Сергей ЛУЦЕНКО. «В сердце ветер, гость неуютный…»
Собираю жёлуди…
Собираю жёлуди прилежно.
Тяжелеет сумочка, круглясь.
Не голодный год теперь, конечно, -
Всё ж возьму побольше, про запас.
Завтра выйду в сумерки густые,
Городскую обойду межу,
Жёлуди тяжёлые, литые
Я в сырую землю положу…
Вспыхнет пусть – и пусть померкнет слава
И стихи развеются, как дым, -
Дуб тысячелетний величаво
Отзовётся голосом моим!
И поэт придёт к заветной кроне,
Постоит в прохладной тишине –
И согреет жёлуди в ладони,
Ничего не зная обо мне…
Он уйдёт – пытать небес безбрежность,
Сеять хлеб иль строить новый дом –
Но моих стремлений боль и нежность
Светлой песней отзовутся в нём.
Вино беды
На сумерки буен ветер загулял…
Старинная песня
То мокрый снег, то ледяная сыпь.
«ЗИЛ», озверев, дорогу разволок.
Гусиной кожей взявшись, смотрит в зыбь
Испуганный сиротка-тополёк…
Ах, осень накачала столько прав,
Её не переспоришь, хоть умри! –
А ветер, на сумерки загуляв,
Напрашивается в поводыри.
Ну, брось толкаться! Ты уже хорош!
Меня не удивишь такой гульбой…
Куда, родимый, нынче поведёшь
Пить сизый сумрак наравне с тобой?
Конечно – к Дону! Древний ворон клюв,
Дивясь, разинет: «Что за ходоки?!»…
Стрибожье чадо! Смело, не моргнув,
Приму братину из твоей руки.
До дна! - И снова, сглатывая ком,
Мальчишиться наперекор годам…
Всё горше пить на берегу крутом
Вино беды со снегом пополам.
Святослав Игоревич
День, в багровой заре расплавленный,
Шлемы, копья, мечи, ножи…
Святослав, русский князь прославленный,
Где могила твоя, скажи?
Разве подвиг великий, дерзостный,
Ратный подвиг твой для того,
Чтоб какой-нибудь Куря мерзостный
Пил из черепа твоего?!
Мне всё внятней твой голос слышится:
«Иль пресекся могучий род?
Иль от ветра мой внук колышется,
Робко крестится у ворот?».
- Меркнут русские души гордые,
Вакханалия на Руси…
А не имут ли сраму мёртвые –
У себя теперь ты спроси.
Но неужто (мне всё не верится
В неизбежный постыдный крах!)
Нечестивцами Русь похерится –
И останется только прах?!
Нет, мой князь! Мы Земле обязаны,
Нас вспоившей живой водой,
Мы единой струной повязаны,
Общей радостью – и бедой…
Волки-вороги, как не рвут они,
Разомкнётся постылый круг.
В час урочный на берег утренний
Я взойду – и замечу вдруг:
Блещут шлемы родные, русские,
Свищут стрелы, орду гоня,
И на холмы, от пепла русые,
Всходит солнце иного дня…
В ковыльных ветрах
- А родимый докучливый прах
Всяк с подошв отряхает своих!
- Мы – в былинных, ковыльных ветрах,
На страницах неписаных книг!
- А в дороге, очнешься, - ни зги.
Да и где она, эта стезя?
- Отступить, говорю, не моги,
Без победы вернуться нельзя!
. . . . . . . . . . . . . . .
Облака против ветра летят,
Куст под ноги бросается: «Стой!»
И несметные дни шелестят
До Мамая сгоревшей травой…
Над Смородиной – шаток мосток,
Налетающий ужас стоглав.
Но поет камышинкой Стрибог,
Ждет Георгий, копье приподняв.
В сечу кинусь – на тысячу лет!
До корысти ль теперь, посмотри:
На кольчуге горит русский свет
И лишь миг – от зари до зари…
* * *
В сердце ветер, гость неуютный,
То вздохнёт, то заплачет глухо.
Обмирает жизнь поминутно
У последнего, злого круга…
Я сверну с песчаной дорожки
И пойду вдоль опушки в затишке,
Где к апрельскому солнцу ладошки
Тянут сосенки-ребятишки.
Сколько хрупкой, живительной силы
И молитвенной нежности милой!
Приголубьте меня, пожалейте,
Детство в сердце мне влейте…
Лапки ласково пожимаю,
Не боюсь уколоться хвоей.
Всё хорошее – принимаю!
Здравствуй, солнышко молодое!
Мир Твой, Боже, распахнут присно
Голубино, тысячелистно.
Душу греет незамутнённо
Золотая Твоя икона.
Мы встретимся завтра
У старой собаки печалей не счесть –
Шатаются зубы и лапы хромают…
А люди жестокие не понимают,
И в голосе каждого – гулкая жесть:
«Что шляешься здесь? Отвали, попрошайка!» -
И камень хватают, и палку берут…
А ветер все шепчет: «Подруга, решай-ка –
Прогнали из стаи, не приняли тут;
Не лучше ли сразу, рывком, под колеса? –
Шофер матюкнется, зубами скрипя,
И вдруг – белый рай – ни слезы, ни угрозы,
И голод уже не достанет тебя…».
- Ах, милая, милая, ты подержись-ка!
От бедной старушки, глядишь, каравай,
От доброго дворника – чудо-сосиска…
Почаще, почаще ты их вспоминай.
Крепись – и не думай о призрачном рае,
И верь: на земле, бесприютной такой,
Гонимы тупой и безжалостной стаей,
Мы встретимся завтра, сиротка, с тобой.
Ты встанешь, дрожа.
Покачнешься, но встанешь
В смертельной, сминающей сердце тоске –
И мне так доверчиво лапу протянешь,
И глянешь в глаза, и прижмешься к ноге…
Стать бы песней
Слово к слову, строчка к строчке,
Книжка к книжке – на постой…
Придираться к каждой точке,
К каждой глупой запятой!
Стать бы песней, песней стать бы,
Русской песней золотой –
И на проводы, на свадьбы
Залетать издалека
(То ли горько, то ли сладко –
Не поймёшь наверняка, -
До озноба, до украдкой
Изморённого платка)…
Стать бы песней вековечной,
Чтоб не смог сдержаться – эх! –
Каждый встречный-поперечный,
Каждый русский человек;
Чтоб ведущий новомодный
И филолог-голова
Доказали дважды два:
«Это – музыка народная,
Народные слова!..».
Гром оваций – слушать страшно!
И уже который раз,
Седовласый и вальяжный,
На поклон выходит бас.
А поэт, одетый бедно,
Заглянул в чудесный зал
И, дослушав, незаметно
В синих сумерках пропал…
У бродяги повыпытывай
Паутинки вьется кружево,
Листья мечутся по скверу,
Ветер тросточкой постукивает
По бордюру грязно-серому.
Жизнь с оборванными пуговицами –
Мимо, шалая, всё мимо…
Ожидается, горюется
По-земному – неудержимо!
В пору солнечную, погожую
Оседлать бы листьев стаю,
Песню бы сложить хорошую,
Да всё чего-то не хватает…
У бродяги повыпытывай,
У хмельного порасспрашивай.
Загордился, погляди ты:
«Кто, мол, знает больше нашего!».
Чай, он знает больше нашего –
И худого, и хорошего:
По Рассее-то по матушке
Сто сапог железных сношено.
* * *
Отвергая мудрые советы,
На виски насыпав школьный мел,
В главные московские поэты
Я пробиться яростно хотел…
Гордый мальчик, глупый мальчик, где же,
По каким дорогам бродишь ты?
Как смешны и сладостны, и свежи
Эти полудетские мечты! –
Отдохнув в Одессе иль в Анапе
(Книг не счесть, поклонницы – стеной),
В необыкновенно модной шляпе
Я ворвусь нежданно в дом родной.
Сколько будет нежности весёлой,
Милых встреч и ласковых имён!
Погощу недельку (здравствуй, школа!) –
И в Москву умчит меня вагон…
Те мечты… Я тихо отпустил их,
Мел иной виски запорошил,
И душа давно уже не в силах
Оторваться от родных могил.
Рана
1
Иду на ощупь, замедляя шаг.
Ноябрь из подворотен, словно враг,
Глядит угрюмо и, смеясь в сторонку,
Из черных листьев лепит похоронку.
Прощай, тепло! На долгий срок прощай.
Так старый друг уходит невзначай…
А новый – кто? Его просить трикраты.
«Бог в помощь», - шепчет фарисей проклятый.
Тоска… Она, куда ни повернись,
Карманницей обшаривает тихо.
Шатается по переулку Лихо –
И вспрыгивает на карниз…
Куда идти?..
2
Не ведаю, что станется со мной.
Беде не вижу ни конца, ни края.
А вечер захлебнулся алой мглой –
И в судорогах бьётся, умирая…
Не ведаю, что станется со мной.
В худой суме ловлю щепотью крохи.
А месяц истекает желтизной –
И грязью заплывают все дороги…
Оглохший мир тоской предсмертной сжат,
Но недоступна веха межевая.
Зияя, словно рана ножевая,
Запёкшиеся сумерки дрожат.
Голоса предзимья
Спроси у лесного костра,
У речки притихшей спроси:
«Когда наступает пора
Предзимью бродить по Руси?».
В сторонке тихонько постой –
Откликнутся вскоре они:
«Под зябко дрожащей звездой
Господь тебя, друже, храни!» -
И шепчут, и шепчут… Гадай,
Кленовый листок теребя,
Предзимней тревоге отдай
Всего, без остатка, себя, -
И вдруг осознаешь: пока
Ты бродишь в студеной росе,
Калиной, горящей века,
Поэмы написаны все!
Не сетуй, тоску не буди.
Поверь: у зимы на краю
Достанется что-нибудь и
На нищую долю твою…
Об авторе: Луценко Сергей Евгеньевич родился в 1980 году в городе Павловске Воронежской области. Окончил Современную гуманитарную академию и Воронежский государственный аграрный университет. Работал машинистом, оператором, слесарем, журналистом, преподавателем. Публиковался в журнале «Подъём», газетах «Коммуна», «Воронежская неделя», «Воронежский телеграф», нескольких коллективных сборниках. Автор поэтических сборников «Стихи» (2010) и «Дом на камне» (2012), книги рассказов и очерков «К неведомым берегам» (2013). Живёт в Павловске.