Руслана ЛЯШЕВА. Пушкинский клуб запсибовцев
Возможно, кто-нибудь из читателей опешит, дескать, нашли сходство, ничего себе, сравнили божий дар с яичницей. Где, мол, Пушкин - «солнце русской поэзии» (В.А. Жуковский) и где Запсиб, гигант металлургии, комсомольская ударная стройка 50-60-ых годов! Между ними, будет он ворчать и бухтеть, дистанция огромного размера. Пушкинский клуб, хе-хе, запсибовцев! Наглость и нахальство, с издевкой в голосе, и больше, дескать, ничего!
Так ведь речь не идет о претензиях трех запсибовцев - Роберта Кесслера, Геннадия Неунывахина и Гария Немченко на звание академиков или там членкоров, тем более, что Российская академия наук пребывает под угрозой «реформирования» и переживает не лучшие времена за 300 лет своего существования. Их книги о жизни и творчестве Александра Сергеевича Пушкина: «Муза и Гений» Роберта Кесслера (М., 2012); «Я Вас любил...» Г.М. Неунывахина (Новокузнецк, 1999), «И жизнь, и слезы, и любовь...» Геннадия Неунывахина (Новокузнецк, 2008); «Вольный горец» Гария Немченко (Майкоп, 2010) - не теснят на библиотечной полке академические тома известных пушкиноведов Дмитрия Благого, Юрия Тынянова и др. «Записки о народном пушкиноведении» - это определение жанра Гарием Немченко своей повести «Вольный горец» без малейшей натяжки можно отнести и к названным книгам Роберта Кесслера и Геннадия Неунывахина. А что?! Народное пушкиноведение - чем не жанр? Ведь «солнце русской поэзии» согревает в равное мере и маститых академиков, и скромных сотрудников или рабкоров боевой многотиражки «Металлургстрой», в годы строительства Запсиба зарядившихся духовной энергией на всю оставшуюся жизнь.
Словом, нет ни малейшего повода для волнения читателям. Зато тем, кому повезет найти эти книжки (тиражи маленькие) и углубиться в повествование, выпадет такой шанс порадоваться знакомству с «неофициальным» Пушкиным, что можно заранее их с этим поздравить.
Итак, убедили мы вас, строгий читатель, что пушкинский клуб запсибовцев имеет право на существование? Убедили! Тогда вперед!
Муза поэта, по общему мнению - Анна Керн
Пушкина можно сравнить с морем, художники и музыканты покорены красотой волн (эмоциями поэзии) и откликаются их изображением, как Б.В. Асафьев в балете «Бахчисарайский фонтан» (ГАБТ), но мыслителей влечет глубина «замыслы поэта (как Ю.Н. Тынянова), извечная в истории человечества борьба архаистов и новаторов («Архаисты и Пушкин» в книге «Пушкин и его современники». М., «Наука», 1969). Такое сравнение правомочно.
Но читая высказывание Б.С. Мейлаха о поэте в КЛЭ (т.6. стр. 103, М., 1971), ловишь себя на ином сравнении: Александр Сергеевич - настоящий ген новой русской литературы, и в целом культуры, того, что нынче охватывают понятием русской цивилизации. Вот цитата из КЛЭ: «Пушкинская широта в познании и изображении действительности, идейно-философская глубина, историзм и вместе с тем острое чувство современности, живой интерес к народным движениям, проникновенное внимание к «простым людям» - все это оказало могучее воздействие на писателей и художников разных поколений». За два столетия о творчестве Пушкина написали столько, что по объему сочинения исследователей во много раз превысили книги самого поэта. Нормально! Пушкин - Мудрец, да к тому же и «первая любовь», которую России сердце не забудет. Тютчев лаконично и точно выразил наше всеобщее преклонение перед национальным гением.
Однако, переходя к книгам народным пушкиноведов, уточним, что они на охват «широты» и «глубины» не замахиваются, сосредотачиваются на той особенности творчества Пушкина, которая им оказалась ближе и роднее.
В России, наверное, нет человека, который бы не любил или хотя бы не слышал романса на стихи Пушкина с коротким названием из одной буквы К*** («Я помню чудное мгновенье...») и подстрочным примечанием: «Обращено к А.П. Керн, племяннице П.А. Осиповой; А.С. Пушкин познакомился с ней в Петербурге в 1819 г.; летом 1825 г. она гостила в Тригорском».
А.С. Пушкин. Сочинения в трех томах. Том первый. М., «Художественная литература», 1985, стр. 351. В аннотации издательства точность расшифровки названия стихотворения подкрепляется ссылкой на комментарий к Полному собранию сочинений А.С. Пушкина в десяти томах (Л., Наука, 1977 - 1979). Да и кто бы сомневался, Анна Петровна Керн - муза Пушкина. Для каждого русского - это несомненный факт. Поэт Роберт Кесслер так и назвал свою книгу о «женщине-легенде»; в унисон общему мнению: «Муза и Гений» (Москва, 2012).
«Каждый, кто приезжает в Михайловское, в родовое гнездо Пушкина, - пишет в авторском предисловии Р. Кесслер, - старается пройти по аллее Анны Керн, чтобы хотя бы на миг ощутить магию поэзии и влюбленности, присутствующую в этом месте всегда». А тем, кому не посчастливилось посетить Михайловское и пройти по знаменитое аллее, могут испытать те же эмоции, читая книгу «Муза и Гений». Легенда о любви наполняется конкретным содержанием, реальные события догоняются вымышленными, от первой встречи Пушкина и Керн на вечере в доме Олениных до чудесного лета в Тригорском («Душе настало пробужденье: / И вот опять явилась ты, / Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты...»), а затем до случайной встречи в доме родителей поэта, когда он пришел с женой Натальей Николаевной Гончаровой (Мадонной) навестить больную мать и увидел Анну Петровну («мать Амура, вы богородица моя»). В этой, как бы завершающей в книге историю взаимоотношений поэта и музы, Пушкин в беглой беседе наедине назвал Керн божественной, отведя ей роль под номером один, а жене - под номером два. Такую концепцию автор книги принимает, подкрепляет воздушно-романтическим образом красавицы. Уже в предисловии Кесслер настраивает читателя на восторженное восприятие Анны Петровны: «История ее личной жизни тесно переплетена с историей духовно-культурного движения русского общества того времени с его романтизмом, свободомыслием, стремлением к прекрасному. Анна Керн поняла, что смысл жизни человека в любви и доказала это всей своей жизнью». Со страниц книги перед духовным взором читателя возникают словно живые поэт Дельвиг, композитор Глинка, император Александр I и другой XIX век - предстал в мощи к величии.
Книга учителя литераторы и пушкиниста по призванию Г.М. Неунывахина «Я Вас любил...» (Новокузнецк, 1999) вышла в год юбилея великого поэта А.С. Пушкина - 200-летия со дня рождения при поддержке администрации г. Мыски. Учитель литературы свою концепцию о взаимоотношениях Пушкин! и Керн обосновал в соответствии с той же, что и у Р. Кесслера, легендой о любви поэта и музы.
«В Тригорском она, - пишет Г.М. Неунывахин о появлении Анны Петровны в имении тети П.А. Осиповой, - прожила три недели. Пушкина целиком захватила любовь к ней. Но это была не легкая, игриво-веселая любовь, какая окружала Пушкина в Тригорском. Это была любовь, как налетевший горячий вихрь. Перед отъездом Анны Петровны Пушкин подарил ей экземпляр первой главы «Евгения Онегина» и в нём она нашла сложенный вчетверо листок со стихами. Да, конечно, вы правы, это «Я помню...», и мы все помним его наизусть, поэтому приводить его здесь нет необходимости. Это одно из гениальнейших произведений Пушкина, изумительно прекрасное до музыкальности, по изяществу формы, по глубине содержания, возвышенности и искренности чувств. Это дивный гимн в честь возрождающегося и облагораживающего влияния одухотворенной красоты, которым могла бы гордиться любая литература» (стр. 31). И далее, на следующей странице: «...Пушкин сделал случайно встретившейся женщине то, что сделать никому не под силу. Он подарил ей бессмертие. Подарил с легкостью, как дарят цветы».
Однако, в трактовке Неунывахина образ красавицы все же заземлен; стихи, да - гениальные, но женщина «случайно встреченная», «вавилонская блудница», по словам Пушкина в общении с друзьями. Нет воздушно-романтической ауры, которую «наворожит» в своей книге Кесслер, здесь скорее работает принцип поэтического творчества по Ахматовой, дескать, когда бы знали, из какого сора растут стихи. Гениальные в том числе, как бы уточняет очерком «Я Вас любил...» учитель изящной словесности Неунывахин. Геннадий Максимович не уклонился, как видим, от общего мнения о стихах, но образ «легендарной» женщины заземлил.
Разгадка тайн Пушкина
Вторая книга о Пушкине «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет» вышла через три года, а третья - «И жизнь и слезы, и любовь», самая фундаментальная в пушкинской трилогии Геннадия Неунывахина оказалась посмертной (Новокузнецк, 2008), она стала как бы творческим завещанием педагога-исследователя. Остался в Мысках выросший из кружке юных пушкинистов Центр творческого развития к гуманитарного образование для одаренных детей, созданный Геннадием Максимовичем. В Центре открыт музей «Пушкин в сердцах поколений», в котором большинство экспонатов из библиотеки его создателя. Такой же дух просветительства царит в третьей, главной книге Геннадия Неунывахина. Тридцать глав-новелл освещают личность поэта через характеры людей, которым довелось с ним общаться. Например, Никита Тимофеевич Козлов, как пишет исследователь в главе «Дай одеться мне, Никита, в метрополии звонят»; «...Не получил такой известности, как Арина Родионовна, не потому, что не заслужил, а потому что Пушкин не уделил ему столько же внимания в своих стихах, сколько Арине Родионовне. Зато он ввел его в свою повесть «Капитанская дочка» под именем Архипа Савельева». С пяти лет до самой смерти поэта дядька был при нем неотлучно. Это Никита смертельно раненного Александра Сергеевича на руках принес из кареты в квартиру, он же плакал над гробом в санях на пути в Святогорский монастырь.
Дух учительства и нравственного наставничества выразительнее всего проявился в новелле «И жизнь, и слезы, и любовь», название которой перешло на всю книгу не случайно. Здесь Неунывахин вновь обращается к стихотворению «Я помню чудное мгновение», но обосновывает совершенно иную концепцию, облагораживающую и облик Пушкина, и русскую классическую литературу в целом.
«Было много тайн у Пушкина, - подступается Неунывахин к открытию. - Одна из них: кому посвящено стихотворение «Я помню чудное мгновенье…». Какая же это тайна, скажет мне читатель. Всем известно, кому - Анне Петровне Керн. Не спешите. Ученые люди, пушкинисты, очень сильно сомневаются в этом... Не может быть, говорят они, чтобы Анна Петровна Керн была для Пушкина «гением чистой красоты»... Анна Петровна Керн и близко не подходила под это определение, и Пушкин это знал. Тогда кому же посвящены эти строки? Предположения высказывают разные. Существует около десятка версий... Имеется такая версия и у меня» (стр. 113).
Для начала он доказывает, что приписала посвящение себе сама Анна Петровна, работая над воспоминаниями уже после смерти Пушкина, а попытки найти подтверждение этому в стихах, письмах или в разговорах, в сохраненных чьей-то памятью репликах, успехом не увенчались. Между тем, переходит Неунывахин ко второй части своей новой концепции, была в жизни Пушкина женщина, которая такому посвящению соответствовала. Ольга Михайловна Калашникова (фамилия тоже начинается на букву К). Дочь Михаила Ивановича Калашникова, управляющего Михайловским имением Пушкиных. Впервые он увидел Ольгу после окончания лицея в 1819 году, когда ему было 20, а ей 14 лет. Ольга «выделялась среди своих сверстниц правильными красивыми чертами лица» (121 стр.)
Вторая их встреча в 1824 году, когда дочери управляющего было уже 19 лет, переросла в роман. Сын Пушкина у Ольги Михайловны родился в Болдино, куда управляющего перевели вместе с семейством. Ребенок умер. Пушкин выкупил ее, она стала свободной и вышла замуж за дворянина, но неудачно, разошлась и жила в городе как провинциальная помещица. Поэт материально поддерживал ее, хотя, к сожалению исследователя, так на ней и не женился, поскольку по его версии жизнь Пушкина в браке с Ольгой Михайловной сложилась бы более удачно успешно, нежели в супружестве с Натальей Николаевной Гончаровой.
Версия, конечно, фантастическая, но любопытная хотя бы потому, что ее нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Действительно, много осталось тайн из жизни Пушкина.
Не менее фантастическую версию высказал Юрий Тынянов в книге «Пушкин и его современники» (М., издательство «Наука», 1969). В статье «Безыменная любовь» Юрий Николаевич вклинился в полемику-брань двух пушкинистов - М. Гершензона и П.Е. Щеголева - об утаенной (или северной) любви поэта: кн. Мария Аркадьевна Голицина (Гершензон) или Мария Николаевна Раевская (Щеголев)? Тынянов отверг претенденток и доказал, что Пушкин всю жизнь был тайно влюблен в жену историка Карамзину, в Екатерину Андреевну Карамзину. Дескать, лицеист Пушкин передал почтенной даме, которая была старше его на 20 лет, любовную записку, а она показала ее мужу Николаю Михайловичу Карамзину. Супруги искренне посмеялись над нахальным лицеистом, а потом своим гостям показывали угол кресла, который, якобы, полил своими слезами Пушкин. Так ли, нет ли, но факт общеизвестный, что умирающий Пушкин попросил позвать Карамзину. Екатерина Андреевна пришла и, уходя, заплакала и на прощанье перекрестила поэта. Подойди поближе, якобы, воскликнул поэт, и получше, получше перекрести.
Своей версией Тынянов опровергал мнение современников поэта, что он был, дескать, человек ветреный, и убеждал читателей в цельности характера великого поэта и в поразительной сдержанности: от всех утаил свою настоящую любовь.
Расшифровка «тайн» Пушкина наводит на размышления прямо противоположного толка. Одно. Учитель-энтузиаст Неунывахин по методу исследования поднялся на уровень популярного литературоведа (даже легендарного не меньше, чем Анна Петровна Керн или Екатерина Андреевна Карамзина) Тынянова. Оба они достойно защищали честь и Пушкина, и вообще замечательной русской классической литературы. Другое размышление. Надо ли разгадывать все тайны поэта? Если он сам умолчал, значит, это ему было необходимо. Не следовало ли оставить «утаенную» любовь Александра Пушкина безыменной? Согласно его воле...
Россия и Северный Кавказ - единое Духовное пространство
Прозаик и публицист Гарий Немченко воссоздал пушкинское эхо в душах наших современников.
«...Неистребимая правда, если хорошенько вдуматься, заключается в том, что по-прежнему жива не только славная фамилия - бессмертен великий пушкинский Дух», - пишет Немченко на первых страницах повествования, а на дальнейших подкрепляет мысль многочисленными примерами из реальной нашей повседневности.
Так о «пушкинской» повести черкеса Юнуса Чуяко «Милосердие Черных гор, или Смерть за Черной речкой», переводивший ее Гарий Леонтьевич замечает: «...Написана под благотворным влиянием, конечно же, русской прозы последних лет... Я не о себе... Я о Валентине Григорьевиче, о Распутине. Разве это не духовная своего рода подвижка: как предки наши учили шашкой друг другу мужеству, так мы - совсем недавно еще! - учили один другого пером: братству, добру, достоинству. И мастерству, конечно, которое у друга у моего пока отстает от густоты замеса национальной судьбы...» (стр. 54).
Это взаимовлияние культуры - русских и горцев - идет со времен Пушкина, он в «Путешествии в Арзрум» предположил, что влияние роскоши благоприятствовало бы укрощению, к обронил реплику: «Самовар был бы важным нововведением». Затем переводчик в повести Чуяко обнаружил факт усвоения горцами в быту чаепитий с самоваром, у детей даже появилась игра «в самовар»: сэмаур. В сущности, шел взаимный обмен. Казаки позаимствовали у горцев черкеску (мужская верхняя одежда), они у нас - самовар. От быта до уровня настоящей культуры - влияние. Со стороны России, по словам Петра Палиевского, на которого ссылается Г. Немченко, такое «духовное служение» - миссия.
Немченко развивает мысль, подхватывает пушкинское: «Кавказ ожидает христианских миссионеров», - и от себя констатирует: «Сам Пушкин - вечный миссионер на Кавказе. На все времена».
Сам Гарий Леонтьевич Немченко - миссионер русской культуры. Как прозаик и как издатель, составитель нескольких сборников прозы писателей Северного Кавказа. На днях, я включила Радио России и слышу в новостях, что там идет фестиваль «Театры Москвы - Северному Кавказу». Русские деятели культуры, как и Пушкин, - миссионеры.
Иной упрямый читатель, возможно, сердито возразит, дескать, не так все просто, вон в городе Пугачеве после убийства молодым чеченцем русского парня жители на митингах потребовали выселить из города всех кавказских мигрантов. Да, действительно, в наше сложное время нет простых решений. Но именно культура может и должна противостоять криминалу и хаосу. Единое духовное пространство, о котором печется в повести Немченко, сохраняется и укрепляется усилиями как русских, так и северокавказских деятелей культуры. В этом я лично убедилась, слушая на Московских книжных ярмарках обсуждения сборников прозы, изданных стараниями Гария Немченко под эгидой Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ и его президента Сергея Филатова. Пушкин и его современники заложили основы единого духовного пространства России и Кавказа, современные деятели культуры традицию продолжают.
Наш автор - Руслана Ляшева.
