Руслана ЛЯШЕВА. Попытка объять необъятное

 

От былин до военных песен

 

В конце сентября на Радио России ведущий популярной передачи «Встре­ча с песней» Виктор Татарский прочитал письмо радиослушателя. Оно за­вершалось просьбой поставить в эфир «Песню о Днипре». 70 лет назад при форсировании Днепра она звучала над рекой. Когда из радиоприемника гря­нул мощный хор: «Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч...», - ну прямо му­рашки по коже пробежали. Такая сила народная выплеснулась в словах и мелодии, что дух захватывало. Никакой «хэви метал», то есть тяжелый рок с его шумовыми эффектами, в подметки такой песне не годится. Но меня удивили слова автора письма, дескать, он, участвуя в форсировании Днепра, слышал эту песню? Как это слышал? В душе что ли звучала, в его памяти?..

А потом как-то открываю книгу «Песни, опаленные войной» (М., Русский импульс, 2011) и на страницах песенной летописи войны, составленной Ю.Е. Бирюковым, нахожу текст песни и историю ее создания. Поэт Евгений Дол­матовский написал ее в 1941 году, выйдя из окружения. Зачином послужило горестное восклицание деревенской женщины: «Ой, Днипро, Днипро...». Кор­респондента Долматовского уже считали погибшим, о чем сообщили в редак­цию газеты «Комсомольская правда» и даже матери. Он срочно передал в редакцию стихотворение «Украине моей» (первый подступ к песне), оно на следующий день появилось на страницах «Комсомольской правды».

Затем поэт Евгений Долматовский и композитор Марк Фрадкин за два дня в Урюпинске в доме священника, где было пианино, довели песню до той бле­стящей формы, которая потрясла сердца первых же слушателей. Утром в кавалерийском манеже хоровая группа ансамбля песни и пляски Киевского военного округа исполнила новинку, а слушателями были политработники, вышедшие из окружения, тысяча человек. И вот «песня пропета, но апло­дисментов нет». Люди молча, медленно встают, и в этой неловкой паузе воз­никает снова песня. Ансамблю пришлось трижды спеть «Песню о Днипре». Как говорится, комментарии излишни.

Так вот, насчет звучавшей над рекой песни. Оказывается, действительно звучала. «В первых числах октября, - вспоминает в сборнике песен 1943 года ветеран Великой Отечественной войны Иван Трофимович Багрянцев из Куйбышева, - рано утром под прикрытием мощной артиллерийской подготовки дивизия (106-я Забайкаль­ская стрелковая - Р.Л.) стала форсировать Днепр. Как только стихла канона­да, над рекой во всю мощь полились слова могучей и раздольной песни: «Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч, / Над тобой летят журавли...» Фронтовик рассказывает, что песня сама была участницей военной операции: «Песня гремела так мощно, что ее не могла заглушить никакая канонада. Слышна она была километров за пять-восемь от Днепра. Создавалось впечатление, что поет сам воздух, вода, лес, что и они радуются вместе с нами наступившему наконец долгожданному часу освобождения. Песня вливала силы в души бойцовю… звала на подвиг...».

Не удивляет ничуть, что и другой участник форсирования Днепра обра­тился к Виктору Татарскому с просьбой - услышать песню. Еще бы! И через 70 лет он стремится вновь испытать то воодушевление, которое рождалось в минуты боя песней из громкоговорителя.

Наверное, когда Киевская Русь распалась на удельные княжества, на­род с таким же благоговением слушал былины о богатырях киевского князя Владимира в исполнении калик перехожих, которые перебирались из одного удела в другой и везде пели духовные стихи и былины, не давая русскому народу забыть о своем единстве. И люди продолжали верить, что долго­жданный час нового единения пробьет. У нас такие же чувства пробуждают военные песни - талантливые, искренние, полные любви к Родине и печали за нее. Нынешние поэты что же? Они-то какую ношу подняли на свои плечи и чем воодушевляют своих современников?

 

ЕСТЕСТВЕННО, РОДИНОЦЕНТРИЗМ

 

Память о войне - с такой ношей вступили в XXI век бывшие фронтовики и их дети и внуки, то есть современные поэты. Но, если «бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они», то поэты воплощают память о трагических событиях в художественных образах. Тамара Лосева родилась в Смоленске, после окончания педагогического института работает учитель­ницей, живет в деревне Русилово Смоленского района Смоленской области.

На Смоленщине, как известно, гитлеровцы сожгли вместе с жителями 300 деревень. С какой душевной чуткостью раскрывает эту тему Т. Лосева в диптихе под общим названием «На месте бывших деревень».

 

Рязаново. Аверьково. Логи.

Да Самолюбово, да Заболотье...

Лишь ветер задержался у могил.

Да перепел тоскует на болоте.

 

Рябиновою кистью в сентябре

Природа пишет русскую картину:

Уже никто на молодой заре

Не выгонит в луга пасти скотину.

 

Здесь время переходит речку вброд.

И за водой не ходит молодица,

Под паром отдыхает каждый год

Родная наша матушка-землица.

 

Растет крапива там, где был плетень.

Забил дворы репей и чернобыльник.

Названия российских деревень

Позарастали небылью и былью.

 

Рязаново... Аверьково... Логи...

Да Самолюбово... Да Заболотье...

 

Эпический стиль, почти как в былине, а другое написано в лирической и камерной тональности, рождая как бы тонкий и щемящий слух и душу звук.

 

Ты помнишь, как жили мы в этой деревне?

Мы были тогда молодые деревья:

Ты - стройный, как тополь,

Я дикою вишней

Тебя обнимала под нашей крышей.

 

Ты помнишь дожди проливные и небо,

И запах осоки, и свежего хлеба,

И ведра с водою, и руки в работе,

И клюкву с брусникой на дальнем болоте...

 

Ты помнишь, как ветры призывно трубили

Про то, как мы сильно друг друга любили.

 

И в конце стихотворения звучат слова-реквием:

 

Теперь расставаться и больно, и дико.

Цветет у дорог полевая гвоздика...

 

На страницах литературно-художественного альманаха Смоленского Со­юза российских писателей «Под часами» (№11, кн. 1, 2012) со стихами смо­лян соседствуют произведения гостей из других регионов России. Галина Якунина родилась во Владивостоке, выпускница филфака Дальневосточно­го государственного университета, шеф-редактор Информационного центра Морского государственного университета им. Адмирала Г.И. Невельского, автор нескольких книг стихов. Большая и сильная подборка Г. Якуниной полна державного пафоса; главной ценностью поэтесса утверждает любовь к Родине:

 

В ее ветра штормовые

Мой голос навечно влит:

Не я говорю о России –

Она во мне говорит.

 

Дальневосточница наставляет читателей своих стихов с честью нести нравственную эстафету, которую мы приняли от старшего поколения:

 

«Вставай, страна...»

Неумолимый график

Смертей и смут диктует наш черед

Из песен отчих,

Писем,

Фотографий,

Из пепла на крови собрать народ.

 

А все же, как в народе говорится, не хлебом единым жив человек. Андрей Канавщиков, поэт и прозаик из города Великие Луки, отдал сполна дань па­мяти о войне, написав книгу прозы «Егорыч» (Великие Луки, «Рубеж», 2010) о 18-летнем партизанском разведчике - на псковской земле появились гит­леровские оккупанты - бесстрашном, мужественном и самостоятельно мыс­лящем (без подсказки телеящика или Интернета!). Новая книга с ароматным названием «Земляника» («Издательство Сергея Маркелова», Великие Луки, 2013) –это размышления автора о разных сторонах бытия, например, о творчестве. Стихотворение называется «Муки творчества»:

 

Вымучивать или писать взахлеб?

Что лучше - Моцарт иль Сальери?

Что лучше - позабыть о мере

Иль душу спрятать, словно в гроб?..

 

...В чем есть душа? Что просто понт?

От мыслей давит и гнетет.

А за окном снежок-подросток

Идет восторженно и просто,

Совсем не зная, что идет...

 

Под «муками творчества» стоит дата написания стихотворения - 11 фев­раля 2018 года. Что ж, почти новогодние «муки». Слава Богу, как говорится; человек, защитив Родину, вырастив хлеб и посадив дерево, не забудет и пес­ню сложить. Полнота бытия - это христианская, православная традиция в нашей поэзии. На том, значит, и стоим. Как и предки-псковичи современного поэта А. Канавщикова.

 

ПАРОДИИ ВСЕ ДОЛЖНОСТИ ПОКОРНЫ. ЕЕ УРОКИ БЛАГОТВОРНЫ

 

Перечитывая стихи современных поэтов, я устало вздохнула: ну почему никто не встанет во весь рост и не воскликнет с наглой уверенностью:

 

Я памятник воздвиг себе нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

 

И дальше, дальше! Такой же уверенной поступью: долго буду тем любе­зен я народу... чувства добрые я лирой пробуждал... восславил я свободу... не требуя венца...». С какой бодростью откликнулся Пушкин на оду Горация: «Я воздвиг памятник». Дескать, два тысячелетия нам не в тягость! Караул на месте! Караул в дозоре!

В философских, можно сказать, раздумьях открываю наугад книгу Вла­димира Артюха «Живица» (М., ИПО «У Никитских ворот», 2012) и читаю стихотворение.

 

Томик Пушкина устал,

Спит на книжной полке.

Сквозь магический кристалл

Ветер треплет холку

Мертвого коня.

Бесы рыщут в снежном поле

Среди бела дня.

Ни тоски, ни боли –

Даль холодная одна

Стелется бездушно.

Там, за далью, сатана

Смотрит равнодушно

Сквозь магический кристалл

На коня и холку.

Томик Пушкина устал.

Всюду бесы. Всюду волки.

2011

 

Любопытно! Это похлеще, чем было у господ-футуристов в начале про­шлого, XX века, те скинули Пушкина с парохода современности, и с концами.

А тут пародия. Показал черт моду да и сгинул в воду. Постмодернизм, по­казавший моду на пародирование и стилизацию классиков, в воду не сгинул, худо-бедно влачит свои бренные дни: реалисты - и новые, и старые - перед модой не устояли. Владимир Артюх, уроженец Киева, выросший у церков­ных стен Софии Киевской, тоже пристроился к «новаторам» - архаистам. Кого пародирует Артюх? Не эпоху, конечно! Нет, траурное шествие с портретами погибших в 1993 году защитниками Верховного Совета и панихида в 20-ю годовщину трагических событий состоялись 3 и 4 октября этого, 2013 года. Все по-божески! И по-человечески!

Сатана может выглядывать из пародии на роскошный романтизм давней эпохи. Здесь, естественно, есть, где разгуляться. Вместе с волками и бесами помельче: «Томик Пушкина устал. / Всюду бесы. Всюду волки». Чисто ли­тературная пародия. Книга стихов «Живица» в целом лирическая. Такие, например, мотивы встречаются в книге В. Артюха через страницу, если не на каждой.

 

Я люблю тебя тысячи лет,

Ты веками, веками мне снилась.

Кем ниспослан твой ангельский свет?

И за что мне такая милость?

 

Книга вышла в серии «Московские поэты», видимо, москвича Александра Пушкина никак было не миновать.

Поэт, издатель, кстати, мой однокурсник по факультету журналисти­ки МГУ Вадим Рахманов выпустил целую книжку стихотворных пародий: «Осколки». Сатиринки. юморинки, стихотворные картинки (Москва, «Новый ключ», 2013).

Владимир Артюх, как мы убедились, пародирует Пушкина, самого паро­диста не обошел вниманием Вадим Рахманов и пригладил шероховатости его характера острым словцом; название пародии «Много ли надо».

 

У Артюха есть давний грех –

Величья манией страдает.

«Понаграждали вас тут всех,

А вот меня не награждают».

 

Ответил Эдик Балашов:

«Зачем какая-то награда?

Вот выпил, ну и хорошо,

И больше ничего не надо».

 

Интересно, ответит Артюх пародией Рахманову? Или нет? Если припе­чатает брата по жанру новым творением, то получится, что вносит вклад в поддержание романтической традиции в современной словесности, никаких волков-консерваторов не боится.

Другая пародия В. Рахманова посвящена Леониду Сергееву, автору книги «Небожители подвала». Художник и прозаик Л. Сергеев вызвал большой пе­реполох среди пишущей братии, изобразив многих завсегдатаями подваль­ного буфета ЦДЛ и не пожалев для друзей и собутыльников всей палитры красок. Земля вокруг столичного Дома литераторов закачалась, как при зем­летрясении в 7 баллов от бурной реакции читателей и почитателей таланта Сергеева. Название пародии «Премудрый хитрец».

 

Известно всем, что Л. Сергеев

Терпеть не может всех евреев,

А сам же иногда, ей-ей,

Хитрее, чем любой еврей.

 

Умеет он, скажу вам, братцы,

Так заплести сюжета нить,

Чтобы рыбку факта изловить

И на крючок не попадаться.

 

Из нас о каждом от рожденья

Есть у него свои сужденья.

Но он умело прячет их,

Вложив порой в уста других.

 

Так, чтобы не было сомненья,

Поди уже не первый год,

Дурача весь честной народ,

Он формирует наше мненье.

 

Теперь попробуй угадай:

Подвал наш - ад, а может - рай,

Что было или не бывало

У «небожителей подвала».

 

Во второй пародии Рахманов выясняет чисто издательские дела с быв­шим подопечным. А если Сергеев ответит? О-о, Рахманов тоже не смолчит, романтики XIX века от зависти в гробах перевернутся. Такого пародийного сражения даже в их благословенное для фантазии время не случалось!

Или вот пародия из другой оперы, то есть старые сказки в новой огласке:

 

Все тридцать три богатыря

В России славились не зря.

А вот теперь другая эра:

В ней 33 миллиардера.

А через год, ты посмотри,

Их станет трижды 33.

 

Ну и так далее. И тому подобное.

Журналист и поэт Владимир Нарбут приехал из Новосибирска во Вла­дивосток для участия в автопробеге по Приморью и, раздумывая, с чем вы­йти к слушателям, «решил оставить «высокую поэзию» своим товарищам и вместо лирики почитать четверостишия, жанр которых до сих пор и сам точно не определил. Что-то вроде рифмованных реплик по поводу того или иного высказывания известного политика или высокого чиновника.... На са­мом деле, жанр его четверостиший - пародии. Они появлялись в «Вечернем Новосибирске» в постоянной еженедельной рубрике «Цитата недели».

 

«Духа Немцова в своем кабинете я не обнаружил».

Юрий Маслюков, первый заместитель премьер-министра (бывший)...

 

Чист кабинет теперь, как стеклотара,

Но над страной витает без преград

Амбрэ Чубайса, запашок Гайдара

И Кириенки пряный аромат.

 

«Недоделок у нас не будет!»

Борис Ельцин - об очередном формировании нового кабинета министров (бывшего).

 

Наш президент опять утешить рад,

И нам уж не до водки, не до девок.

В стране, где нет ни пенсий, ни зарплат,

Теперь не будет даже недоделок.

 

«У нас везде большая кухня. Кого-то жарят, как бедных чеченцев, кого-то в духовку суют с изюмом на Пасху, как Гусинского...»

Валерия Новодворская

 

Отчего же игнорируют Валерию?

Ведь на вид она - что надо, дама сдобная.

Только, видно, повара вполне уверены –

Блюдо будет абсолютно несъедобное.

 

«Мы вас всех, европейцев, загоним в тоннель под Ла-Маншем и замуруем с обеих сторон!»

В.В. Жириновский

 

Пусть подождет Индийский океан.

Есть новая идея: бодрым маршем

Пройдя по ряду европейских стан,

Замуровать буржуев под Ла-Маншем.

 

Остается добавить, что пародии Владимира Нарбута я цитировала по книге Владимира Тыцких «Мы еще здесь». Дни славянской письменности и культуры на Дальнем Востоке во имя святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. (Владивосток, 2012). Это был восьмой ежегодный автопробег. По­этов, прозаиков, музыкантов слушатели в школах, библиотеках, в сельских Домах культуры, в воинских гарнизонах и даже в зонах заключения прини­мали с воодушевлением и сами выступали перед гостями. Пародии и лири­ческие стихи Нарбута пользовались у дальневосточников успехом.

Трудно не упомянуть пародии на камерную тему, популярную у нынеш­них поэтов, - стенания в стихах и о несчастной любви. Два поэта - Нико­лай Березовский из Омска и Иван Шепета из Владивостока - предпочли высказаться о животрепещущем в пародии. Стихотворение Н. Березовского «Любовь».

 

Мне с детства запало навек

И в сердце вошло, точно жало:

Собаку давил человек,

А та ему руку лизала!..

И долго не мог я понять,

Не зная, что смерти сильнее:

Она ведь могла убежать

До новой удавки на шее.

Собака могла - не держал

Ее человек, что глумился...

Я был для любви тогда мал,

А все осознал, как влюбился.

Я разве что рук не лижу,

И преданно вытянул шею...

И, как та собака, гляжу,

Поскольку сказать не умею.

«Литературный меридиан», №6, 2013

 

И. Шепета еще лаконичнее пересмешничает, ерничает над самим собой и над неподдающейся мужскому очарованию особой.

 

Прости, хорошая, за то, что тебе я так не подхожу,

Мне самому бывает тошно, когда я в зеркало гляжу...

«Литературный меридиан», №6, 2013.

 

Популярный афоризм «Любви все возрасты покорны» можно перетолко­вать: пародии все возрасты покорны. И все отрасли! Но вот до отраслей - науки, промышленности и т. д. - пародисты пока не добрались. Жаль. Вот уж где не только для пародии, но и для сатиры - раздолье! Знай себе паши и паши на ниве изящной словесности.

 

ТИПОЛОГИЯ ЛИТЕРАТУРЫ. ГДЕ КРИТЕРИЙ?

 

Читая статью Василия Андреевича Жуковского «О поэзии древних и но­вых», дескать, у древних - простота, «голос и дар природы», а у новых на­родов «поэзия питается мыслями... из мира духовного», ясно видишь, что Колумб русской поэзии пересказывает идеи Фридриха Шеллинга, книга которого «Философия искусства» (М., «Мысль», 1966) нам доступна. Но в начале XIX века Жуковский был действительно Колумбом, как назвал его Белинский, потому что открывал русскому обществу европейские горизонты мысли. Масштаб: античность и новое время. Немецкие философы и поэты-романтики освоили такую дихотомию благодаря реформации и Возрожде­нию. Русская литература к сокровищам Византизма охотно присоединила европейские новшества. Архаисты и новаторы - так Юрий Тынянов сформу­лировал типологию литературных направлений XIX века. Благодаря Жуков­скому романтизм одухотворил и возвысил русскую поэзию.

«Поэзия час от часу становится для меня чем-то возвышенным...», - писал Жуковский друзьям. Почему же? Потому что Василий Андреевич почитал авторство «службою Отечеству», а поэзия по его суждениям не «забава вооб­ражения», но должна иметь влияние «на душу всего народа», это, мол, «пре­красная цель». Такая масштабность и глубина присущи типологии первого романтика русской литературы.

В истории то, что вначале происходит как великое, потом повторяется как фарс.

Наши постмодернисты тоже ринулись в Европу за идеями, но лучше бы в окне, прорубленном Петром Великим, оставили только форточку, потому что идеи дряхлой Европы не стоят заимствования: они пустые.

Схему Юрия Тынянова «архаисты и новаторы» к новым реалистам и пост­модернистам можно приложить лишь с большими оговорками, различие с си­туацией в русской литературе 200-летней давности - разительное. Нынешние «архаисты» и «новаторы» сильно косят под фарс, если не комедию. Но даже и фарс исчерпан, поскольку сейчас, во втором десятилетии XXI века, начались интенсивные поиски новой типологии, стилей, направлений, творческих со­дружеств. Пока именно поиск. Служу об этом по презентации двух изданий.

На презентации антологии современной литературы России - 4-го тома - мне довелось побывать в конце сентября. Народу в Некрасовской библиотеке собралось много, вел заседание составитель сборников, поэт Борис Лукин. Выступали и москвичи, и гости из ближайших к Москве регионов (Смоленск, Тула и другие). Завершающий пятый том уже в работе, так что проект трех издательств Москвы - Литературного института им. А.М. Горького, жур­нала «Юность» и Литературного фонда «Дорога жизни» - можно считать успешным. Типология здесь определилась выбором участников публикаций - это почти 100 писателей поколения 60-х. Поэтов, прозаиков, драматургов, родившихся в 60-х годах XX века, составитель Б. Лукин в предисловии к четвертому тому (М., 2013) назвал «новыми шестидесятниками» в отличие от шестидесятников, пришедших в русскую литературу в эпоху Н.С. Хрущева под влиянием политической оттепели 60-х годов.

Новые шестидесятники - Смородины Анна и Константин (Саранск), Убо­гий Андрей (Калуга), Ермаков Олег (Смоленск), Воронцов Андрей (Москва) и другие. В 90-е годы журналы были заполнены так называемой возвращенной литературой; это поколение осталось вне изящной словесности. Антология призвана восстановить справедливость и познакомить читателей с отрядом пишущей братии. Критерий типологии - социологический; надо полагать - временный и рабочий. А там, как они себя покажут, так и будут поимено­ваны.

О первом номере поэтического альманаха-навигатора «Паровоз» я сужу по рецензии Виктора Стрельцова (Тольятти) - «Собака, бегущая против шер­сти» под заголовком «Куда и как катит современная поэтическая Россия» в НГ-Ехlibris от 10 октября 2013 года. Сборник вышел под эгидой Союза рос­сийских писателей, главный редактор - Светлана Василенко.

«Поэт - концентрация времени, - пишет рецензент, - по Пастернаку - у вечности в долгу. Традиция ответственности русской поэзии. Подобная тен­денция характеризует и данный альманах».

Александр Логинов:

 

...Да, эта местность безобразна,

Но это родина моя.

 

Галина Щекина назвала свою подборку - «Развалины».

«То есть гражданская лирика, - обобщает эту тенденцию Виктор Стрелец, никуда не делась. Она по-прежнему надеется на прямую силу слова и на определенные «достоевские» моральные координаты...».

Затем рецензент выделяет среди авторов сборника «Паровоз» привер­женцев Тютчевской линии, у которых религиозное чувство и повседневные «замыленные» вещи вдруг предстают с точки зрения вечности». Например, «очень «обочинно» вдумчивый поэт Геннадий Калашников, работающий в жанре «пейзажной лирики»:

 

...погоди у воды, ледяным повернувшейся боком.

Кто-то смотрит на нас,

Толи тысячью глаз,

Толь одним, но всевидящим оком.

 

«Языческие боги, - уверен рецензент, - будут удовлетворены народными ритмами Марины Кулаковой, в которых и хлебниковские гены прослежива­ются». Сюжетные стихотворения у Натальи Горбачевой и у Вячеслава Лейкина. Чисто лирические, дескать, у Наты Сучковой, у Елены Кареевой.

Тут как бы два критерия типологии, один - идеологический (граждан­ственность, религиозность), другой стилевой - пейзажная лирика, чистая лирика. Это и есть поиск направления в альманахе «Паровоз». Впечатление такое, что поэзия ждет появления нового Жуковского!

 

БЛОК. ЛИМОНОВ. ШЕНДЕРОВИЧ... СО ВСЕМИ ОСТАНОВКАМИ

 

«Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль...», - о чем строка? С языка так и рвется: о Руси, о славянской душе, о нашей истории. Не надо спешить. Георгий Свиридов подсказал точнее, дескать, словом «музыка» - самым частым у поэта - Блок называл не только музыку, слово у него равнозначно понятию Стихия (например, «стихия скрипок беспредельных»), то есть все бессознатель­ное, иррациональное, таинственное, не зависящее от человека (но, однако но­симое им), изначально существующее (журнал «Поэзия», М., 2004, №1). Блок -  символист; он, в самом деле, под стать музыканту действует на подсознание читателя, в душе у которого пробуждается национальная нота (Стихия), то самое, что сейчас называют русскостью. Тяжеловесное слово «патриотизм» слиш­ком публицистично для цикла «На поле Куликовом», хотя суть общая - любовь к Родине, но все же слова «пропаганда» и «музыка» - «две вещи несовместные».

А сейчас? Какая музыка звучит в стихе у нас?

Ну-у, Блок! Предания старины далекой! Возможно, воскликнет почита­тель Эдуарда Лимонова и будет отчасти прав. Несоединимое у корифея сим­волизма благополучно сошлось в поэзии неутомимого буревестника револю­ционных бурь.

Виктор Шендерович в программе «Все свободны» на радио «Свобода» (31.10.04) отказался признать Лимонова за политика, дескать, литератор ис­пользует политику как подспорье в творчестве. Кстати, Шендерович сам того же типа «творец», разница между ними определяется именно политикой: Шендерович - «правый», Лимонов - «левый». Рыбак рыбака видит издалека.

Вот пример патриотической лирики Лимонова:

 

Меня интересовали Ленин и Пугачев.

И тот, и другой выступали против одних врагов.

С точностью раз в столетье народ поднимает ор,

Праздник себе устроив, хватает мужик топор.

Идут на гробы березы

Лихо горят города

Русский мужик сквозь слезы

Шепчет не имя розы,

Но «Родина» и «пи...а»...

Эти две девки злые,

Красивые как змея

Нам подстрекают Россию,

Сын каковой и я.

Над головами реют,

И еще сотню лет

Нас угнетенных греют,

После картины бед.

 

Я привела полностью стихотворение из цикла «Бухара 1919 и далее в будущее», сохранив знаки препинания, как в «НГ- Ехlibris» (28.10.04), где на полосе напечатана подборка стихов Эдуарда Лимонова - «После тюрьмы».

Современный поэт, как видим, тоже апеллирует к подсознанию читателя, но к иному, так сказать, пласту - к биологическому, к сексуальному: «Ро­дина» и «пи...а». Не то сексапильная политика, не то сексапильная поэзия? Скорее, то и другое в одном флаконе. Далеко унес мейнстрим современной литературы Лимонова от поэтики символизма. Что ж, после гладкописи не­избежен бунт, то есть всплеск в стихотворениях прозаиков и ненормативной лексики, так это было не однажды, хотя бы у футуристов (акмеисты повели себя в отношении предшественников - символистов - более джентльменски).

Музыка Смуты слышна в антигармоничной поэзии бывшего тюремного си­дельца и бывшего жителя на рю де Тюренн. Короче, Лимонов выражает эпоху не только содержанием произведения, но даже стилем; и вторым больше, чем первым.

Задерживаться на стихах Виктора Шендеровича не имеет смысла, потому что этот «бунтарь» по стилю традиционен, если не сказать банален. Лучше об­ратиться к поэзии более нейтрального по темпераменту Геннадия Красникова (подборка «Вещая птица» в «Дне литературы», № 4, 2004). Он исторически более конкретен, нежели Э. Лимонов в перечислении нынешних реалий: «...На развалинах «третьего Рима» / Двадцать первый безумствует век!».

Приверженность традиционной поэтике и нейтральной лексике придает его поэзии архаичный «окрас». К пословице «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится», которую Красников поставил эпиграфом, идут искренние, прочувствованные, правдивые строки:

 

Уже давно твой дом стоит вверх дном,

В твое окно давно беда стучится, -

Какой еще ударить должен гром,

Чтобы собрался ты перекреститься!

 

Я не из числа любителей ненормативной лексики, но объективно должна признать, что стиль у Лимонова, не чуждающийся оной, придает стихам до­полнительную энергию. А у Красникова «электричества» не хватает, концов­ка из-за этого получилась вялой (злости нет!):

 

Усталый ангел над твоим одром

Неужто безутешно прослезится,

Когда последний в жизни грянет гром,

Который никогда не повторится?!..

 

Конечно, «адреналин» не обязательно повышать ненормативной лексикой, немало найдется и других поэтических приемов, если поискать. Нет-нет, стихотворения Геннадия Красникова хороши с такой поэтикой, но могли бы стать значительно лучше.

 

ЕВРАЗИЙСКАЯ ПРИТЧА ЗА РУЧКУ С ПРАВОСЛАВНОЙ МОЛИТВОЙ

 

Как говорится, нет ничего более нового, чем хорошо забытое старое. Два поэта-сибиряка, обратившись к евразийским мотивам, вернули в поэтику приемы стиля, известные нам по классической литературе Востока: притчивость у Владимира Тыцких из Владивостока и афористичность у Бориса Бурмистрова из Кемерова.

Забытое? Хотя как сказать. На днях в спешке я остановила на улице проносившуюся «тачку» и потом, поглядывая на часы, слушала разговорчи­вого водителя-узбека. И он в случайной беседе ненароком обронил мудрую притчу, дескать, Александр Македонский, умирая, завещал похоронить его с раскрытыми ладонями на две стороны гроба. Почему? Завоеватель полуми­ра, нашлась я с ответом, показал людям, что туда уходят с пустыми руками. Попутчик одобрительно кивнул и согласился.

Если водители притчами изъясняются, то поэтам сам Бог это рекомендует.

Владимир Тыцких к рекомендации прислушался. Книга стихотворений «Пожалейте бедных фараонов» (Владивосток, МГУ им. Адмирала Г.И. Не­вельского, 2007) по объему меньше сотни страниц, но мал золотник да дорог. Первый раздел «Без страха и упрека» включает больше стихи популярных жанров - пейзажная лирика, размышления о времени и т. д. Второй раздел «Дважды два» полностью состоит из четверостиший, коротких притч.

Вот такую грибную пастораль редко какой поэт проигнорирует, она вы­плескивается из души как бы сама собой и читается легко:

 

Нырнуть под дождь

И вынырнуть под солнцем

В компании берез или осин,

Влипая ненароком в волоконца

Задумчивых прозрачных паутин;

Шагать, не выбирая путь, короче,

Дышать озоном и греметь ведром...

 

Можно не сопровождать поэта до конца грибной прогулки, уже ясно, что гармония между душой автора (и читателя тоже) и природой восстановлена. Но иное состояние духа в размышлении-памфлете:

 

Дитя реформ и революций –

Глупа не меньше, чем слепа, -

Едва пути пересекутся,

Начнет плевать в тебя толпа.

 

И ошельмует перед другом,

И слабого в дугу согнет,

Ценя, конечно, по заслугам

Того, кто дальше всех плюет.

 

Многоголоса, многорожа –

И свой, да на пути не стой! –

Заплачет, запоет, но все же

Не перестанет быть толпой.

 

Лишь в час прощальный, в миг последний,

Прижизненный оставив бой,

Она свои забудет бредни,

Склонившись тихо над тобой.

 

И честно вспомнит, и восславит

Все, что когда-то сделал ты.

И памятник тебе поставит.

И принесет к нему цветы.

 

Эти качества народного характера в эпоху реформ, как нынешняя, прояв­ляются особенно ярко, нельзя не согласиться с поэтом. В притчах наблюда­тельность заставляет автора быстрее листать Книгу Бытия, бросая короткие обобщения. Притча о фараонах напомнила мне об Александре Македонском, но таксист рассказал свою серьезно, а тут у поэта - ирония:

 

На небо не прихватишь всякий хлам.

Открылось нам еще во время оно:

Легко, свободно помирать рабам.

Но - пожалейте бедных фараонов!

 

Или «бедных» олигархов! Тоже, как и фараонам, нелегко оставить здесь богатство и уйти «на небо» с пустыми руками. Фараонам простительно, их Библия не наставляла: «Не собирайте богатства на земле», - олигархи на­прасно пропустили мимо ушей наставления Христа... Так что название книги притч Владимира Тыцких «Пожалейте бедных фараонов» - это откровенная насмешка над нашими «фараонами».

 

Совсем иного толка притча о герое:

Первый самый сорвется со скал -

И следа не отыщешь в лавине.

Кто-то скажет - он в пропасть упал.

А другой - он стоял на вершине!

 

Заряд бодрости и оптимизма - в коротком четверостишии, как в боль­шом и развернутом стихотворении. Хорош и прогноз в притче, завершающей книгу:

 

Опять покой нам только снится.

Но жизнь, как дважды два, проста:

Все, что положено, случится

И станет на свои места.

 

Чувствуется в характере самого автора закалка «морского волка», то есть морского офицера в запасе.

В Малом зале ЦДЛ 2 октября прошел Вечер памяти Василия Федорова (к 95-летию со дня рождения), вел программу поэт Валентин Сорокин, в пре­зидиуме был профессор Литературного института, поэт и прозаик Владимир Гусев, а выступали бывшие студенты и ученики Василия Дмитриевича; с большой теплотой вспоминали наставника и читали стихи - его и свои. Я была уверена, что главной темой выступлений станет труд, ведь В.Д. Федо­ров - поэт из Кузбасса, промышленного региона. Не угадала. И говорили, и читали стихи о Родине, о России, потому что на эту творческую дорогу их вывел Папа, так они между собой звали В.Д. Федорова.

Вот и книга лауреата премии им. В. Федорова, кузбасского поэта Бориса Бурмистрова называется «Русской напето судьбой» (Кемерово, 2012). В сти­хах, составивших новинку, душа поэта распахнута России.

 

Запахи меда и цвета кипенье,

Все нам досталось с тобой –

И задушевное русское пенье,

Русской напето судьбой.

 

Природа, человек, Россия... Бог - главные опоры поэтического миросозер­цания Бориса Бурмистрова. Природа трактуется широко - не только Земля, но и Космос.

 

В этой жизни короткой и вечной

Каждый миг, как столетье, весом,

По дороге земной или млечной,

Светел путь, освященный Отцом.

Проходя этот путь неизвестный,

Окунаясь в мерцающий свет,

Как найти вечный город небесный,

У которого имени нет.

Как дойти до любви сокровенной,

Оставляя земное жилье,

Ощутить себя частью Вселенной

И при жизни, и после нее...

 

В литературе продолжаются споры, что считать православной поэзией и какой для этого критерий? Виктор Стрелец, вернемся к рецензенту аль­манаха «Паровоз», находит в таких стихах религиозное чувство, «когда по­вседневные «замыленные» вещи вдруг предстают с точки зрения вечности». Поэт Алексей Шорохов видит суть стихов православного человека «в ин­тонации, нежности, вертикальности взгляда и помысла, лирическом домо­строительстве», таким он называет московского поэта Бориса Лукина (См.: «Самое-самое: Пять поэтов». М., «Российский писатель», 2006, стр. 78). В из­дательстве «Новый ключ» вышла шестая книга серии «Золотая библиотечка русской религиозной поэзии» - «Богородица в русской поэзии ХУП-ХХ вв.» (М., 2013). Богатейшая традиция, но в XX веке она же была в тени и теперь бурно возрождается. Каждый, естественно, ищет свои приемы православного возрождения. Вот молитва Бориса Бурмистрова:

 

Тебя, о Господи! Молю,

Припав к стопам устало –

Наполни светом плоть мою.

Душа чтоб зримой стала.

 

Чтобы увидели вдруг все,

Как в этом мире зыбко...

И что улыбка на лице –

Моей души улыбка.

 

Ведь я не лгал, когда твердил –

Любовь спасенье миру...

Я не играл, я просто жил,

Душе доверив лиру.

 

На Востоке говорят: «Если кричать «халва-халва», во рту сладко не ста­нет». Имя «Господи-Господи» в устах неверующего не сделает его стихи православными. Но у Бурмистрова христианское мироощущение просвечи­вает и в тех стихах, где имя Бога не звучит. Например, концовка одного его стихотворения:

 

Но все-таки, но все же

Я с детства заучил –

Добро добром лишь множат,

Злой укрощая пыл.

 

Здесь, кстати, и афористичность стиля Бурмистрова налицо, что присуще многим его стихам, например, вот этому - евразийскому:

 

Среди святых святого разглядеть

И разобраться - кто из них светлее?!

Блестит на Солнце огненная медь.

Уходит Солнце и металл бледнеет.

Среди людей не каждый именит,

Не каждый хлеб свой добывает в поте.

Один всю жизнь, как медный таз, гремит,

Другой, как сталь, не тупится в работе.

Как различить - где фальшь, где красота?

И то, и то по-своему блистают...

Но есть за Словом просто пустота,

А есть слова, что радостью питают.

 

Контрастные характеры, атмосфера пророчества (Пушкинское: «восстань, пророк, и виждь, и внемли...») - Восток! Православный Восток, который в Кемеровской области граничит с исламом, с буддизмом, с конфуцианством, то есть вблизи от них расположен. Я называю это Евразией. Надо дружить, брать у них лучшее, но сохранять свою самобытность, свою культуру. Борис Бурмистров эту задачу выполняет.

О многих поэтах можно было бы продолжать разговор, но чтобы не за­тягивать обзор, продолжим в следующий раз. Эту статью пусть завершат строки из стихотворения, посвященного Мадонне Татьяной Колач (книга «Сентябрьские дожди», Кемерово, 2012):

 

Молитвой Мадонны хранимый,

Путь тяжкий пройдя до конца,

Оставит нам Свет Негасимый

Улыбка Младенца - Творца.

 

Пусть Его улыбка одухотворяет нашу поэзию.

 

Статья была впервые опубликована в Североказахстанском литературно-художественном журнале «Провинция» в № 4 (34) за 2013 год. 

Project: 
Год выпуска: 
2014
Выпуск: 
2