Софья СТЕБЛОВСКАЯ. Путь Мастера
...пророк не дал ему ничего,
кроме высокого сердца и дара песен.
(Лермонтов М. Ю. "Ашик-Кериб")
Рассказ о Сергее Параджанове хочется начать в ориенталистской манере, что-то типа: "Давно тому назад, в городе Тифлизе", и т.д.
А между тем, восточная стилистика (как и всякий стиль в широком смысле) мало соотносима с классическим набором биографических данных, послужным списком, всякого рода резюме, фильмографиями и (прости, Господи!) некрологами. Объективная фиксация жизненных событий сама по себе скучна; вообще жизнь непретворенная, непереплавленная, непреобразованная, несмонтированная имеет мало смысла. Для всех людей. Но особенно для художников.
И Параджанов очень остро ощущал потребность претворения жизни, творения иной реальности, своей вселенной. Это четко прослеживается по некоторым его интервью. На вопрос "как вы ощущаете жизнь", в одном из своих поздних интервью ответил: "Дарб (по армянски - "скука"). (Хотя по воспоминаниям знавших его, это был человек-вулкан, острослов, балагур, бескомпромиссный и неуемный.) Видимо, "скуку" тут следует понимать в смысле скорее онтологическом, нежели чисто настроенческом.
Ибо скучно жить в мире, который нем...
ибо тоскливо длить свои дни среди непроснувшихся людей...
ибо трудно дышать среди вещей, которые мертвы...
И Параджанов всю свою жизнь вдыхал душу в тот мир, который его окружал. Он обладал потрясающим талантом создавать из внешнего сора Вещи со своей душой и характером. Он рисовал, делал коллажи из коры, листьев, газетных обрезков и лоскутков, выцарапывал профили и рисунки на фольге из-под молочных бутылок, преобразовывал мешковину в плащаницу и т.д. Он чувствовал вещественность мира, умел наощупь с ним общаться. Поэтому, наверное, фильмы его так осязаемы, плотны, материя в них дышит своей первозданностью. Сюжет в этих картинах - на периферии, он глубоко вторичен для этого мира, в котором самое главное - это жизнь материи и людей.
Был также в Тифлизе бедный Ашик-Кериб
(Лермонтов М.Ю. Ашик-Кериб)
Будущий художник родился 9 января 1924 года в армянском квартале Тифлиса (Тбилиси), славном своими традициями и колоритом. (Можно, например, вспомнить то, как описывал эту микровселенную по рассказам своего деда Довлатов - сам наполовину армянин). Мальчика, родившегося в семье состоятельного человека Иосифа (Овсепа) Параджаняна назвали Саркис. Саркис Овсепович Параджанян стал Сергеем Иосифовичем Параджановым много позже, когда переехал жить в Украинскую СССР - работать на киностудию имени Довженко.
Там он снял четыре игровых и три документальных картины, которые сам потом вполне откровенно называл "хламом". Это было не то, что оживляет мир. Это был еще не его мир. И хотя некоторые киноведы полагают такую четкую формулировку не вполне справедливой, на фоне ослепительного света его главных четырех творений те фильмы обречены маячить слабыми тенями, не способными возбуждать ничего сильнее исследовательски-академического зуда. Рождение Параджанова как большого художника произошло в 1964 году. Художнику было 40 лет.
и он ударил по медным струнам,
и струны согласно заговорили;
и он начал петь...
(Лермонтов М.Ю. Ашик-Кериб)
Картина "Тени забытых предков" вышла на экраны в 1969 году, буквально шокировав всю интеллигентскую и художественную общественность - фильм действительно знаменовал собой рождение нового киноязыка.
Пересказывать содержание подобных произведений - дело неблагодарное, как и любой краткий пересказ вообще. Однако, учитывая, что в данном случае герои говорят (хоть и немного) на чистом украинском языке, это нелишне. В двух словах, сюжетная схема может быть определена как древнейший мотив любви юноши и девушки из двух враждующих семейств (родов, кланов, фратрий, сообществ, воюющих государств) - мотив из разряда классических. В основу сценария были положены повесть писателя Михаила Коцюбинского, ныне классика украинской литературы. Ленту о гуцульских Ромео и Джульетте Параджанов снимал в Буковине - местности в Ивано-Франковской области.
Как положено страстной и запретной любви, все закончилось трагично. Маричка утонула, а Иванку тоже умер, но не сразу, а протосковав много лет, даже прожив всю жизнь с другой женой.
Что касается сюжета - пожалуй все. Остальное - вне области слов. В картине оживает мир, он существует в непрестанном коловращении, танце, пении, радости и страдании.
После этого фильма Параджанов берется за следующую картину, которая станет первой в так называемой кавказской трилогии мастера. Авторское название - "Саят-Нова", по имени армянского поэта, которому и посвящен фильм. Казалось бы, понятно - фильм о поэте. Однако, фильм снимал Параджанов, а, значит, о стандартном жанре биографического повествования и речи не могло быть. Поэтическая притча - так сам автор определял жанр.
Если в первой картине наличествовала какая-никакая линейно-хроникальная последовательность (встретились-влюбились - умерли), то в новом произведении нарратив был убит напрочь. Для неподготовленного зрителя, вскормленного на соцреализме и чистой повествовательности, было сложновато. Именно поэтому комиссии, принимающие фильм, принялись с маниакальным упорством перекраивать картину. "Чтобы было понятно!" На помощь был вызван один из мастеров советского кино Сергей Юткевич, который как мог деликатно выстроил некую повествовательную канву. Тот вариант фильма, который мы видим по сей день, - есть плод совместного монтажа.
Однако цель, которой был подчинен грандиозный повторный монтаж, не оправдала средств. Сделать "искусство понятным народу" ни в полной мере, ни частично не удалось. Благая затея была обречена на провал - ведь такое стопроцентно "фестивальное" кино изначально не могло иметь сколь-нибудь значимого успеха в прокате - ни в аутентичном, ни в перемонтированном виде. Тут свой хронотоп, особая статуарность и пластика, какая есть только у больших произведений искусства. Посмотреть такой фильм после работы - это... Нет, "это, конечно не подвиг, но что-то героическое в этом есть!"
Фильм посмотрели всего 1,07 млн. человек по всему Советскому Союзу. "Тени", для сравнения, собрали прокат 8,5 млн. человек. Степень "понятости" народом фильмов Параджанова вообще шла по наклонной. Предпоследнюю его работу "Легенда о Сурамской крепости" созерцали "аж" 0,4 млн. зрителей, а последний фильм "Ашик-Кериб" вообще не получил прокатного удостоверения.
Снимал он мало, точнее, ему давали мало снимать, но снимал же! Масштаб и разноликость задумок видно из сценариев - в планах были и фильмы по мотивам сказок Андерсена, и по армянскому народному эпосу... Этим картинам не суждено было обрести жизнь, но свои главные 4 шедевра режиссер снимал на государственных студиях. Нетрудно представить себя, какова была бы судьба его картин в наше время - их бы с большой долей вероятности, просто не случилось.
Ему советовали быть более гибким, подавить в себе идиосинкразию на ритуальные фразы о соцреализме и партии, кинуть несколько пассажей о том, что современное искусство верно отображает жизнь советского общества и служит делу коммунизма (хотя сложно себе представить кино, менее отображающее советское общество). Но он считал для себя любые реверансы в сторону власти неприемлимыми, будто помня слова Ашик-Кериба (в ту пору еще не обретшего экранную жизнь): "Я человек вольный, странник из города Тифлиза, хочу пойду, хочу нет; пою, когда придется, и ваш паша мне не начальник!"Но даже в эпоху еле прикрытого диссидентства и оттепели он сумел, что называется "вызвать огонь на себя".
В 1968 он поставил свою подпись под Письмом 139 украинских интеллектуалов, составленном на имя Брежнева. В нем содержалось обращение к власти от лица художественной элиты с просьбой прекратить преследования и задержания представителей украинской интеллигенции. Примечательно, что в составлении самого текста режиссер не принимал участия, но настоял, чтобы его подпись стояла первой в списке подписантов.
Испытав на себе преследования, уехал в Ереван, но в 1971 году вновь вернулся в Киев. Работать ему больше не давали, а в 1973 году арестовали по обвинению в содомии и дали пять лет строгого режима (!), что крутовато для времен, когда вольнодумцев и смутьянов предпочитали отправлять заграницу.
...вот уже семь лет он висит на стене и ничья живая рука до него не дотрагивается...
(Лермонтов М.Ю, Ашик-Кериб).
Это - о музыкальном инструменте Ашик-Кериба, народного сказителя, который становился немым без своего сааза (струнного инструмента, которую Лермонтов уподобляет балалайке).В тюрьме снимать кино было нельзя. Зато было можно создавать коллажи из всякого сора, на который иной и не оглянулся бы, а главное - писать сценарии.
Однако, и после выхода из тюрьмы, снимать режиссеру не давали. Между первым и вторым фильмами кавказской трилогии - 15 лет вынужденного молчания. Только с первым ветром перестройки в 1984 году Параджанов вновь получил возможность работать и творить.
И - как ответ - картина "Легенда о Сурамской крепости", снятая на студии "Грузия-фильм". В основу сюжета положена красивая и древняя грузинская легенда о юноше, который велел замуровать себя живым в строящуюся крепость, дабы крепость была нерушима, как мужество сыновей Грузии.
Последний фильм "Ашик-Кериб" ("Турецкая сказка") был снят по мотивам повести русского писателя Михаила Лермонтова, которая в свою очередь представляет собой запись азербайджанского дастана (от персидского "дестан" - рассказ). Фильм был снят армянским режиссером на грузинской киностудии. Проблема этничности при таком раскладе кажется надуманной.
Именно в этом произведении с наибольшей яркостью зрительно воплощена некая эстетическая общность иранско-закавказской ойкумены с ее схожими культурными кодами и сюжетами. Скажем, тот же Ашик-Кериб известен в турецкой, персидской, армянской, грузинской, туркменской, узбекской культурах. За ликами разных этнических культур мастер умел видеть и воплощать на экране главное - их первозданность, близость человеку, соразмерность природе, созвучность замыслу Творца. И поэтому гуцульские и грузинские темы у него звучат не менее убедительно, чем собственно армянские.
Сюжет заключается в том, что бедный певец, влюбившись в дочь богача, отправляется в путешествие с целью разбогатеть. Попав в придворные певцы к одному паше и внезапно разбогатев, он забывает о цели своего вояжа - тоже сюжет архетипический. Ситуация, при которой герой не выдерживает испытания временем и расстоянием, одна из самых обыгрываемых в фольклоре. Из отечественных аналогов можно вспомнить сказку из сборника Афанасьева "Василиса Премудрая и морской царь": в конце сказки Иван-царевич идет к своим родителям "показаться", оставив Василису дожидаться и "забывает". А вспоминает только услышав, те слова, которые ему жена сказала на прощание последними. "Забывание" и "воспоминание" всего и сразу при ключевых словах - частые мотивы не только сказок, но и нашей жизни. Услышав, что невеста ждет его, и через три дня истекает срок, в течение которого он должен приехать к невесте, Ашик пускается в путь, и, снискав покровительство святого Георгия, на волшебном скакуне поспевает в Тифлиз к сроку.
Это, пожалуй, самый "театральный" из фильмов Параджанова, наиболее близкий к народному игровому театру, искусству уличных плясунов и эстетике карнавала. Фильм необычайно ярок в прямом смысле слова - множество красок, узоров, буйство цвета, своим источником имеющие народные декоративные ремесла и искусство миниатюры.
Именно сюжет о сказателе, ставший фильмом в 1988 году, кажется ключевым для соотнесения жизни режиссера и его киноработ. Он тоже сказатель, певец, только вместо сааза - у него камера и пленка; он тоже был разлучен со своим инструментом долгие годы. Ашик - путник, бедный странник, он путешествует по миру с сумой и посохом. И сам мастер, как и каждый из нас, играет роль странника, у которого свой Путь.
Путь Сергея Параджанова окончился 21 июля 1990 года в Ереване. Он похоронен в Пантеоне армянских героев, а его картины остались в сокровищнице человеческой культуры, у которой нет национальности.
