Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ. Русская отвага Валентина Сорокина

Нет смысла подробно представлять заинтересованному читателю Валентина Сорокина. Его творческая биография счастливо длится уже свыше полувека – и за это время талантливейший поэт давно уже успел стать «своим» для многочисленной «почвенной» аудитории, тех ценителей изящной словесности, что стоят на позициях патриотизма и любви к родной культуре. Достаточно лишь сказать, что с 1960 года Валентин Васильевич опубликовал свыше полусотни книг, обеспечивших ему широкую известность. Рассматриваемый сборник – «Русская отвага» - вышел уже вторым изданием. Под его обложкой собраны вещи, созданные Сорокиным за достаточно обширный период: с 1977-го по 2007-й.

Задают тон книге россыпи написанных в 1995-96 гг. стихов под общими названиями «Будь со мной», «Ты и я», «Переждём обиду». Вспомним, чем остались эти годы в памяти России. Всесилье пьяных от собственной безнаказанности «демократических реформаторов», самый разгар войны в Чечне, Будённовск и Кизляр, разгул бандитизма, бесстыдная кампания «Голосуй или проиграешь», нищета и голодуха, новые «хозяева жизни» в красных пиджаках и с золотыми цепями на бычьих шеях… «Цветет предатель и бандит», - меланхолично констатирует Сорокин. Бескорыстная и подвижническая любовь к народу сброшена с пьедестала, ее место занял культ наживы. Патриоты, почвенники, идеологические противники победившего неолиберального шакалья подвергаются травле и ритуальному побиению камнями.

Нас травят, гордых и седых,

Опричники наёмной власти,

Теперь иных, из молодых,

Объял туман торговой страсти.

«Побинение камнями» надо понимать не только в иносказательном духе. В «Русской отваге» стихи перемежаются краткими выдержками из писем и дневников Сорокина, позволяющих лучше ощутить привкус той гнилой эпохи. «Я часто получал письма с угрозами. Такие, например: «Христа распяли в тридцать три, а ты уже старше… Отсчитай от своего подъезда третий столб, на котором мы тебя вздернем и забьем твой поганый русский рот - твоей поганой русской землёю!» Такова была месть за мои русские стихи!»

…А над хаосом разграбленного и разгромленного государства разносится пьяный рык из Кремля. Там седовласое чудище с опухшим ликом пирует со своими опричниками, нарезая им Россию, как кремовый торт:

Генералы доллар не разделят,

И страдает русская земля,

А над ними, пьяный по неделям,

Правит самозванец из Кремля.

Сегодняшние времена тоже не назовешь ни легкими, ни приятными, но именно тогда массовым сознанием – чутким индикатором которого является любой небесталанный автор! - переживался апофеоз отчаяния и безнадеги. Валентин Сорокин всегда относился к числу творцов, не отделявших свою индивидуальную судьбу от судеб всей Родины. Как же он отреагировал на времена упадка и отчаяния?  Поэт возвращается к первоосновам и черпает силы в том незыблемом, что неподвластно мимолетным веяниям времени – в красоте родной природы, в блеске бескрайних сугробов, в свете небесных звезд, в серебре укрытых лесами озер, в куполах белокрылых храмов. Именно здесь он пытается превозмочь боль за гибнущую страну, обрести новую надежду:

Грянула б радостным гулом

Свежих сугробов гряда,

Чтобы под ней потонула

Русская боль и беда.

Однако, иногда отчаяние оказывается сильнее, исторгая тяжелые строки:

 И чья-нибудь сытость хихикнет злорадно,

 А время вперед полетит безвозвратно.

 И русская дума раскосой луною

 Взойдет над огромной и мертвой страною.

Потом из 90-х сборник «Русская отвага» машиной времени переносит читателя на десятилетие раньше. Великий Разлом еще не перечеркнул жизнь на «до» и «после», страна еще стоит на ногах – но в воздухе, подобно воронью, уже носятся призраки грядущей катастрофы. Валентин Сорокин, как и подобает большому художнику, ощущает эти пугающие предвестья. Об этом свидетельствуют не только его стихи, но и дневниковые записи 80-х. «Как наши люди озлоблены, Боже мой, Боже». «Позавчера были мы, поэты московские, в гостях у совхоза Рузского района. Боже мой, какая старая нищета и жуть! Пьют все, от райкомовцев до доярки». «Страх в слове – всегда ложь». «Когда Андропов лежал в гробу – по залу плавал молчаливый и грозный мрак». Годы «Перестройки» лишь усугубляют в Сорокине чувство неотвратимого:

Ни пророки, ни колдуны,

Ни пекущиеся о деле,

А дурные говоруны

Нашу Родину одолели.

В цикле «Глазами Гоби» Сорокин смотрит на окружающую действительность прищуренными очами «вечного кочевника», свидетеля тысячелетий, заставшего еще и орды Чингисхана, и гуннов и римлян. Душа поэта жаждет покоя и обретает его на бескрайних, от Урала до Алтая, пространствах, овеваемых «скуластым ветром-азиатом», лежащих под неярким светом круглой луны, озаряющей бесчисленные могилы. Однако, спокойствие это лишь кажущееся, за ним чувствуется бурлящая мощь Истории, неторопливо прокладывающей дорогу через века.

Валентин Сорокин никогда не относился к числу «казенных советских патриотов». В СССР его не устраивало отношение к русским, несшим на плечах всю тяжесть Империи, но в то же время вынужденным отрывать от себя куски для прокорма малых, но прожорливых страт, групп, племен (которые спустя небольшое время всласть обглодали косточки павшего советского исполина). Сорокин тоже жаждал перемен – но связывал их с утверждением заслуг русского народа, наделением его всеми теми правами, которых он заслуживает. Однако, характерно, что спустя несколько лет поэт находит в себе силы и совесть для того, чтобы поклонится усопшему гиганту:

Мы, бывшие герои стратосфер,

Свой путь не можем объявить напрасным:

Я кланяюсь тебе, СССР,

Я присягал твоим знамёнам красным! 

Вошли в книгу и стихи, написанные Сорокиным уже на грани тысячелетий, к началу периода обманчивой «путинской стабильности». Для поэта наступило время рефлексии и осмысления пролетевших исторических бурь, сваливших страну, в которой он родился и вырос – уже с некой эпической дистанции. Он не стремится залакировать печальные результаты катастрофы:

 Мы испьем назначенную чашу,

 Это – не вопрос:

 Что теперь спасёт Россию нашу

 Только сам Христос.

Поэт смиренно надеется, что высшие силы помилуют страну и народ, поднимут его из праха и пепла. И если бабушка Дарья, «знаменитая русская мать» еще может отыскать в своей ветхой кошелочке денег на батон, то, быть может, еще не все потеряно? 

Последняя треть книги посвящена балладам и поэмам Сорокина, созданным в разные годы. В некоторых из них автор обращается к относительно недавнему прошлому – 30-е, 40-е – и к таким памятным личностям, как Сталин, нарком Ягода, Патриарх Алексий I и другие. Поэма «Батый в Кремле» - возврат к эпохе ЕБНа, будь он неладен, и его банды. Но даже устроенный ими погром не является для России гибельным – поэт дает это понять в сцене разноса, устроенного новоявленному Батыю его господином, «главным чёртом, заморским масоном»:

Вызвал на ковёр Батыя:

«Ты момент прогарцевал

И Россию наповал

«Ты не сшиб – провал, провал!»

«Мне очень тяжело жить, - читаем мы в дневнике Сорокина. – Иногда я абсолютно теряю смысл жизни, не хочу жить. Мне кажется, я уже не воскресну. А если воскресну, то только с моей измученной Родиной, только с нею вместе». И как утешение, как глоток надежды завершают книгу размышления Валентина Васильевича о Есенине. «Честные русские поэты – непобедимы… Голос их – кровь и совесть каждого стучащего сердца, тоскующего о справедливости и красоте Вселенской жизни: не запретишь его и не спрячешь!..»

Впервые опубликовао а сайте газеты "Завтра"