Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ. Луна влюбленных

Рассказ

…Полный диск бледного ночного светила освещал мой путь своими мертвенными лучами. Земля лениво делилась с воздухом жаром, накопленным в течение долгого летнего дня. Я распахнул высокие створчатые ворота и вступил на крутую лестницу с мраморными ступенями. Здесь уже пламя развешанных по стенам масляных ламп разгоняло мглу позднего вечера. В руках я сжимал свои верные «бяо-дао», стрелы-лезвия – и они сразу же мне пригодились. Два выросших на пути стражника тут же осели мертвыми кулями: один с ножом в горле, другой – в правом глазу. Я перешагнул через их тела так же спокойно, как если бы то были мешки с рисом.

Упругим тигриным шагом поднялся вверх. Вот они, заветные двери, украшенные богатым орнаментом, инкрустированные золотом и яшмой. Ничто больше не отделяет меня от моей несчастной любимой! Распахнуть створки, и… Но нет! Голос разума властно взял мой душевный пыл в свои клещи и вынудил остановиться. Так дело не пойдет. По моим расчетам, впереди у меня должна быть целая ночь – и ни часом меньше. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь случайно отнял у нас хотя бы несколько из драгоценных капель наслаждения, прежде чем сосуд счастья окончательно утонет в водоеме бедствия.

Я вернулся вниз и сволок оба тела в маленькую каморку, обнаружившуюся под лестницей. Здесь мертвецов обнаружат не так скоро, как могло быть, если б они остались валяться на виду. Из каждого из них вытекло относительно немного крови – так что я быстро подтер красную жидкость фуфайкой одного из покойничков. Ну что ж, вот так-то лучше… Вряд ли, конечно, сюда кто-то войдет до утра, но все же…

Вновь взбежал по лестнице. Остановился. Яшмовый дракон, уютно свернувшийся на двери, ехидно подмигивал мне алмазным глазом. На мгновение я ощутил страшную неуверенность. Как-то встретит меня госпожа Юйлинь? Быть может, не пожелает даже разговаривать, сходу укажет на дверь? Ведь я же, призванный быть телохранителем княжеской четы, не смог спасти ее мужа от воинов Сына Неба… Более того, даже не полег геройски в схватке у трупа своего господина, как и подобает верному и честному воину! И что теперь с того, что на моих руках кровь нескольких десятков солдат Сына Неба? Зачтется ли мне, что я, преодолев немыслимые преграды, оказался здесь, в этом проклятом дворце, где жестокий тиран заключил свою пленницу? Ведь я даже не смогу вывести ее отсюда…

Но прочь никчемные сомнения! Скоро я сам все узнаю! Изо всех сил налег на двери – заперто. Что ж, это можно было предвидеть. Отступив на пару шагов, я нанес мощный удар правой ногой прямо по ухмыляющейся драконьей морде. И такие страсть и силу вложил в этот пинок, что створки с треском подались назад и распахнулись. Я занес ногу над порогом. В тот же момент ко мне метнулась низенькая бесформенная фигура, мелькнул в слабой руке маленький кривой клинок. Я с легкостью перехватил вооруженную конечность, и нож выпал, бессильно звякнув об узорчатые плитки пола.

-Ооох… бооольно, - раздался страдальческий стон. Рука, схваченная моими крепкими пальцами, оказалась совсем вялой; я отчетливо ощущал дряблые старческие косточки. Голос показался очень знакомым. Я нагнулся над поверженным существом и взглянул ему в лицо. Так и я думал…

-Вставай, бабушка Чуньшен, - я заботливо помог старухе – не просто старухе, а няне моей возлюбленной Юйлинь – подняться на ноги, отряхнул ей платье. – Неужели ты меня не узнаешь?

Старуха подслеповато вгляделась в меня. Изумленно охнула.

-Никак, молодой Сяолун? Ты жив? Как же ты здесь оказался?

-Не время для расспросов, бабушка Чуньшен… Где твоя госпожа?

- Юйлинь? Здесь, конечно… Бедняжка сидит в комнате – вон там… Но только если ты явился вызволять ее, то пустое это. Ей отсюда не выйти… Ох, горе…

Я осторожно прервал бабушку Чуньшен, предостерегающе приложив палец к губам старой няньки. Оставив ее стоять с недоуменным выражением на морщинистом лице, в два счета преодолел расстояние до указанной двери. Когда ее распахнул, мои глаза не сразу привыкли к царящей в помещении полутьме. Ни лампы, ни свечи, лишь кадильница, распространяющая пряный запах благовоний. И луна, огромная луна за раскрытым настежь окном. А потом я различил чеканный профиль, поворачивающийся ко мне. И вот я смотрю в два огромных бархатистых глаза, настороженно уставившихся на меня.

Обладательница глаз испуганно отпрянула, и тогда я бросился перед нею на колени.

–О, моя госпожа, не надо пугаться! Это я, преданный тебе Сяолун!

Она растерянно всплеснула руками.

-Сяолун, ты? Но как… не может быть… тебя же убили!

 Тут уж я распростерся ниц, а потом, не вставая, пополз к ней. В эту секунду я чувствовал такую вину - за то, что преступно еще пребываю в мире живых! - что готов был колотиться головою об пол.

-Прости меня, владычица моего сердца! Я сражался отчаянно, но… я не сумел ни защитить твоего мужа, ни погибнуть сам… В схватке один из ударов обрушился на мою голову и я упал замертво… Шлем защитил от гибели, а солдаты Сына Неба, поглощенные грабежами, не обратили на меня внимания. А потом я очнулся на пепелище, среди развалин и безжизненных тел…

Юйлинь изумленно взирает на меня, словно не верит, что я и в самом деле стою, коленопреклоненный, перед нею во плоти, а не эфемерным призраком.

Сама она отнюдь не выглядит затравленной и униженной пленницей. Как обычно, ее прекрасное лицо, шея и плечи густо напудрены. Щеки покрыты румянами, в уголке рта притаилась мушка, а губы выкрашены помадой. Черные как смоль волосы собраны в пышную прическу, укрепленную при помощи длинных шпилек из слоновой кости и золота. В ушах качаются серьги, на руках браслеты и перстни из зеленой яшмы. Все это я выхватываю с первого взгляда, в то время, как в уши мои льется горячий ее шепот:

–Сяолун, поверить не могу… Но как ты оказался здесь?

-Моя госпожа, когда я очнулся, то сказал себе: или погибну, или вновь хоть раз увижу тебя, усладу моей души… Я сбросил с себя обрывки рассеченного в схватке одеяния княжеского воина и завернулся в нищенское рубище… Я крался по следам армии захватчиков, словно упорный и хитрый лис. Полз, как коварная змея, оправдывая свое имя. Пробравшись сюда, в Чанъань, долгое время блуждал вокруг обиталища жестокого Сына Неба, изыскивая способ проникнуть внутрь… Вызнавал, выспрашивал… И вот нынешним вечером наступил благоприятный момент! Не вопрошай, как много испытаний мне пришлось выдержать, дабы проникнуть в этот дворец, сколько глоток понадобилось перерезать – не существенно… Важно лишь то, что я здесь…

Она тихо заплакала – и мне показалось, что то были одновременно слезы и горя и радости.

-Сяолун, я так рада… Но ты не можешь здесь оставаться. Тебе надо побыстрее уходить! Если тебя поймают, то казнят, предварительно подвергнув таким мучениям, которые не в силах представить человеческое воображение… А я… я… так хотела бы – но не в силах последовать за тобою…

Я это знал. Когда шел сюда, то и не рассчитывал, что уведу мою княгиню с собою. Хотя, больше всего мечтал именно об этом – вырвать ее из лап злых врагов, увести в безопасное место и… Но прочь бесплодные мечтания! У меня впереди ведь одна лишь эта ночь. Да, мои последние земные дни, и так взятые взаймы у вечности, заканчиваются совсем скоро… Юйлинь вытягивает изящную ножку цвета алебастра. На тонкой щиколотке красуется золотой обруч – не настолько тесный, чтобы причинять неудобства, но и не столь просторный, чтобы снять его. От обруча тянется длинная цепь, уходящая куда-то во тьму комнаты: на вид совсем тонкая и нетяжелая. Кажется, разорвать такую не составит никакого труда. Особенно мне – признанному силачу. Однако…

-Сын Неба распорядился надеть на меня цепь, - тихо говорит княгиня. – Он сделал это для того, чтобы еще пуще унизить, сломить мой дух и привести к полной покорности. В знак того, что отныне я – его рабыня, собственность… Ни снять, ни разорвать ее невозможно… Придворный колдун императора наложил и на цепь и на обруч самые крепкие и нерушимые чары.

Для меня это не было секретом – о цепи и чарах я вызнал еще до того, как проник сюда. Но нельзя терять времени!

-Моя госпожа, извещена ты, какая судьба тебя ждет?

Она зябко передергивает плечами.

-Известно, увы… После того, как Сын Неба ввел меня в свой гарем, он решил, что ему нужен и еще один ребенок. Таким образом, он желает узаконить свой захват нашего несчастного княжества… Потому меня и перевезли в этот уединенный дворец: ждать наступления ночи, которая лучше всего подойдет для зачатия. Такая ночь наступит завтра – об этом императора предупредил придворный астролог. А меня оповестили сегодня утром…

Об этом я тоже знал – но дворцовый слуга, труп которого я запихал в выгребную яму, уже никому не расскажет, кому и что он вынужден был выболтать, стоя с ножом у горла… Выслушивая, как изливает печаль мое сокровище, я уже держу Юйлунь за ее нежные ручки – а она и не отнимает их. Для нее сейчас так важно выразить свою горечь и скорбь.

-Я заранее представляю, как это произойдет – мне все поведали в подробностях… После ужина камердинер поднесет своему повелителю поднос, на котором будут лежать зеленые карточки с именами жен и наложниц. И с моим именем тоже… Император изберет одну из карточек – мою... Тогда евнух отправится ко мне, избраннице, чтобы подготовить к ночи любви. Меня разденут донага, чтобы я не смогла пронести под халатом кинжал. Хотя где мне тут взять оружие?! Потом меня завернут в накидку из птичьих перьев, и на закорках отнесут в спальню к августейшему насильнику... За дверьми спальни будет стоять евнух и вести отсчет времени. До того, как раздастся первый возглас «время истекло!», Сын неба должен успеть влить в меня, несчастную, свое семя… С третьим возгласом камердинер войдет в спальню и извлечет меня из постели государя…

-Моя госпожа, а хочешь ли ты стать матерью ребенка Сына Неба?

-Нет, конечно! Подобная участь для меня хуже самой изощренной казни! Носить в себе плод погубителя, разорителя моей страны, убийцы мужа… Ненавижу, боюсь, презираю!

Вот и пришло мое время произнести эти слова. И я их произношу.

-О высокородная княгиня! Желаешь ли ты отомстить жестокому захватчику и лишить его завоеванной им добычи?

-Желаю ли я?! Но как? Повторяю тебе, мне отсюда не скрыться!

-Есть другой способ, повелительница моя…, - я набираю полную грудь воздуха, не решаясь изречь то, что должен. Неслыханную дерзость собираюсь сказать перед лицом той, до чьей подошвы даже никогда не достать моей голове…

-Что же ты умолк, мой верный Сяолун? Говори, я вся обратилась в слух!

Я решаюсь.

-Госпожа… Если ты согласишься разделить сейчас со мною ложе, то Сын Неба не получит своего ребенка. Дитя окажется твоим, но не его. Но он об этом знать не будет… До поры – если только ты когда-нибудь не пожелаешь довершить месть и не расскажешь ему об этом!

Ее руки в моих начинают дрожать – но она не отнимает их. Потом княгиня опускает глаза и глухо произносит:

- Сяолун, ты наверняка сейчас думаешь, что дождался-таки своего? Того, о чем мечтал долгие годы?

Я готов провалиться сквозь пол.

–Повелительница, которая прекрасней пиона и лотоса! Ддя тебя никогда не была секретом моя любовь… Неужели ты забыла времена, когда князь, твой будущий муж, еще не удостоил тебя своим вниманием? Мы же тогда, наивные дети, жили на одной улице – и все считали нас будущими женихом и невестой… Дружба наших родителей, знаки гороскопа – все, казалось, указывало на то, что мы предназначены друг другу… А потом мы оба попали во дворец – но если ты стала княгиней, то я всего лишь княжеским воином, пусть и телохранителем… Я честно выполнял свой долг – и помыслить не мог о том, чтобы покуситься на жену господина. Но сейчас…

Она смотрит на меня во все глаза. И молчит, молчит – и это молчание невыносимо, оно разрывает мне душу. Охватывает горячий стыд: да как я, ничтожный червь, вообще осмелился сказать владычице такие невообразимо наглые слова? В кипятке меня за это сварить мало, прорастить молодой бамбук сквозь тело мое недостаточно! Я готов со скулением уползти, словно побитый шакал.

-Я готова…- вдруг произносит она. Так просто и спокойно…, - У меня нет выхода, кроме того, что ты предложил. Пусть это станет моей местью проклятому императору! Нет, можно еще разбить голову о стенку, но я не могу на такое решиться. Слаб человек… И – ты прав… Не стану теперь скрывать… Все эти годы в моем сердце хранился образ моего наивного женишка с нашей улицы Цяньмэнь. Надеюсь, мой бедный муж меня простит…

Я не верю своим ушам: она согласна! Но раз так, то, стало быть, недаром я терпел все эти лишения и страдания! Моя жизнь подошла к высшей точке – а что будет потом, меня уже и не заботит! Подхватив свою цепь, чтобы не звенела, княгиня крадется к двери. Зовет свою старую няню, которую Сын Неба в виде единственной милости к пленнице разрешил ей взять сюда с собой.

-Бабушка Чуньшен, я хочу уединиться с храбрым Сяолуном до утра, – тон княгини из просительного превращается в повелительный. – Да, это моя воля! Постарайся не тревожить нас…

Женщина отступает к большому, широкому ложу, стоящему у нее за спиною. В сущности, это целая маленькая комната с четырьмя колоннами, соединенными решеткой, а изнутри закрытая занавесками. Рука княгини скользит к пояску, дергает и… белое ханьфу медленно скользит вниз, к ее ногам. Она стоит передо мною, белея в полутьме узким изящным телом, и у меня отнимается язык и парализует конечности. Юйлинь устремляет на меня долгий призывный взгляд и произносит мурлыкающим голосом:

-Что же ты застыл? Иди ко мне, храбрый воин… Ты заслужил достойную награду за свои подвиги.

Мои руки, еще недавно такие сильные, ловкие и послушные, с трудом оживают и начинают беспорядочно шарить по облегающей тело одежде. Я хочу ее сбросить, но пальцы предательски дрожат и почти не повинуются…

-Позволь, я помогу тебе, Сяолун, - говорит княгиня, приближаясь ко мне. Я вижу, как на меня наплывает это тело, о котором я так мечтал… мечтал годами… в суровых походах и скучных повседневных буднях… и не осознаю реальности происходящего. Неужели некие демоны решили злостно поглумиться надо мною, несчастным, и подсунули эту иллюзию? В таком случае, пусть райское видение как можно дольше не отпускает меня из своего сладостного плена!

Она встает вплотную, и я чувствую ее жар. Нежные ручки быстро делают то, что надо – и вот уже моя одежда грудой тряпья распластывается у ног. Юйлинь прижимается ко мне, обнимает, гладит по спине.

-Что же ты стушевался, герой? – ее голос, обычно певучий и мелодичный, становится непривычно хриплым. – Ты прошел много сотен ли, преодолел тысячи опасностей – все ради того, чтобы овладеть мною. И вот я твоя… Наслаждайся!

О боги, что за ощущения! Я не могу выразить их во всей полноте презренными и слабыми человеческими словами!

-Ну, где же твой «нефритовый стебель»? – лукаво пропела Юйлинь. – Мне кажется, сейчас он не крепок, мал и не силен — что это значит? Неужели мне нужно было предварительно угостить тебя «драконом-любовником»?

Она ласково подтолкнула меня к постели, шепча на ухо:

-Как небо находится в постоянном соитии с Землей, изливая оплодотворяющие дожди, так и инь и ян должны радостно открываться друг другу...

Княгиня раздвинула балдахин - на постели громоздились подстилки и одеяла, а поверх лежали мягкие подушки.

-Боюсь, я не так искусна в любви, как ты можешь подумать, - хихикнула она. – Вряд ли я могу наглядно продемонстрировать все десять тысяч хитроумных поз, о которых толкуют ученые трактаты…

Я сжимал хрупкую ладонь женщины и не мог оторвать глаз от ее тела. Даже в полутьме было видно, насколько оно восхитительно и гибко, словно трава, что гнется под порывами ветра. И Юйлинь демонстрировала мне все свои прелести, от которых я забыл и о жизни, и о смерти.

-Ложе ждет, - сказала моя возлюбленная, отбрасывая сковывающую ее цепочку насколько возможнее в сторону.

Я послушно уселся на кровать, слева от нее. Потом скрестил ноги и усадил княгиню себе на колени. Мы были одни в целом мире, не считая луны, внимательно следившей за нами через окно. Я обнимал тонкую талию Юйлинь, гладил ее шелковистую кожу, шепча в ухо женщины какие-то страстные глупости. Мы оба впали в состояние блаженства, ласкаясь и обнимаясь, касались друг друга телами и губы наши слились. Мы целовались и пили слюну друг друга... Потом я стал нежно покусывать язык Юйлинь, взял ее голову и слегка щипал розовые ушки. Когда мы так баловались, в душе моей расцвели тысячи наслаждений и забылись сотни горестей. Затем я привлек к себе женщину и она левой рукой взяла мой стержень. Сам же я правой рукой поглаживал ее яшмовые ворота. Я чувствовал, что мой «нефритовый стебель» набухает и восстает, словно одинокая горная вершина, круто уходящая к Млечному Пути. Мои пальцы ощущали, как «киноварная расщелина» княгини увлажняется от обильно выделяющегося сока, словно одинокий родник, журчащий в глубоком ущелье.

-Давай же соединим наше твердое и влажное…- шепнула она.

Юйлинь улеглась на спину, вытянула ноги и раскинула руки. Я опустился на нее сверху, встал на колени между бедер и направил свой возбужденный стебель к поросли у отверстия ее ворот, нависающей, как густая крона сосны у входа в пещеру в глубокой лощине. Потом мы крепко обнялись и со стонами всосали во рты языки друг друга. Мои мысли путались – и я ощущал ее томное мление… И в этот момент – я нанес удар своим острием, скользнул по ее яшмовой террасе и проник внутрь! Я стал двигаться вперед-назад, яростно атакуя, наступая и отступая – а она отзывалась страстными криками. Я глубоко вонзал «нефритовый стебель» в «киноварное отверстие», устремляясь к «янской террасе». После я прибег к методу «девяти поверхностных и одного глубокого» ударов, то вонзая свой жезл, то блуждая им по сторонам, то внезапно замедляя ритм, то ускоряя, погружаясь то слабо, то глубоко.

Когда княгиня – о, я чувствовал это! – ступила на грань высшего наслаждения, я высоко ее приподнял и быстро из нее вышел; потом cнова стремительно напал на ее «пшеничное зерно», устремился к ее чреву, сокрушая все слева и справа. Я следил за всеми движениями женщины – моей женщины! - стараясь приспособиться к ее ритму. В свое время я немного интересовался любовной наукой, разрабатываемой мудрыми даосами, и даже имел возможность кой-что применить на практике. Сейчас я постарался припомнить все свои скромные умения, для того, чтобы порадовать Юйлинь – а она охотно шла мне навстречу.

Чего только мы не испробовали! И «разворачивание шелка», и «переплетающихся драконов», и «рыбу с двумя парами глаз», и «пару ласточек», и «союз зимородков», и «порхающих мотыльков», и «сосну с поникшими ветвями», и «птицу Рух, парящую над темным морем», и «кричащую обезьяну, обнимающую дерево»! Цепь на ноге Юйлинь иногда мешала нам; в этих случаях мы небрежно откидывали ее.

Когда я ощутил, что вот-вот испущу семя, то собрал всю силу воли и дождался, пока Юйлинь окажется на пике блаженства. Для этого я закрыл глаза и сосредоточил свои мысли, прижал язык к небу, выгнул спину и вытянул шею. А потом… Потом мы одновременно достигли высшей точки. То был самый важный, самый прекрасный миг за все двадцать семь лет моей богатой на приключения жизни – за эту секунду и жизнь отдать не жалко. Надеюсь, что даже после того как на том свете мне дадут выпить «напиток забвения» и бросят в темно-красную реку, по которой я понесусь навстречу новому перерождению, память об этом сладостном мгновении меня не покинет. Юйлинь лежала подо мною вытянувшись и запрокинув лицо. Принимая мое «семя-цзин» и «энергию-ци», она, в соответствиями с велениями мудрецов, успокоила свое сердце, закрыла глаза и сосредоточилась на происходящем с нею.

После вспышки обоюдного рая мы долго еще лежали, сплетши руки и ноги, счастливо и обессилено вздыхали. Я взглянул за окно, и мне показалось, что великий Дракон Лун одобрительно мне подмигивает. Я воспринял это как должное: кому как не этому Дракону, известному своей любвеобильностью и многочисленным потомством, не благословить мой подвиг? Затем Юйлинь вдруг нагнулась к самому мне к уху и обеспокоенно прошептала:

-Ты знаешь, я вдруг вспомнила… Великий Лao-цзы говорил: «Ребенок, зачатый в полночь, доживет до преклонного возраста. Ребенок, зачатый до полуночи, достигнет нормального возраста. Ребенок, зачатый после полуночи, долго не проживет». А ведь полночь давно уже прошла…

-Ах, милая, забудь про всех этих дурацких мудрецов, - дерзко ответил я. – Что значит их никчемная мудрость в сравнении с тем наслаждением, что мы испытали? Ты знаешь, у меня сейчас такое состояние…. В те минуты, когда я слил свою душу и тело с твоим, открылись внутренние глаза моего сердца – я могу прозревать будущее. Твой ребенок благополучно появится на свет и проживет долгую, очень долгую жизнь. Он станет императором, владыкой всей здешней страны. Ты увидишь это собственными глазами…

-И ведь ты тоже увидишь? – с улыбкой спросила она.

Этот вопрос дал мне понять, что врученный мне царский подарок я уже использовал. Полностью. Не отвечая, я встал и начал собирать разбросанную по полу одежду.

–Неужели ты уже уходишь, любимый? Я уже сейчас начинаю скучать… Когда ты сможешь вновь проникнуть ко мне? – жадно спросила она.

–Да, уже надо исчезнуть... Посмотри, рассвет обагрил небо на востоке первыми лучами.

–Так надолго ты думаешь пропасть?

-Да, надолго. Вернее, навсегда.

Ты приподнимаешься на локте, и твои встревоженные глаза становятся лучшим мне утешением.

–Любимый, почему ты так странно и страшно шутишь со мною?

Увы, я отнюдь не собирался шутить. Одеваюсь, выглядываю в соседнюю комнату и зову бабушку Чуньшен. Она, разумеется, не спит, пребывая в страшной тревоге за свою воспитанницу. Видя, что они обе готовы внимать, я объясняю суть дела.

-Там внизу под лестницей валяются два мертвеца-охранника. Если их найдут, если узнают, что я, их убийца, побывал здесь - вам несдобровать! Я не могу исчезнуть просто так, потому что тогда над вами учинят суровейшее дознание. Я обязан отвести от вас беду. Но вам необходимо поступить так, как я велю – и никак иначе.

–Что же мы должны сделать? – тут же спрашивает бабушка Чуньшен.

–Юйлинь, одевайся… Сейчас вы обе начнете отчаянно кричать во все горло: «На помощь! Убийцы! Воры! Насильники!» Делайте это как можно громче – и скоро сюда примчатся воины ночного патруля. Что они увидят? Двое холодеющих охранников на лестнице и я, озверелый преступник, только что взломавший дверь… Вы – две слабых женщины, пытающиеся остановить меня почти голыми руками. Естественно, патрульные бросаются вас спасать и… и убивают наглого мерзавца…

-Нет! – отчаянный вопль Юйлинь.

-Да! – я чеканю слова, словно заколачиваю гвоздь – Значит, они уничтожают злодея, посягнувшего на собственность Сына Неба. А вы рассказываете им, этим храбрым стражникам, что они подоспели в последнюю минуту, чтобы спасти их от обезумевшего убийцы. Более того… поведаете им, что вы знаете меня, знаете зачем я попытался сюда проникнуть. «Это один из бывших телохранителей покойного князя страны Наньюэ. Он так хотел отомстить Сыну Неба за своего убитого господина, что решил отнять у него драгоценнейшую добычу – бывшую княгиню! Он хотел прирезать нас без малейшей жалости…» Да, вот что вы скажете солдатам. Мое тело выставят на поругание, разрубят на части, кинут на съедение лисам и воронам – но это будет малая цена за твою жизнь Юйлинь и за….

Я замолкаю, и она беззвучно договаривает: «и за жизнь и будущее нашего сына». Я одобрительно киваю. Юйлинь – храбрая и крепкая женщина. Она способна переступить через себя, когда это по-настоящему требуется. Я уверен, она сделает все, как надо.

Обнимаю и целую ее напоследок. В моем поцелуе нет больше страсти – лишь холод предсмертного прощания. Почтительно кланяюсь бабушке Чуньшен. Резко оборачиваюсь и, напрягая все силы для того, чтобы не оглянуться, выхожу прочь. Спускаюсь по лестнице и вытаскиваю трупы стражников оттуда, где я их оставил. За минувшие несколько часов они успели похолодеть – это нехорошо. Я нарочно располагаю их в самых живописных позах на лестнице – так, словно оба пали не внезапно, а после долгой и упорной схватки. Потом снимаю с пояса свой верный меч. Этот узкий однолезвийный клинок с крупным кольцеобразным навершием на хвостовике побывал со мною не в единой схватке, испил крови не одного врага. Мысленно прошу прощения у верного друга за то, что предпоследней услугой, которую он должен мне оказать, станет презренный мясницкий труд. Начинаю кромсать тела, нанося им удары таким образом, как будто они заработаны в яростной рубке. Из разрезов сочится мертвая кровь, пятная ступеньки. Исполнив эту работу, я отошел и, склонив голову, критически окинул получившуюся картину. Ну, сойдет… Вряд ли они потом станут разбираться, сейчас ли погибли охранники, или немного раньше.

Вскидываю глаза – и встречаю вопросительный взгляд бабушки Чуньшен. Резко киваю головою – можно! Ее надтреснутый голос раздается первым:

-Спасите! Помогите! Грабители! Убийцы!

А минутой позже к ней присоединяется звонкий голосок Юйлинь:

-На помощь! Спешите, храбрые воины!

Чтобы помочь им, я начинаю звенеть двумя клинками (один из них позаимствован у погибшего стражника) и отчаянно восклицать на разные голоса:

-Ах, ты так! Да получи же, негодяй! Вот тебе, помесь гадюки и жабы!

Где-то на улице раздаются встревоженные голоса, шум быстрых шагов. Я взбегаю по лестнице и начинаю бить ногами по остаткам дверей, окончательно превращая их в щепу и труху. В унисон звукам ударов слышатся усиливающиеся женские вопли и визг.

–Что делаешь, мерзавец?! Как ты посмел! – гремит исполненный бешенства бас у меня за спиною.

Я резко оборачиваюсь: у основания лестницы, над трупами стоят четверо воинов. Еще секунда и они леопардами ринутся на меня. Но я успеваю первым: оборачиваюсь и лечу им навстречу. Со мною мой верный меч и метательные ножи. А в голове крутятся памятные с раннего юношества строки. Вступая в свой последний бой, я повторяю их под звон клинков:

 Тихо светит луна на влюбленных,

 Безмолвствует, когда они расстаются.

 Свет заключен в лунном круге,

 Нежность - в сердце.

 Зов разлученных сердец

 Как свет луны.

 Он прорывается сквозь облака,

 Он струится по волнам

 К покоям любимой.