Лидия СЫЧЕВА. Телестрасти. (2001)
Лазоревка - деревня отцветающая. А давно ли селом была?! Хутора отпочковывались, народ большие семьи водил без опаски и задумчивости, и церковь - из красного кирпича - служила. Нынче молодежь, какая была, разбеглась; колхоз им.Дзержинского на боку; а церковь, закрытая при большевиках, обобранная при Советах, с украденным прошлый год звоном - стоит. На самом высоком лазоревском пригорке. Радист-рационализатор Дима Глазочкин, местный левша, пристроил на колокольне телеантенну. А что, у церкви все равно перспектив в Лазоревке нету, а место - надежное. Высокое. Вот с него-то и идет на деревню “вещание”.
Кто глупее?
Говорят, что народ в России глуп. По телевизору часто говорят. И мол, вроде потому он глуп, что уж очень сериалы любит смотреть.
И правда, баба Таня Ушкова, бывало, корову свою, кормилицу Ромашку, кое-как подоит, лишь бы свиданье Марии и Виктора Карено не пропустить. Но глупа ли баба Таня, вырастившая в одиночку двух хороших деток (муж от рака помер)? Сомневаюсь. И что же, спрашивается, не порадоваться ей чужому личному счастью? И потом, задумаемся, кто глупее: кто смотрит или кто показывает?! То-то…
Конечно, местных новостей в Лазоревке нынче дефицит. В основном, кто чем болеет, кто чем лечится, да кто от чего помер. Мало созидательности, движения. Вот и обсуждает народ заграничную жизнь. Антон Костин, бывший скотник, в очереди у ларька с хлебом возмущается:
- Вроде бы у нас своих быков нету!
- Вот-вот, - подхватывает Шабалатов, еще один пенсионер, друг Костина, - такую муру показывают: мясной король, да семья, да наследство, да всё одно и тоже, - и плюет. Но сериал бразильский, про сельское хозяйство, товарищи смотрят исправно, по часам. Утром и вечером. Потому как лазоревские быки давно уже не в киношном виде - еле ногами двигают. И скотник Сережа Павленков, вечно небритый мужчина лет сорока, с неухоженными волосами, в обвисших на коленях спортивных штанах, пьяный, шатается все чаще мимо фермы. А в ушах у него - наушники. Музыку слушает. Эстет...
Их страсти и наши ужасы
Зима как заходит, вечера в Лазоревке длинные. Антон Костин, и жена его, Настя, погружаются в латиноамериканские страсти. Настя, женщина много пережившая, глуховата. Сумбурный, быстрый перевод в сценах объяснения героев недослышит. Спрашивает у мужа:
- Антон, ну а че она к нему пристаёт?
- Чё, чё..., - Антон думает, как ему перевести: “Я знаю, я видела, ты с ней спал, я никогда тебе этого не прощу” и т.п.
- Жить без него не может, вот чё, - находится он.
- О-ё-ё, - возмущается Настя, - нагребла денег, надурила его, а теперь жить не может!
Пошли титры. Супруги выключают телевизор, оберегая его от лишней нагрузки. Но обсудить бразильскую жизнь в подробностях, посочувствовать ихним горестям Костины не успевают: тут как тут баба Рая Павленкова, соседка. Старая, а на ногу быстрая. Примчалась поднять больную тему:
- Что делать с Сережкою? Пье, и пье, и пье, зараза. Алименты той семье платим, а ему кажем: живи, живи с Валентиною! Свататься в субботу придут к ее девке, а отчима, нету, пье. Он же, сатана, ехал на велосипеде, и в яму, что под воду роют, рухнул и кричит зятю будущему, Юрке, - доставай. Тот вытяг, велосипед целый, а у Сережки палец на руке вывихнутый. А Валентина, она ж его терпит тока из-за хаты нашей, а то б выгнала давно. Но она - молоде-е-е-ц! Молодец! - восхищается бабка Лебедева невесткой, - он лежит пьяный в хате, без движения, она мочалку взяла, с какой в баню ходит, и по морде его - туды-сюды, туды-сюды! А Витьке, внучку, надо сапоги купить. Я кажу Федьке (мужу) - надо хлопцу купить, он же нам помогает. А он: хай Сережка покупает, надо деньги собирать, вдруг какой случай. Оно и правда: и сапоги надо, и сватовство в субботу, хоть бери заем.
Разговоры о займах у баб Раи - одни из любимых. Антон Костин охотно ее поддерживает, но на свой лад:
- Ды вон наши министры тоже денег понабрали - в Америке, у японцев. А чем отдавать теперь не знают.
- Ая-я-я-яй! - сокрушается баба Рая. - Продадуть с потрохами нас! Хана народу!
- Хана, - соглашается Антон и шутит:
- Одним алкашам не страшно, им терять нечего...
СМИ недоработали...
День и ночь внушают Лазоревке по телевизору: хана нам всем или не хана, - от нас самих зависит. От нашего выбора. Так что не ошибитесь! Программу “Время” лазоревцы стали ждать как “Последнюю жертву”: что на этот раз скажет разволнованный правдолюб, то и дело сглатывающий слюну? Шофер Суховерхов, из справных, непьющих мужиков, ведущего случайно переименовал. Говорит как-то Суховерхов радисту Глазочкину:
- Дим, ты вчера глядел этого, как его, Пидаренко?
Глазочкин: “Ха-ха-ха!” Язык у него без костей, и как не просил шофер Диму попридержаться, по деревне понеслось: Пидаренко да Пидаренко. Так из-за суховерховской темноты пропала вся агитация.
Ну, ладно. Выборы - вещь серьезная. Соседнее Лазоревке Кашарино - село благополучное, по нынешним временам почти процветающее. А все из-за председателя, Тяглова. Потому как он - хозяин. Газ в Кашарино протянул. Американской кукурузой поля засеял. Клуб молодой семьи открыл. Доехал до Москвы, встретился с Зюгановым, и тот ему ручку с золотым пером подарил. Столько про эту ручку разговоров было - мол, вечная она, чернила в ней сами берутся, заправлять не надо. Одни говорили, что ручка импортная, а другие рассказывали, что наоборот, ручка наша, но царских времен, и потому такая качественная.
Но бог с ней, с ручкой. Решил Тяглов выдвинуться, стать депутатом Госдумы.
А тяжело человеку без привычки в политику лезть. То дебаты на местном ТВ, то компроматы в газетах, то речи на сходках. После одного такого дня сидел Тяглов вечером по-домашнему, в одних трусах, ужинал. Люська, жена, видя его утомленное состояние, одну чарку поднесла, другую... Тяглов - стати осанистой, номенклатурной, но тут его что-то развезло. Глаза налились обидой, кровью. Встал, и ни слова ни говоря, - к порогу. Люська: “Куда?” Ясно ей, конечно, куда: Санька, любовница, недалеко живет. Тяглов прет. Люська взвизгнула: “Не пущу!” Хвать мужа за трусы, резинка лопнула, они и упали. Но Тяглов столько срама перенес в предвыборной борьбе, и что ему там какие-то трусы! Он гордо через них переступил и пошел к Саньке. Голый. Стоял октябрь уж на дворе...
Электорат местный был в восторге. И Кашарино, и Лазоревка в полном составе на выборах голосовали за Тяглова. Жаль, все равно он проиграл - в округе три района, и дальние избиратели ничего не знали про Саньку и любовное горение. Недоработали СМИ.
Красота - категория социальная
У шофера Суховерхова двое детей, и младшенькая, Сонечка, симпатичная, сообразительная: пошла в первый класс, а учится на одни пятерки. Сидит воскресным вечером суховерховская семья у телевизора, слушает умные аналитические программы. Сонечка молчала-молчала и вдруг говорит, показывая на Николая Сванидзе пальчиком:
- Пап, неужели у этого дьявола есть жена?
Суховерхов аж поперхнулся: он молоко из кружки прихлебывал. Вся семья по широкой шоферской семье стала колотить кулаками. Еле откачали беднягу.
Что правда, то правда, не на кого в телевизоре теперь поглядеть, путевых людей почти не бывает. Настя Костина и Таня Ушкова соберутся у колонки побалакать, так стоят долго. Вся обсудят и до телевизора дойдут. Настя вспоминает:
- В году 74-м году, бывало, пойду я к Лиде Мостиковой телевизор смотреть - на свой еще не насобирали. А у Лиды, помнишь, сожитель тогда был, Миша. И вот показывают Людмилу Зыкину - а она - полная да хорошая. Я и кажу:
- Гляньте какая она красивая!
Миша аж подскочит:
- Это моя невеста была! Я ж москвич!
Лида:
- Тебе кого ни покажи, ты с ней был!
И задрались...
...А теперь, конечно, людей таких нет. Не из-за кого драться. И будь на месте Тяглова, допустим, Сванидзе, разве Люська стала бы его за трусы хватать?!..
Таня Ушкова тему длит:
- И правда, где они их насобирали таких гадких в телевизор: то картавые, то шепелявые, то нечесанные, ну прямо нечистая сила! Вчера вон престольный праздник какой был, так они весь день показывали в рекламе бабьи притыки! Весь день! Специально, что ли?!
Настя Костина мелко крестится и, поглядывая в сторону церкви из красного кирпича, вздыхает:
- Ой, Господи, пропал мир!
Вещание продолжается
За всю Лазоревку не скажу, но Антон Костин Гаранта конституции всегда недолюбливал. Особенно Костин раздражался, когда президент обращался с телеэкрана к зрителям: “Дорогие друзья!”
- Какие ему тут друзья? - бушевал Антон. - За такие слова его выгнать надо и всё. Нашел друзей...
И вот - свершилось. Сам ушел. Антон Костин и Шабалатов в очереди за хлебом обсуждают судьбу Первого президента.
Шабалатов:
- Теперь он поедет на дачу жить, до Аяцкова. Там ему хоромы выстроены.
Антон:
- Да ну, поедет во Францию или в Америку.
- А че эт он туда?
- А где ж ему жить?! Тут и на улицу выйти стыдно...
А Насте Костиной Путин не нравится:
- Поехал в Чечню на Новый год и ножики солдатам раздал! Нашел подарок! Ну кто ему такое присоветовал?!.. На Новый год - ножики. Чтоб весь год дрались...
А Сереже Лебедеву Путин нравится. В редкие трезвые минуты Сережа коряво хвалит нового лидера:
- Он, это, как его, патриот!
...Лежит, лежит Лазоревка в снегах. Словно во сне заколдованном. Вечером идешь по скрипучему насту - изредка собаки брехнут, улицы темны, и только окна в домах синим светятся. Время новостей. Слушают лазоревцы большую страну. Вжимаются в кавказские горы наши солдатики, детишки наши. “Там их покрошили!” - вздыхает Настя Костина, и долго, долго не может потом заснуть.
Тихо, тихо в Лазоревке. Несколько порядков домов. Обширный, утыканный крестами погост. Пригорок в центре села. И - церковь. С неё и идет “вещание” на тихую, сумеречную деревню...
январь 2000 года
