Валентин Сорокин: «Металлургия меня вдохновила!»

 Челябинский металлургический комбинат дал путёвку в «большую жизнь» огромному количеству людей. Много известных личностей начинали здесь свой путь, словом и делом служили на благо Отчизны. В числе этой славной армии — советский и российский писатель и поэт Валентин Сорокин. В настоящее время он — москвич, но связей с Уралом не теряет. В чём убедилась корреспондент «Челябинского металлурга», побывав в столице и побеседовав с нашим знаменитым земляком.

По прямой

— Валентин Васильевич, откуда вы черпаете материал, идеи для творчества? В чём его истоки?

— У меня получилось так, что я очень рано стал профессиональным литератором. Публиковаться начал с пятого-шестого класса средней школы — в районной газете. Жил я на Урале, в Башкирии. Раньше та территория, на которой я жил, принадлежала казакам. Хутор мой поэтично называется — Ивашла. А станица — Преображенская. Красиво... Место расположено в горах! Там летали орлы... Кругом леса, водопады, озёра. А за горы выйдешь — такие дали открываются!

Из нашего района ушло около десяти тысяч человек на фронт. Вернулись немногие. В нашем районе девять Героев Советского Союза! И все — посмертно. Народ отважный, красивый. Мой отец вернулся с Великой Отечественной войны инвалидом. Семья большая, восемь детей. Я самый младший был из братьев, а младше меня ещё сестрёнка. В 14 лет я уехал учиться в ФЗУ.

Первые порывы к творчеству ощутил ещё в детстве. Всё, считаю, благодаря тому, что природа у нас богатая! Я всегда говорю: если поэт не слышит, как поёт соловей или не видит, как плачет ива над речкой, не замечает простора, который рвётся в душу твою и несёт за собой к звёздам... Он не будет поэтом! Недаром Пушкин, Лермонтов, хотя и родились в Москве, всё детство провели на природе. Природа лепит нас! Даёт нам характер, даёт волю, даёт любовь, красоту и полёт души.

— На вашем творческом пути были сложности?

— Я много пережил трудностей, но не люблю об этом рассказывать. С одной стороны, моё поэтическое восхождение произошло по прямой дороге. Довольно быстро я стал лауреатом премии Ленинского комсомола. Это была высокая награда, приравнивалась к государственной премии СССР. Такой же премией был награждён, к примеру, знаменитый поэт Роберт Рождественский. Вручали мне её в 1972-м году, вместе с нашим знаменитым сталеваром с ЧМЗ — Иваном Панфиловским.

А потом я получил и Государственную премию РСФСР. Мне её присудили в 1986 году, уже перед развалом СССР, который я воспринял как трагедию. А премию присудили за поэму о маршале Жукове. Поэма называется «Бессмертный маршал».

Ну, какие трудности были? Вот, например, за поэму «Дмитрий Донской» меня не пустили на праздник 600-летия Куликовской битвы. Потому что поэму признали вредной и ненужной. А потом тоже дали за неё премию! (смеётся). А поэма «Бессмертный маршал» была восемь лет запрещена.

...Я был главным редактором издательства «Современник». Мы, знаете, сколько могли бы наделать себе врагов, если бы глупо подходили к делу? К примеру, роман «Мужики и бабы» Бориса Можаева объявили антисоветским. Четыре года рукопись лежала, все журналы отказывались её печатать... А я взял и «запустил» её в набор. Мне звонит министр культуры Фурцева, член ЦК компартии:

— Это вы отдали в набор роман Можаева?

— Я!

— А вы знаете, что я запретила постановку по его роману в театре на Таганке? Что, не понимаете, чем это может кончиться?

Я в ответ пытаюсь возражать:

— Между романом и постановкой может быть большая разница. Там — режиссёр, у него своё видение, своя трактовка. А я просто печатаю роман Можаева.

— Вы можете изъять роман из типографии?

— Нет, не могу. Потому что уже вышел «сигнальный» номер. Практически, это означает, что произведение пошло в магазины...

Она говорит: «Ну ладно...», — и бросает трубку. Дальше мне звонит председатель комитета по печати Николай Васильевич Свиридов:

— Что у тебя было с Фурцевой?

— Ничего не было. Она лет на 20 меня старше, что между нами может быть?

— Ах, хулиган, ещё хохмит! Садись в машину, приезжай!

Я приехал к нему. Он мужчина был благородный, войну прошёл. Умел понять человека, найти подход. «Что ты натворил? — восклицает. — Мне без конца из ЦК звонят!» Я говорю: «Ничего не будет! Я договорюсь, и мы сразу дадим рецензию... Чтобы нейтрализовать возникшее напряжение».

Так и сделали. Борис Можаев плакал от радости: «Валя, родной, спасибо, ты спас меня и семью!» Они с хлеба на воду перебивались, его ж нигде не печатали. Он, когда ко мне с рукописью пришёл, так и сказал: «Валя, мы мебель продали, нам кормиться нечем...»

Считаю, наша власть сама врагов себе создавала. Солженицына, например. Можно было его не злобить, дать ему опубликовать произведения. Я как раз на Высших литературных курсах учился, когда он уехал. И у нас обсуждался вопрос: что с ним делать? Я говорю: «Верните его, изберите депутатом, напишите хорошую рецензию!»

Или, вспоминаю, Владимир Тендряков, повесть «Кончина» — о том, как некий председатель колхоза умирал. Некоторые увидели в этом персонаже намёк на Сталина и его смерть. Я издал эту повесть. И опять звонок из ЦК: «Что ты творишь? Мы знаем, теперь эту повесть в ФРГ издадут!». Я говорю: «Не мешайте! Я её открыто выпущу и дам по этому поводу интервью. И тогда там его не издадут. В повести этой ничего крамольного нет». Издали. А Тендряков потом пришёл (тоже ведь войну он прошёл) и говорит: «Валя, спасибо тебе».

То есть, мы сами себе проблемы наживали. Это шло от какого-то многолетнего назидания: хвалить всё время Ленина, Сталина и советскую власть. Вместо того чтобы воспитывать в человеке самостоятельный взгляд на жизнь.

В личной жизни у меня было нормально всё. Но старший сын, полковник, к сожалению, умер, от разрыва сердца. Что такое произошло, мне до сих пор не известно... Он возглавлял отдел по ликвидации особо опасных преступников.

Но, в общем-то, с точки зрения должностной и так далее, у меня довольно благополучная жизнь. За исключением КПК.

Знаете, что такое КПК? Комитет партийного контроля. Маяковского через это испытание провели когда-то и меня. За мои дерзости (смеётся). Всего два человека — из литературного мира!

— И что на этом комитете — ругали?

— Хотели ругать... Председатель комитета — Пельше, член Политбюро ЦК КПСС, говорит: «Сорокин, становись к стенке!». Потрясающий язык у них, знаете ли, был, сильные по своей энергетике выражения. А, видно, кто-то сказал ему о моём характере. И Пельше при этом говорит: «Не задавайте ему ни одного вопроса!» А мама нашей женщины-космонавта Светланы Савицкой, Лидия Павловна Савицкая, была секретарём райкома партии — на той территории, где находилось наше издательство «Современник». И вот встаёт она на этом суде: «Не трогайте его! Это самый красивый редактор у нас, самый молодой в СССР! Издательство пять «Красных знамён» имеет за работу!» Вот так Савицкая защитила меня...

Мне везло на людей... Директор издательства «Современник» Юрий Прокушев, всю жизнь посвятивший изучению творчества Сергея Есенина, был для меня как отец. А своей литературной мамой считаю Людмилу Татьяничеву. Она так следила за моим следила за моим творчеством! Переживала, помогала... Была редактором первой моей книжки — «Мечта»... А сейчас у меня уже 60 книг.

Друг

С коллегой по предприятию и литобъединению Вячеславом Богдановым (на фото) Валентина Сорокина связывали дружеские отношения: один литератор работал в мартеновском цехе, другой — на коксохиме.

— Знаю, вас связывала дружба с ещё одним литератором, так же начинавшем творить на ЧМЗ, — Вячеславом Богдановым...

— Я десять лет работал в мартене Челябинского металлургического завода. А Богданов трудился на коксохимическом производстве. Нам обычно давали по 30 минут на обед. И вот мы с ним сбежимся — в обеденный перерыв. Он чёрный весь, в пыли, и я тоже... И — читаем друг другу стихи! Это было в 1955-60-х годах. А в 1963-м году я уже стал членом Союза писателей СССР.

Так получилось, что меня приняли в Союз быстро и потом вызвали на учёбу в Москву. А Слава работал на Челябинском металлургическом заводе 15 лет.

Потом, у нас же было литературное объединение ЧМЗ! Такое знаменитое! Оттуда вышли писатели со всероссийскими именами: Рустам Валеев, Зоя Прокопьева (как прозаик среди женщин, считаю, — номер один), Геннадий Суздалев (сейчас он живёт в городе Суздале), уже ушедший от нас Александр Куницын, Атилла Садыков, Анатолий Белозерцев — поэт, публицист и журналист, Николай Егоров (тоже ушедший недавно), Валерий Тряпша (сейчас живёт в Хабаровске), Анатолий Головин (он был самым старшим среди нас, участник войны)... Его жена Любовь и он сам преподавали мне русский язык, когда я в техникуме учился. «Доращивали» меня.

Так что, с Богдановым мы ещё со времён ЧМЗ дружили. Он был моим другом. Очень верный человек в дружбе! Наша семья считала его своим. Мои мама, папа очень его любили. Я помог ему поступить на Высшие литературные курсы. На тот момент я работал уже главным редактором «Современника». Потом помог ему книжку издать. До того он издавался на Урале. Вячеслав Богданов стал членом Союза писателей СССР. Я очень жалею, что он так рано ушёл — погиб в 37 лет. Очень талантливый, родной для меня человек.

Из природы — в огонь

— Это правда, что одна из ваших поэм, неоднозначная, спорная, увидела свет на страницах нашей газеты — «Челябинский металлург»?

 — Поэма называлась «Здравствуй, время» и была напечатана в 1964 году в газете «Челябинский металлург». Редактор получил за неё строгий выговор. Поэма была запрещена. Меня защитил от выговора и склок Евгений Михайлович Тяжельников, секретарь обкома КПСС. И ещё Михаил Ненашев помогал — председатель государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Он — из Магнитогорска. Уральцы все — благородные и честные.

Выговор редактору влепили за то, что поэма идеологически нечёткая. Я там говорю, что если мы так будем себя вести, то мы разрушим нашу великую родину... Потом, спустя многие годы, я опять опубликовал эту поэму — в журнале. И были комментарии уже иные: как Сорокин мог такое развитие вещей предвидеть?! Всё сбылось!

— Какой частью своей биографии вы особенно гордитесь?

— Горжусь, что я сын крестьянки и лесника. Сорокины — все: деды и прадеды мои — были лесниками. Папа брал меня с собой. Один раз выходим на гору, а на нас медведь идёт! Отец прислонил меня к лиственнице и говорит: «Не шевелись!» Потом подошёл к медведю, поговорил с ним... И медведь пошёл в свою сторону, а мы — в свою... Для меня природа — это всё!

Потом, очень горжусь, что я попал в мартен. Яков Терентьевич Вохминцев, ещё один челябинский поэт, мне как-то сказал: «Какой ты счастливый! Ты из такой красивой природы и — в огонь! Это скажется в творчестве». Так и оказалось. Природа, огонь — дали вдохновение. Очень горжусь, что я из рабочих и что я мартеновец. Я нигде это не говорю. Только — родным людям. Или вот так, как сейчас с вами, сидим — родной край вспоминаем.

— Вы самокритичны?

— Очень. Иногда дохожу до такого состояния, что сижу и думаю: кому это нужно, что я написал? Никому!

Вот, например, последний вариант поэмы о Жукове, разрешили, наконец. Цензура и ЦК. Это было в эпоху, когда начинались брожения в стране. Я думал тогда: какой хороший вариант я сделал! А недавно роюсь в своих архивах и обнаруживаю ещё пять вариантов. И один из них явно лучше опубликованного!

Иногда я впадаю в такую боль — о своей стране! Это мешает в творчестве, оптимизма не хватает. Иногда нападаю очень сильно. Когда вижу, что мы в чём-то виноваты, не можем делать что-то как надо...

— На кого нападаете — на правительство?

— На кого угодно! На правительство, на партию. Но не на Россию! Я вам честно скажу: раз 25 я выезжал за границу. Поеду, а потом через два-три дня думаю: и зачем я, дурак, сюда приехал? Скучно! Домой тянет. Ничего с собой поделать не могу. Для меня Россия — это всё.

День творца

— Как проходит ваш день, день творца?

— По состоянию... Всё-таки, уже возраст... Много читаю. Слежу за публикациями в прессе. В день прочитываю пять-шесть газет. Какие-то покупаю, какие-то выписываю. Часто бывает, что два-три журналиста берут одну и ту же тему, а преподносят по-разному. Это интересно — посмотреть на проблему с разных точек зрения и сделать свой собственный вывод. На прочтение газет трачу весь вечер. А с утра занимаюсь текущими делами.

Если состояние хорошее, начинаю размышлять, писать... Или созваниваюсь с коллегами, о чём-то договариваюсь. Общественной работой занимаюсь, организацией поэтических вечеров, поскольку — председатель Бюро творческого объединения московских поэтов (это ячейка в Союзе писателей).

— Можете дать совет начинающим литераторам?

 — Мой совет: чувствуйте слово! Должна быть взаимосвязь между автором и словом. И, считаю, самое главное в творческом человеке — сохранить состояние. Когда ему радостно, пусть пишет. Или когда в святом гневе — пиши, твори! Получится интересная вещь — рассказ или стихи. И ещё надо уметь возвращаться в это состояние.

У Максима Горького есть такая фраза: «Многие были, может быть, и талантливее меня. Но они не умели возвращаться к этому творческому состоянию». Поэтому очень полезно, например, вести дневники. И потом — надо много читать. Если полюбил поэта или прозаика, надо обязательно вникнуть в его биографию.

Я когда прочитал Есенина, дал себе клятву: если выйдет моя первая книжка, я приеду к Есенину. И я, действительно, приехал в село Константиново. Зашёл в магазин. Хрущёв тогда догонял Америку, и в магазинах, особенно сельских, ничего не было, кроме водки, чёрного хлеба и соли. Вот это всё я и купил. Сижу напротив дома Есенина. Идёт бабушка:

— Милай, ты к Есенину приехал?

— Да, к Есенину.

— Плохой человек был! Фулюганил!

Я говорю: «Бабушка, давайте по рюмочке выпьем, за Есенина? Садитесь». Налил, выпили, хлебушком закусили. Она и говорит: «Да нет, ничего! Ничего был человек-то!». Я говорю: «Давайте-ка ещё выпьем»... И где-то после третьей она вдруг признаётся: «Да хороший он был человек! Всем подарки привозил, угощал! И на гармошке играл! А на него сплетни всё плетут, плетут. Я молодая тогда была. Нравилась ему! Ты, милай, никому не верь! Это был честный, красивый и добрый человек».

Я — председатель всероссийского Есенинского комитета. Ежегодно провожу праздники в честь его дня рождения в Москве. И в Константиново. Для меня Есенин — это русский Христос. Я бывал на Иордане, посмотрел там на холмы... Это ж копия — рязанские холмы, с которых сошёл к нам Есенин. Потрясающе!

Возвращаясь к теме... Литератор должен уметь хранить в себе творческое состояние, должен входить во время, судить о времени и делать это с пронзительной любовью! Не делить время и родину. Это — одно и то же. Реакция на происходящее у него должна быть беспощадно честной. Должна присутствовать социальная боль. Никогда не входите в ажиотаж: «Я — гениальный! Всё остальное — ничто!». Это неправильная позиция. Главное — любовь к родине. Искренняя. Люби свой народ — в любом его состоянии.

Тянет на родину

— Сформулируйте свою жизненную позицию: какое-то кредо, девиз. Может, есть слова, которые вы себе говорите в трудные моменты жизни...

— Мама моя говорила: «Сынок, ты видишь, какая сейчас мода: Бога ругать... Но ты никогда не делай этого». И ещё она призывала меня никогда не перекладывать свою вину и ошибки на других. Надо принимать жизнь такой, какая она есть. Не выделяя себя из общего горя. Знать, понимать, что не один ты страдаешь.

Я никогда не считал и не считаю, что я — самый талантливый, умный, счастливый. Но благодарю Бога за то, что он дал мне здоровье, и я сделал то, что сделал. И ещё благодарю друзей своих по ЧМЗ, по мартену. Часто их вспоминаю... Такие красивые ребята были, Боже мой! Мы очень дружно жили, помогали друг другу! Не было цинизма в отношениях... Знаете, чем хвастались рабочие? «Я вчера очередь отстоял, выписал домой такие-то журналы». Люди читали! Особенно гордились «Роман-газетой». Ну, и если книгу удавалось интересную добыть. Люди хотели умственного и морального развития, и но только потребления.

— Расскажите о своей семье…

— Женился ещё в Челябинске. Ирина по профессии строитель. У меня дна сына было. Один, правда, погиб. Младший сын — тоже военный. Когда я в Москву переехал, в шестидесятые годы, мы жили в Домодедово. Жена работала в строительной организации, потом в конструкторском бюро. Но сейчас она уже не работает, пенсионерка. Да и я давно на пенсии. По отработанному стажу мне надо было в 55 лет на пенсию уйти. Но я об этом забыл! Работал и работал себе дальше. Мне потом позвонили из райсобеса, говорят: «Чего вы пенсию не оформляете, третий год уже!»

Ещё у меня две внучки: одна юрист, вторая педагог. И внук — офицер, старший лейтенант. А у одной из внучек имеются два сына — это два моих правнука. Вот такая у нас семья. Дружная. Я не разводился, слава Богу. В столице живу уже почти 50 лет, с 1963-го.

— Вы уже больше москвич по ощущениям?

— Конечно. Но к старости начинает на родину тянуть. Я Урал никогда не забывал. Пять лет уже на родине не был. Урал — моя главная литературная тема была, лет до 45. Я и сейчас говорю Ирине: «Давай купим на Урале квартиру, переедем туда». А она в ответ: «Ты с ума сошёл? Здесь же дети, внуки, правнуки, а там кто?» Но — тянет меня на Урал! Особенно природа. И хочется посмотреть на Челябинский металлургический комбинат. Как он там сейчас... Эта мысль не даёт покоя.

***

Валентин Васильевич Сорокин родился 25 июля 1936 года на хуторе Ивашла, в Башкирии, в многодетной семье лесника. Советский и российский поэт и публицист, член Союза писателей России. В 14 лет ушёл из родительского дома, поступил в фабрично-заводское училище. Десять лет проработал на Челябинском металлургическом заводе. Окончил вечернюю школу и техникум. В 1962 году приехал в Москву для учёбы на Высших литературных курсах (с тех пор живёт в столице). Окончив курсы, в 1965-1967 годах Сорокин заведует отделом поэзии в саратовском журнале «Волга». В 1968-1969 вёл отдел очерка и публицистики в журнале «Молодая гвардия». В 1970-1980 годах он — главный редактор издательства «Современник». В 1974-м он стал лауреатом премии Ленинского комсомола. Начиная с 1978-года, на Валентина Сорокина и других руководителей «Современника» начинаются гонения со стороны властей. Его лишают квартиры, выносят на обсуждение Комитета партийного контроля при ЦК компартии. С 1983-го года Сорокин руководит’Высшими литературными курсами государственного Литературного института имени Горького. В 1986-м году за книгу «Хочу быть ветром» (1982), содержащую в основном любовную лирику, писатель был удостоен Государственной премии РСФСР. После распада СССР Сорокин трудится в качестве сопредседателя Союза писателей России, затем работает заместителем председателя исполкома Международного сообщества писательских союзов. В 2000-м году за поэму «Бессмертный маршал» ему присуждена Международная премия имени Михаила Шолохова. Он также удостоен литературных премий имени Твардовского, Фёдорова, Тредиаковского и др. Стихи Валентина Сорокина переведены на многие европейские языки, а также на арабский, японский и хинди.

Литературное творчество увлекло Валентина Васильевича в начале 1950-х годов, за полвека творческой деятельности автора в ранге члена Союза писателей СССР было издано более полусотни его книг.

Беседовала Ирина БОГДАНОВА

Москва—Челябинск

Впервые опубликовано в газете «Челябинский металлург»,  № 41 (7620)