Речь Ивана Евсеенко при вручении ему литературной премии «Прохоровское поле»

 Уважаемый Николай Иванович!

 Уважаемый Евгений Степанович!

 Уважаемый Валерий Николаевич!

 Ваше Высокопреосвященство!

 Дорогие белгородцы и гости праздника!

Прежде всего, я хочу поблагодарить Союз писателей России, Воронежское отделение Союза писателей России, выдвинувших и поддержавших мою кандидатуру на соискание высокой премии «Прохоровское поле», членов жюри конкурса, администрацию Белгородской области, а так же лично Вас, Евгений Степанович, неутомимого и последовательного поборника русской национальной литературы!

 Эта премия в ряду многих моих литературных наград, начиная от премии Воронежского комсомола имени поэта-фронтовика Василия Кубанёва и заканчивая премией имени Василия Шукшина, занимает особое место. Она сродни лишь медали «ХХ лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945г.г.», которой я был удостоен в 1965 году, когда проходил военную службу в ракетных войсках стратегического назначения в Калининградской области, на бывшей немецкой земле, откуда на протяжении многих веков начиналось вторжение западноевропейских завоевателей в Россию.

Эти обе награды: и медаль «ХХ лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.», и литературная премия «Прохоровское поле» утверждают прямую мою (и всего моего поколения) причастность к Великой Отечественной войне.

 Война вошла в меня раньше моего рождения. Я родился 2-го августа 1943 года, когда танки и пушки здесь, на Прохоровском поле, ещё не остыли. Родился, увы, на оккупированной территории в селе Займище неподалеку от древнерусского города Чернигова, на самом стыке трёх братских славянский республик: России, Украины и Белоруссии. Моего отца, молодого, всего двадцатидвухлетнего сельского учителя Евсеенко Ивана Денисовича к этому времени уже не было в живых. В феврале 1943 года немцы и полицаи-предатели арестовали его за антифашистскую пропаганду, связь с партизанских движением, а еще за то что, несмотря на свою молодость, он был членом ВКП(б) и растеряли в черниговской тюрьме. Там за годы оккупации было расстреляно 25 тысяч советских людей.

 Не будучи военнообязанным по состоянию здоровья, отец августе 1941 года ушёл в отступление вместе с Красной Армией, но его часть попала в окружение, была разгромлена, и отец вернулся домой в родное моё село Займище к молодой жене и всего трехмесячной старшей моей (увы, сейчас уже покойной) сестре. Вернулся на мое рождение и на свою гибель. Я всегда думал и думаю до сих пор, что лучше бы я не родился, лишь бы отец остался жив. Он, по рассказам матери, был человеком очень одаренным, и, наверное, достиг бы в жизни много большего, чем я.

 Мою мать, Анну Александровну, уже беременную мною едва не угнали в Германию (ей удалось чудом спрятаться), и вполне возможно, что я родился бы в германском полоне, а то и не родился бы вовсе.

 Можно представить, сколько страданий перенесла моя мать, сколько выплакала горьких слез прежде, чем родила меня в деревенском доме под опекой бабки-повитухи. Немцы, как известно, не заботились о здоровье местного населения на оккупированной территории и не оказывали им никакой медицинской помощи. Оттого мать и умела, едва дожив до 55 лет.

 Добровольно ушёл на фронт мой дед по отцу, Евсеенко Денис Никанорович, 1895 года рождения, и тоже погиб, пропал без вести летом или осенью 1943г.

 Всего же из моего села ушло на фронт более 200 человек, а вернулось лишь 30. И так, думаю, было по всей России, по всему тогдашнему Советскому Союзу.

 Поэтому с самых первых своих рассказов я стал писать о войне, людях, переживших войну: о фронтовиках, солдатских вдовах и детях войны. Писал, пишу и буду писать до последних моих дней. Это не просто моё литературное пристрастие, это мой долг и обязанность перед памятью павших, перед, моими малочисленным сверстниками из поколения «детей войны».

 Всем нам памятны суровые и непреложные в своей верности и справедливости слова: Никто на забыт, ничто не забыто!» С первой частью этой клятвы : «никто не забыт» у нас дело обстоит более-менее сносно, хотя и не везде так, как в Белгородской области», где память о минувшей войне, о павших на Прохоровском поле солдатах берегут с особой честью и достоинством. Лучшее тому подтверждение величественный мемориал на Прохоровском поле, созданный белгородцами по проекту и замыслу выдающегося русского скульптора (к несчастью, тоже давно покойного) Вячеслава Клыкова, с которым я имел честь быть близко знакомым. Но мне особенно нравится, берет за душу небольшой памятник у вас в селе Бабровы Дворы «Вдове и матери солдата» (я даже писал о нем в свое время небольшую статью для «Роман-газеты»). На этом памятнике я почти с фотографической точностью узнаю свою мать, старшую сестру Таисию и себя самого, деревенского мальчишку, осиротевшего еще до рождения. Такие вот солдатские вдовы, деревенские девчонки и мальчишки поднимали из руин, разоренную почти дотла нашу землю, нашу Россию. Подвиг их сродни солдатскому подвигу на фронте, и как жаль, что не всегда и не везде он по достоинству оценивается.

 А вот со второй часть нашей послевоенной клятвы: «ничто не забыто» - дело обстоит гораздо хуже. Не зря, видимо, говорится, что страдания человечества забываются через два поколения. О них помнят непосредственные участники и свидетели (в данном случае наши отцы, матери и деды) пережившие войну в зрелом возрасте, и мы, их дети, причастные к страданиям и бедам войны уже по одному своему рождению. А дальше идет глухое и ничем не оправданное забвение.

 Солдаты, воевавшие на фронтах Великой Отечественной войны думали, что это война последняя, и что после нее наступит долгожданный вечный мир между народами. Увы, надежды и чаяния их не оправдались. Все семьдесят послевоенных лет большие и малые войны вспыхивают и полыхают по всему земному шару. Человечество практически уже готово к Третьей мировой войне, и никто не может дать гарантии, что не повторится трагедия Хатыни, трагедии Освенцима, Бухенвальда и Майданека, которые тоже забываются, а то и отрицаются вовсе, угоду новым гитлерам и гебельсам. Забываются во всем мире, и, что самое страшное, забываются и у нас, в стране, вынесшей на своих плечах основную тяжесть Второй мировой войны.

 Забываются разрушенные города и села, безвинно расстрелянные, сожженные заживо в домах и заживо погребенные в земле сотни тысяч и миллионы мирных жителей, забываются страдания опять-таки сотен тысяч и миллионов наших сограждан, угнанных в рабство в фашистскую Германию. И вот уже в угаре этого забвения мы повсеместно оборудуем и леем кладбища немецких солдат-захватчиков, сплошь и рядом в ущерб памяти советских солдат, которые до сих пор остаются не захороненными.

 - Кол им осиновый, а не могилы!- говорит о фашистах герой моей повести «Дмитриевская суббота» дед Витя, который переживал войну в детском возрасте и на всю жизнь остался инвалидом. Немецкий солдат бросил гранату в погреб, где вместе с матерью и такими же, как он, мальчишками и девчонками Витя прятался во время отступления немцев. Все в этом погребе погибли. Остался в живых один лишь Витя (его успела прикрыть своим телом мать), хотя взрывом гранаты ему оторвало ногу, и Витя сейчас, уже в старости имеет полное право сказать о фашистах:

 - Кол им осиновый, а не могилы.

 Вслед за ним и я, обездоленный войной, тоже готов повторить его слова., поскольку помню и никогда не силах буду забыть священную нашу клятву: «Ничто не забыто!»

 История, описанная мной в повести «Дмитриевская суббота» не художественный вымысел, а подлинная правда. Подобная история произошла в 1943 году с моим старшим товарищем, известным воронежским поэтом и общественным деятелем Евгением Григорьевичем Новичихиным в селе Верхнее Турово Нижнедевицкого района, Воронежской области. Четырехлетний Женя вместе с матерью и страшим своим братом Борисом (он живет сейчас в Старом Осколе) прятались в подвале одного из деревенских домов. За несколько минут до того, как пробегавший мимо немецкий солдат бросил в подвал гранату, Женина мать (словно ей что-то подсказало материнское сердце) увела своих детей из подвала и тем сохранила им жизнь. Все же остальные дети и взрослые в подвале погибли. Как можно забыть и простить подобное злодеяние?!

 Фашисты пришли к нам не гостями, а поработителями, стремящимися истребить на захваченных наших землях всё русское славянское население. Так что же мы ведем сейчас себя беспамятно, почему забываем все ихпреступления?!

 Более того, среди наших либералов и поборников безграничной свободы слова находятся люди (и что самое страшное – молодые, ничего толком о войне незнающие и не желающие знать), которые подвергают сомнению подвиг советского народа в Великой Отечественной войне, освободительную миссию Красной Армии в Западной Европе, сравнивают этот жертвенный подвиг и эту освободительную миссию, стоившую нам миллионов солдатских жизней, с нашествием фашистов. Посмотрите, что нам показывают о Великой Отечественной войне в кино, на телевидении, что говорят по радио, что пишут в газетах и журналах, в так называемых учебниках истории и в художественной литературе?! Подобного позора, по-моему, при полном попустительстве властей предержащих, не испытывала и не испытывает ни одна страна мира.

 Во многих государствах Западной Европы, насколько я знаю, существует закон, согласно которому уголовно преследуются люди, осмелившиеся не только отрицать Холокост, но даже разобраться во всех его сложностях и противоречиях. У нас же никакого закона, стоящего на страже памяти о Великой Отечественной войне нет, и что-то не слышно, чтобы он хотя бы будировался в Государственной Думе.

 За память о Великой Отечественной войне надо бороться всеми силами, всем соборным миром русских людей! Эта борьба, наверное, будет стоить нам немалых усилий, а может, и немалой крови. Но, я уверен, что мы выстоим и победим, как выстояли и победили на великом Прохоровском поле наши отцы и деды.