Валерий БОХОВ. Тоска
Рассказ
Незнакомая оглушительная тишина навалилась вдруг и я проснулся.
Грусть и печаль притихли в углах дома.
Сразу стало одиноко и пусто.
От чего это?
Я открыл глаза. За окном серело.
Мой взгляд коснулся стены. На неё сыновья повесили привезённые большие круглые часы. Такие большие, что даже без очков, чуть прищурившись, я вижу цифры и стрелки.
Четыре утра. Рано… очень рано…
Что же разбудило меня?
Жена открыла и закрыла дверь. Сделала два – три шага на крыльце. Но эти шорохи не могли разбудить. Они привычны.
Перемена погоды? Нет, не похоже.
А, вот что. Я понял: ребята уехали.
Вчера они заходили попрощаться. В руках у них были берёзовые веники. Сказали, что идут в баню, а потом, часа в три, поедут. Пока трасса пустынна и довольно светлы ещё ночи.
Значит, уехали. Каждый на своей машине.
Быстро у них всё выходит.
Вот в том году. С инсультом скорая увезла меня. В момент приехали. Организовали массажиста мне, логопеда. Каждый день те приходили в больницу ко мне. Мяли меня, слова произносить учили. Помучился, но речь восстановилась, рука заработала. Вот ногу приволакиваю. И только…
А сейчас, в этот раз.
Жёны их вместе укатили в Египет, что ли? Не согреются они, мол, тут, на Беломорье. Да, морошка, брусника и клюква им стала не по нутру. Картошка им тоже не по нраву. Потом у всех здесь эти… сапоги. Не город ведь! Всё им мешает, всё раздражает…
А детей определили в оздоровительный лагерь в Анапе.
Приехали сыновья на пару недель. Заказанные ими оцилиндрованные брёвна тут же пришли. Собрали дом. Пожужжали электроинструментами и … готово. А я бы всё тюкал и тюкал бы.
Шибко много мы с ними не говорили. Только рядом всё время чувствовалось своё, такое родное…
Дом полон жизни был. И вот…
Заскучаешь тут…
А дом они поставили без фундамента – на скале, что в огороде бельмом выпучивалась. В детстве они с неё прыгать любили. И вон как на пользу обернули.
В дом новый заходил, но был там каким – то лишним. Дом пустой, неотзывчивый, непривычный.
Не обжит он… Без уюта…Чужой…
Сосна, а запаха смолистого нет, - пропитка брёвен, видать, всё убила.
Сыновья говорят, надумаем из старого перебраться – сосед Фёдор всё перетащит. Они договорились…
Ну, что же, надо вставать. Что лежать – то! Пора! Пора вставать и одеваться! Привезённая рубаха на мне сидит пока твёрдо как фанера. Не облеглась!
Скрипнул дверью. На крыльцо вышел.
На улице светло.
На телеграфном столбе сидит чайка и противным голосом портит утро.
Прошёл к морю. Сплошная гладь на воде, ни морщинки. Рассвет пролил в море голубую и розовую краски.
Лодочка застыла на своём отражении, не шелохнётся. Ещё сшита мною много лет назад. Легка на воде, как пёрышко. Это и на глаз видно: серёдка, казалась, притопленной, а нос и корма вздёрнуты вверх.
Скоро поднимется солнце и будет, отражаясь в воде, сильно слепить глаза.
Одиноко и пусто кругом – до горечи.
И дом наш стал голым, а мы какими – то брошенными.
Тоска…
