чем Пушкин...- /А он усмехнулся: Я больше не пью, / Вчера убежал из психушки. /Вот в Питер поеду, авось отдышусь/ В граните его величавом, А вы мне опять про какую-то Русь,/ Какую-то пьяную славу...» И ждановская «Встреча» и рубцовское «Сергей Есенин» об неофициальном взгляде на жизнь и смерть поэта.

 Много у Жданова посвящений поэтам разных эпох: Гейне и Вийон, Бодлер и Кавафис, Пушкин и Кюхельбекер, Лермонтов и Мартынов, Антокольский, Светлов, Коган, Высоцкий, Окуджава, и Рубцов.

Обыватель спросит, а что они мучаются, ведь не мор, не война?

Да просто у них такая психика, поэты страдают за весь мир. Жданов поясняет: «Если у вас иногда болит, /Каково же бывает нам?..» И еще: «Почему безумствуют поэты? /Думаю, все это потому, /Что летят немыслимые светы, /Видимые только одному, /Что звучат умолкшие сказанья, /Лишь ему, повсюду и всегда. /Жизнь поэта-самоистязанье, /Самоистребленье, иногда.../ И в другом стихотворении со свойственной ему самоиронией: «Но нам зачтется, мы-поэты, /А это все-таки, судьба».

У обоих поэтов судьбы сложились по словам Рубцова: много было и радости, и горя. Но такое впечатление, что Рубцов родился стариком, так мало оптимистических нот в его творчестве. Ранние стихи Жданова наоборот, пронизаны ликующим энтузиазмом: работать, жить, любить! «Какие в небе звезды острые! Как много ветра и воды!» - это не пейзаж, но чувство молодости. О чем бы он не писал, во всем будет светиться глубинный смысл, именно то, ради чего ему живется и пишется.

Смело над глубинами плыви,

Парусом захватывая ветер,

Радуйся, надейся и живи,

Как поется птицам на рассвете!

Этот призыв к мужественной радости из стихов «Мне нужны зеленые вагоны» смогли бы стать эпиграфом ко всей книге Игоря Жданова «Голубиная почта», поскольку в них не просто минутная эмоция, взрыв настроения но и первоэлемент ждановского мировосприятия.

Мужество. Оно во всем: в любви, в судьбе, в работе. Этот герой не вялый созерцатель происходящего вокруг, но непременно участник событий. Герои его книг это прежде всего «великое сословие мужчин» - геологи, солдаты и поэты и он всегда в главной роли. Это не просто названия стихотворений, он был впередсмотрящим, заполярным солдатом, геологом. А теперь он поэт, «он всех времён слепой парламентёр».

Жданов не одной темы поэт, он раскован, открыт многообразным впечатлениям бытия. Он готов к любым поворотам судьбы. Недаром он служил в ракетных войсках под Архангельском: он привез с северов большой цикл отличных стихов.Это важнейшая тема его творчества – армия. «Заполярные солдаты», «Вертолеты», «На острове», «Солдатскя столовая, «Войска охраны», «На перроне», «Напутствие», «Новогодний караул», «Люди в сером»... Стихи на эту тему могли бы составить отдельный сборник. Офицер, он сострадает новобранцам, осуждает армейское казарменное отупение солдат в тяжелых условиях службы на Севере.

Обоими поэтами ставится вопрос о долгосрочности службы, о поломанных судьбах ребят, которых не дождались любимые. У Рубцова в Стихотворении «Повесть о первой любви»: «Мой милый! Ведь так у многих Проходит теперь любовь... / И все же в холодные ночи / Печальней видений других – /Глаза ее, близкие очень, /И море, отнявшее их»

У Жданова в стихотворении «Стройбат»:

Стучит ли дождь в мое окно,

Звучит ли оттепель капелью,

Мне все равно, Мне все равно,

Я сплю под серою шинелью.

Встаю утрами по трубе –

Окно во мраке проступает,

Проходит память по тебе,

Проходит память, простывает<...>

Но только сон меня сразит

В сыром стройбатовском бараке,

Опять лицо твое сквозит

Рассветным облачком во мраке.

Николаю Рубцову военная тематика не близка, А Игорю Жданову – тема трудовой деревни, но сходны они в патриотической привязанности к русской земле, родине и в интересе к человеческой душе.

«Деревенская» тематика, безусловно, стала для Рубцова очень значимой.

По словам В. Кожинова, именно деревня стала своеобразной «точкой отсчета» для Рубцова. В его стихах сборника «Звезда полей» нередко встречаются особые характеристики деревни. Например, «Мать России целой — деревушка»; «И казалась мне эта деревня / Чем-то самым святым на земле…»

 {C}{C}{C}{C}{C}{C}{C}{C}

ДУЛОВ, ЖДАНОВ И РУБЦОВ

В 60-е Игорь Жданов пишет о романтике дальних дорог: «Ветер странствий, пой и смейся, /Мчись, дорогами пыля, - /В первый раз струятся рельсы /И качается земля...» Не было в 60-70 годы геолога, не знавшего песен на его стихи «Тайгу» и «Дымный чай. А сегодня, я случайно узнала, они считаются народными песнями. И прекрасно, ведь нет выше похвалы и цели у поэта, чем стать по-настоящему народным!

 Заварен круто дымный чай,

Взлетают искры светлым роем,

Моя родная, не скучай!/

Свистит в костре сырая хвоя...

Ты там не знаешь ничего,

Винишь, наверное, в измене,

А здесь тропою кочевой

Бредут усталые олени.

Здесь сопки в воздухе висят,

По пояс скрытые в тумане,

Из женщин вёрст на пятьдесят/

 Лишь ты на карточке в кармане...

Так получилось, что в 2000 году в ИД «Восточный ветер» Александр Дулов выпустил диск песен в своем исполнении на стихи разных поэтов. И тут Рубцов и Жданов оказались рядом: У Жданова две песни: «Тайга» и «Дымный чай», а у Рубцова «Отплытие.» Мало того, что Дулов выпустил диск без согласования с авторами и наследниками, оба поэта были сильно подредактированы бардом, и теперь их будут петь в дуловской редакции!.. Стихи Жданова бессовестно сокращены на две строфы. Из них исчезли слова самые важные, те, что объясняют мировоззрение лирического героя, его бегство из уютного дома, от любимой, в поход, - в топи, неизвестность и неприкаянность:

Чтоб не лишиться правоты

И не мелькнуть случайной тенью,

Я здесь, на землях мерзлоты,

Поверил вечному горенью.

Мне, как блокнот и сапоги,

Необходимы в этом мире

Болота северной тайги,

Озёра Западной Сибири,

И эта ночь, и дымный чай,

И кедр с обугленной корою.

Моя родная, не серчай!

Свистит в костре сырая хвоя.

 Стихи же Рубцова наоборот расставлены. Дулов понапихал в них сои словечки, поломав смысл: получается, что поэт уплывает из мглистого детства в глупую, мглистую же юность. С чего бы она глупой стала? Рубцов отслужил во флоте и поступил в Литературный институт! Добавил такие эпитеты, что создается впечатление, что бывший школьник едет не в Ленинград, а сразу в ГУЛАГ: в промозглой мгле... из тьмы... тяжко... Каждый стих у Рубцова делится несистемной паузойцезурой, сокращающей строки с шестистопного до пятистопного ямба. Из-за самодеятельности барда исчезло дыхание этих пауз, авторская ритмика нарушена, исчезла задумчивость, излишняя появилась суетливость и приблатненность, схожая по смыслу и интонационно с «Ванинским портом».

Размытый путь. /И вдоль /Кривые тополя.

Я слушал/ неба звук/ шум — была пора отлёта.

И вот я встал и /тихо /вышел за ворота,

/Туда/ Где простирались жёлтые поля,

И вдаль пошёл…/ А из дали/ вдали тоскливо пел

Гудок /совсем/ чужой земли, гудок разлуки!

Но, глядя вдаль /и эти/ и вслушиваясь в звуки,

Я ни о чём /ещё / тогда не сожалел…

Была суровой пристань / в этот / в поздний час.

/В промозглой мгле/ Искрясь, во тьме горели папиросы,

И /тяжко / трап стонал, и хмурые матросы

/Из тьмы/ Устало поторапливали нас.

И вдруг /такой /тоской повеяло с полей

Тоской любви, тоской /былых/свиданий кратких!

Я уплывал… всё дальше/дальше/… без оглядки

На мглистый берег /глупой/юности своей.

Черным жирным я отметила дуловские дополнения, курсивом - удаление. Напевны и насыщены повторами сихи Рубцова. Это уже готовые песни. Почти в любом из них можно найти рефрены, композиционные закольцовки. Они легко ложатся на музыку, звукопись у Рубцова хороша. Дулов не имел права вмешиваться в чужие стихи и переписывать их под себя.

ПЕЙЗАЖ

Перед нами две пейзажных зарисовки, две грозы. Как мистически оба поэта переживают разгул стихии, но Жданов по-язычески, а Рубцов по-христиански, его гроза, как у Островского, кара Божья: «И только церковь под грозой /Молчала набожно и свято.»

Рубцовская звукопись избрала п-р-гр для описания порывов ветра, а Жданов в-р-д для валящихся деревьев. У Рубцова гроза –она, у Жданова –он, пьяный ураган. Интересна схожесь употребления словосочетаний у Рубцова вкривь-вкось, у Жданова храпя и треща: «Не задалась судьба моя, / Неполучилась безоглядной»...

  Вкривь-вкось пошла жизнь у Жданова. Храпя и треща волочил моральные вириги Рубцов. С ними случилось то, что случилось со всей Россией: так, как они могли и хотели им жить и писать не давали, а так, как требовали, они жить не могли.

Хотя Рубцов пытался, старался быть как все: «Надо /Быть Коммунистом /В славе, мечте, борьбе! /Надо пути каменистые /Всем испытать на себе, /чтоб на другого не сваливать /Трудности честных дорог, /Чтобы дороги осваивать, /Слившись /В железный /Поток!»

Жданова тащили в партию в издательстве - Егор Исаев дал ему рекомендацию, - да он не смог. Слишком много знал, слишком остро чувствовал. Не мог он быть на стороне убийц Гумилева, Блока, Есенина, Корнилова, Мандельштама...

Рубцов так рассуждал о своей судьбе за год до смерти: «Мы сваливать не вправе /Вину свою на жизнь. /Кто едет - тот и правит, /Поехал - так держись! /Я повода оставил. /Смотрю другим вослед. /Сам ехал бы и правил, /Да мне дороги нет...

В этот же период тридцатилетний Жданов пишет: «Мне кажется, что я старею, /Мне кажется, что я сдаю: /Никак стихом не отогрею /Я душу старую свою...» И дальше: «Мне повезло: я не был в драке, /В атаке не втоптали в грязь /В цветы, в шиповники и маки /Кровь не моя перелилась. /Не за меня чудак Иуда /Сто раз сграбастал серебро. /Мне повезло: я жив покуда... /А может быть, не повезло.»

В душном брежневском застое, в литературе проеденной цензурой, в них, в этих поэтах, жило неубиваемое чувство, что они сыновья великой страны! Рубцов: «И я молюсь - о, русская земля! /Не на твои забытые иконы, /Молюсь на лик священного Кремля /И на его таинственные звоны...»

В этом стихотворении автор приглашает нас вглядеться внимательнее висторию, в ее смертное и бессмертное начала. У Рубцова, как и у Жданова, особенное переживание времени, не характерное для молодых поэтов, их современников. 

Жданов в 1969 году:

О где вы были, россияне,

Вы – дети горестной земли,

Когда в Москву на осмеянье

 Больного Блока привезли?

 Неудто вас смешили казни/

И вы горланили ура,

Когда на Кремль крестился Разин

За пять минут до топора?

А в 1986 году: «Родина! /Сабельный свист /Переходящий в ракетный! /Хрупкий осиновый лист,/Красный под осень и светлый.» - Это уже перестроечные строки и сравнивать их с рубцовскими нельзя, но я не удержалась, до того хорош кремлевский, кирпичный цвет осеннего листа осины. Ведь так исторически сложилось, что в России политические катаклизмы приходятся на осень...

Жаль, что Рубцов так рано умер, в перестроечное время он, как Жданов, выдал бы бессмертные циклы стихов.Но перед смертью Рубцов все же успел пророчески сказать:

Россия, Русь!

Храни себя, храни!

Смотри, опять в леса твои и долы

Со всех сторон нагрянули они —

Иных времен татары и монголы. -

Так мог написать хороший поэт и человек, живший болью своей эпохи, патриот земли родной, потому что мысль «храни» перерастает здесь рамки личного. Сохраняя любовь и память к своему изначальному, - детству, малой родине, - мы сохраняем любовь ко всему живому. И чем больше поэтов воспели Русь, тем лучше.

А это: «...Все прошло и прокатилось, /Пролетело, пронеслось? /Красным, белым и зеленым /Нагоняем сладкий бред… /Взгляд блуждает по иконам… /Неужели Бога нет?» Он не ответил на мучившие его вопросы, но задав их, заставил думать множество людей.

Он страдал от одиночества, предчувствуя близкий конец: «Да, умру я! /И что ж такого? /Хоть сейчас из нагана в лоб! <...> /Жалкий след мой /Будет затоптан /Башмаками других бродяг. /И останется всё, / Как было, /На Земле, не для всех родной... /Будет так же Светить Светило/ На заплёванный шар земной!»

Жданов пророчески пишет, как бы о себе: «Его при жизни крупным матом крыли. /Когда он умер, вскрыли и зарыли/ Поглубже, чтоб никто не раскопал.»

Рубцов о себе: «...Перед всем /Старинным белым светом /Я клянусь: /Душа моя чиста. /Пусть она /Останется чиста /До конца /До смертного креста!»

Жданов о своем сердце: «Вам говорю как Страшному суду: /Оно сгорело. Значит было чисто.»

Неужели умереть по-хорошему пагубно для биографии поэта и он должен быть обязательно убит?

Всплеск интереса к стихам и судьбе Рубцова возник после его убийства. Свою смерть он предсказал: «Я умру в крещенские морозы». Убийца поэта – почти жена, талантливая поэтесса Людмила Дербина (Грановская). Материал очень богатый для проведения параллелей с другими убийцами поэтов-классиков...А не раскрутка ли это желтых СМИ? Правомерен ли этот всплеск?

Известный публицист и критик Владимир Бушин считает, что это так и пишет в статье «Опаснее дурака»: «Начало созданию гипертрофированного образа Рубцова положил Вадим Кожинов». И продолжает: «Да, Николай Рубцов поэт искренний, душевный, очень русский, но всё же довольно скромный и по творческим возможностям, и по охвату жизни. Не случайно во всех статьях и рецензиях о нём цитируются лишь несколько одних и тех же стихотворений.» С этим трудно не согласиться, многие поэты написале больше и тематически шире, но они и прожили дольше. Кроме Лермонтова. Если ставить вопрос серьезно и равняться на рано ушедших из жизни классиков, то да, Бушин прав. Он возмущен: «Но что мы видим! Екатерина Никанорова, учительница литературы из Череповца пишет: «великий русский поэт Николай Рубцов». И где! В писательской «Литературной газете». Какие же слова употребит учительница, рассказывая детям о Пушкине и Лермонтове? «Правда» посвящает ему полосы и пишет: «Ломоносов, Пушкин, Есенин, Рубцов». В одном ряду, на одной доске. Это же не возвышает Рубцова, а конфузит Пушкина. Да ведь и Есенин при всём его великом пронзительном лирическом таланте не стоит в одном ряду с Пушкиным. А Рубцову уже воздвигнуто три или четыре памятника. И сейчас идут хлопоты о памятнике ему (пятом?) в Москве.»

Возможно, эпитеты «великий», «лучший поэт ХХ века», «гениальный» по отношению к Рубцову и преувеличение, - это выяснилось бы со временем, если критики забыли бы свои национально-политические распри и обратили пристальное внимание к другим, менее раскрученным и попросту замолчанным отличным поэтам. Их, ушедших вместе с СССР, забыто немало. А уж проведя литературоведческий анализ, сравнив и донеся их слово до соотечественников, любителей и знатоков поэзии через СМИ и получив отклики, можно подводить итоги и раздавать лавры. Но это уже из области фантастики. Необходимо оживлять загубленный литературный процесс, возраждать объективную и доказательную критику.

Но возможно ли это в нынешних социально-экономических условиях?