Александр ДОРОФЕЕВ. Мичуринцы

            До окончания летних курсов молодого бойца, организуемых для суворовцев предпоследнего года обучения, оставалось чуть больше недели. Наш лагерь вплотную примыкал к спортивному стрельбищу Уральского военного округа в Пышминском районе. Светало очень рано. Солнце, всплывавшее со стороны стрельбища быстро будило полевых кузнечиков и пернатых, обитавших в сосновом лесу, который с трех сторон окружал наш лагерь. Небольшая полянка, где стояли палатки, быстро наполнялась какофонией громких звуков, сквозь ткань парусины щедро лился свет солнечных лучей. Мы просыпались гораздо раньше, чем горнист играл «Подъём». Зато смеркалось сразу, как только светило едва опускалось за верхнюю кромку высоких деревьев.

Полевые занятия по военным дисциплинам, основам гарнизонной и караульной службы нам были не в тягость. Поэтому к отбою мы абсолютно не уставали и неистраченная энергия требовала выхода. Небольшое разнообразие вносило посещение по субботам настоящей деревенской бани в селе, находящемся примерно в 3-х километрах от лагеря. К месту помывки мы совершали марш-бросок, а обратно выступали под дробь барабана со строевой песней «Взвейтесь соколы орлами».

Во время очередного похода в баню Кузя вполголоса, так чтобы не слышали остальные, сказал мне, что на окраине села за домами, находится большой фруктовый сад, в котором наверняка должны быть яблони ранних сортов. Убедившись, что нас никто не слышит, он заговорщически шепнул, что сейчас самое время проверить степень созревания плодов.

При возвращении в лагерь мы попытались визуально определить оптимальные пути подхода к саду, однако составить точную диспозицию по полученным данным не удалось.  Поэтому на следующий день вечером во время демонстрации кинофильма Кузя улизнул из летней столовой, одновременно служившей кинозалом, и провел детальную рекогносцировку.

Набег на совхозный сад было решено провести в ночь с понедельника на вторник. Третьему члену нашей компании - Ковбою - была отведена роль обеспечивающего безопасность проведения операции. Принимая во внимание его хороший музыкальный слух и способность правдоподобно имитировать голоса птиц, мы решили поставить его на участке между сторожкой и местом «сбора урожая», чтобы при необходимости он мог предупредить нас об опасности условным сигналом.

Запаслись фонариком и вещмешком, с которого предусмотрительно была удалена фанерная бирка с фамилией истинного владельца – Николая Б., накануне отправленного в Свердловск с подозрением на аппендицит.

К вечеру погода стала портиться, луна, обычно синхронно заступавшая на дежурство сразу после захода солнца, находилась за тучами. Где-то вдалеке время от времени вспыхивали всполохи надвигающейся грозы. Но поскольку к моменту проведения вечерней поверки дождь так и не начался, мы решили не отступать от намеченного плана. После сигнала «Заря» лагерь затих. Через некоторое время вдоль палаток с фонарями быстро прошли офицеры-воспитатели, проверяя наличие подчиненных.

Выждав ещё некоторое время, мы тихо выскользнули с противоположной стороны палатки, заранее отстегнув клапаны. Вместо себя оставили шинели, накрытые одеялами. Преодолев по-пластунски десяток метров открытого пространства, мы очутились под покровом леса. Немного отойдя от лагеря, легкой рысцой двинулись к цели.

К саду подошли по кромке леса. Поставив Ковбоя в секрет, сами быстро нашли нужный сорт. Собирать яблоки прямо с дерева оказалось делом непродуктивным – сплошь попадавшиеся незрелые фрукты крепко удерживались на вервях. Решили рискнуть и потрясти дерево, справедливо полагая, что упасть должны, спелые яблоки. Осторожно качнули дерево. Яблоки упорно не хотели падать, качнули сильней, упало несколько штук. Прислушались. Уханья совы не последовало. Значит, всё было в порядке, проделали аналогичную процедуру со следующими деревьями и споро собрали почти целый вещмешок.

На обратном пути добычу несли по очереди. Попробовали несколько яблок на вкус и нашли его условно приемлемым. Погода благоприятствовала скрытному возвращению – небо было беззвёздным, луна изредка являла свой бледный лик и снова пряталась в облака. Ещё раз уточнив действия на случай обнаружения, перешли на режим строгого молчания.

Не доходя метров триста до лагеря, споткнувшись о корень сосны, упал Кузя. Нарушив тишину, он выпалил тираду слов, сходных по смыслу с теми, когда молотком попадают по пальцу. И тут же услышали топот ног и окрик, от которого кровь застыла в жилах, а сердце стало учащённо биться – «Стойте суворовцы! Я вас узнал!».  «Поручик», - вполголоса промолвил быстро вскочивший на ноги Кузя. Мы и сами поняли, что к нам приближается наш командир взвода – старший лейтенант Владимир Васильевич Птицын.

Перешли на вариант чрезвычайной ситуации. Кузя с Ковбоем быстро спрятались в кустах у дороги, а я с вещмешком медленно, но шумно побежал, задевая за кусты по тропинке, ведущей к палаткам офицеров и столовой. Расчет сработал - взводный стал преследовать меня, время от времени настойчиво требуя остановиться. Поняв, что с мешком мне не убежать, сбросил его прямо на узкой тропинке. Через несколько мгновений услышал шум падения и ремейк тирады ранее произнесенной Кузей с той лишь разницей, что прозвучала она гораздо громче и убедительней. Получив дополнительную фору и не обремененный грузом, я сделал мощный спурт и оторвался от погони. Однако достигнув территории лагеря, я понял: у меня уже не было времени для беспрепятственного возвращения, поскольку Поручик выскочил из леса правее и отрезал путь к палаткам. Тогда я решил затаиться за углом пищеблока и оттуда попытаться проникнуть под тент.

Молниеносным броском я добежал до торца столовой и прижался к дощатой стене. Мгновения, выглянувшей из-за облаков предательницы Селены хватило, чтобы ярко осветить на фоне кустарников нашу повариху Ярославу Станиславовну. Она находилась всего в трех метрах от меня в позе борца Сумо, исполняющего ритуальный полу присед перед тем, как ринуться на соперника. Наши взгляды встретились… На полном, с глубокими следами оспы, лице нашей поварихи был написан неподдельный ужас. У меня самого сердце ушло в пятки от этого зрелища. Я первым пришёл в себя и, упреждая её желание издать «боевой клич», быстро приложил к своим губам палец, чтобы она соблюдала полную тишину. Повинуясь команде, она послушно замерла, как статуя. Выглянув из-за угла, увидел, как Поручик бегом возвращается к месту, откуда я вынырнул из леса несколькими мгновениями раньше. Путь был свободен. Выскочив из укрытия, я юркнул в палатку.

И тут же раздался леденящий душу крик Ярославы, потом послышались приглушенные голоса офицеров. Еще через некоторое время лучики фонарей заплясали по палаткам, но скоро все затихло.

В целях конспирации мы не стали обсуждать провал и последующие действия, справедливо опасаясь быть услышанными. Утром я поделился с товарищами своей тревогой относительно того, что повариха может легко опознать меня, несмотря на то, что наш визуальный контакт длился всего несколько секунд.

А причины для этого были достаточно веские. Во-первых, мне неоднократно доводилось отогреваться под её тулупом во время лыжных соревнований. По установившейся традиции, у заиндевевшего победителя забега была привилегия - оттаивать под тулупом у поварихи, которая стояла на финише и наливала из термоса вкусный теплый чай. Поскольку до поступления в СВУ я занимался лыжами, то мне не составляло большого труда завершать дистанцию с большим отрывом от однокашников. Победа в забеге поощрялась внеочередным увольнением в город. Ярослава Станиславовна была женщиной весьма крупных форм. Иногда у неё под тулупом одновременно отогревались по два малогабаритных лыжника. Внешнее сходство с нахохлившейся наседкой, под крыльями которой сидят цыплята, а также изрытое оспой лицо, послужили поводом закрепления за ней клички Курица-Ряба. 

Во-вторых, с учётом сложившихся доверительных отношений, мне несколько раз поручалось спасать от голода своих товарищей, оставшихся по какой-либо причине без ужина. Ряба всегда находила на кухне съестное.

Согласившись с моими доводами, Кузя предложил простой, но верный, по его мнению, вариант, максимально осложняющий опознание. Поскольку это был последний шанс, я согласился. До начала утреннего осмотра Кузя быстро и кардинально изменил мою прическу ручной машинкой до нулевого уровня.

На утренний осмотр было приказано построиться с вещевыми мешками. Все были в недоумении, и только мы знали истинную причину необычного события. Мысленно мы похвалили себя за предусмотрительность. Проверка прошла успешно, однако щемящее чувство тревоги не отпускало.

Сердце ёкнуло, когда наш строй при следовании на завтрак был остановлен от пищеблока дальше, чем обычно. Скоро всё стало ясно - у входа в столовую мы увидели командиров взводов и Курицу-Рябу. Последовала команда «Головные уборы снять!», «Дистанция три метра, в колонну по одному в столовую марш!»

Вот это был финиш! Ещё не доходя до группы дознавателей, свидетельница издала истошный вопль и стала тыкать в мою сторону пальцем. «Вот этот! Лыжный чемпион с чубом; ага, оболванился, но я все равно узнала… на кухню ходил ко мне… а вчера ночью подкараулил и кулак мне показывает… и не пойму, чего он из-под меня хотел?!...».

Поручик радостно хмыкнул – «один расхититель совхозной собственности изобличен, два других сообщника - Кузин и Бахтин, верно?!». Конечно, он не ошибся, поскольку мы вместе проводили свободное время, помогали друг другу в учебе, одним словом, были дружны. Быстро уточнив детали нашего набега и пообещав примерно наказать нас, отправил на завтрак.

Когда допивали чай, к столу подошел старшина Алексей Алексеевич Першаков и, глядя на меня, с издевкой в голосе полу утвердительно произнёс: «…а ведь такую кобылу, наверняка, без подставки не огуляешь?» Находясь в удрученном состоянии, я не уловил подвоха и согласно кивнул головой. Алексей Алексеевич радостно просиял и разразился хохотом: «… молодец, что понял… вообще-то ты никак не тянешь на сексуального маньяка…».

Закончились полевые занятия, прошел обед, а мы по-прежнему находились в напряжении, ожидая неотвратимого наказания. Тревога достигла апогея, когда, как обычно, разошлись по палаткам на послеобеденный отдых. Не успели снять обмундирование, как дневальный передал нашей троице команду одеться, наполнить фляги питьевой водой и через пять минут прибыть ко входу в столовую.

  Проверив наше снаряжение, Поручик торжественно вручил знакомый вещмешок с яблоками и поставил задачу совершить по известному нам маршруту марш-бросок к «райскому саду». По прибытии на место был объявлен пятиминутный привал. День стоял жаркий, вот тогда мы оценили заботу командира. Офицер развязал вещмешок достал оттуда большой моток ниток цвета хаки, перочинный нож и объяснил, что трофейные яблоки следует за плодоножки аккуратно привязать к ветвям деревьев равномерно по всей кроне.

Мы были ошарашены. После первых неудачных попыток прикрепить яблоко к ветке Кузя робко запротестовал, заявив, что А. Макаренко наверняка не одобрил бы подобное иезуитское и бессмысленное наказание. Поручик философски ответил, что трудно с полной определённостью сказать, что конкретно мог бы порекомендовать известный педагог в подобном случае…

Когда работа закипела, командир взвода лег в тень яблони и стал нарочито громко гнусавым голосом напевать: «В Намангане яблоки зреют ароматные.
На меня не смотришь ты, неприятно мне…». При этом ехидно ухмыляясь, посматривал в нашу сторону. Надкусив одно из яблок, он с отвращением отшвырнул его в сторону. Язвительные замечания по поводу незрелой партии белого налива, что мы набрали накануне, были прерваны внезапно появившимся совхозным сторожем, который грозно поинтересовался, кто мы такие и чем занимаемся на охраняемом объекте.

Поручик объяснил, что проводится воспитательная работа с расхитителями совхозного добра. Вникнув в смысл происходящего, дед озадаченно почесал затылок и зашелся в хохоте, перешедшем в надсадный кашель курильщика с солидным стажем. Мы с такой нескрываемой злобой посмотрели в его сторону, что тот перестал смеяться и кашлять. Потом он обратился к командиру с предложением оставить бесполезное занятие… Мы тоже подхватили эту идею, напирая на то, что сорванные яблоки все равно не дозреют. Но командир был решителен и непреклонен.

Наблюдая за нашей работой, дед задумчиво проронил, что по-хорошему яблоки начнут созревать только через неделю. Кузя раздраженно проронил, что через неделю мы возвращаемся в Свердловск. Сторож неопределенно пожав плечами, заковылял к сторожке.

Через какое-то время песня о наманганских яблоках смолкла. Ковбой жестами показал, что офицер уснул. Не сговариваясь, мы быстро замаскировали в густой траве поодаль оставшиеся яблоки, а вместе с ними изрядный метраж ниток и растянулись под деревом.

Проснувшемуся через некоторое время командиру отрапортовали о выполнении задачи, объяснив, что, проявляя заботу, не стали будить его после предшествовавшей бессонной ночи. Поручик внимательно посмотрел на нас и усмехнулся, однако проверять качество и объем проделанной работы не стал.

При возвращении в лагерь мы попросили взводного не афишировать смысл наказания, чтобы избежать ненужных насмешек со стороны однокашников. Он не только великодушно обещал хранить молчание, но и ответил на мучавший нас вопрос о причине провала хорошо спланированной операции. Оказалось, что мы нарвались на регулярный ночной патруль, организованный командирами взводов. Наказание, как мы и предполагали, придумал наш старшина, который, имея за плечами большой фронтовой и солидный жизненный опыт, был неисчерпаем на выдумки и всегда отличался творческим подходом к выбору способов исполнения наказаний. 

В последующие два дня на стрельбище были организованы соревнования по пулевой стрельбе спортсменов Уральского военного округа. Наша группа «штрафников» добровольно вызвалась помогать на самом трудоемком упражнении – запускать тележку по рельсам с мишенью «бегущий кабан» и по полевому телефону из укрытия сообщать предварительные результаты стрельбы.  За добросовестную и четкую работу от имени руководства соревнований нам была объявлена благодарность. С полным основанием мы считали, что полностью реабилитировались, а сам проступок был забыт. Однако последовавшее через день событие внезапно открыло тайную завесу о деликатных подробностях нашего наказания.

В последний день лагерного сбора при следовании на обед в хозяйственной зоне мы заметили лошадь, запряжённую в повозку. Подойдя ближе, узнали знакомого сторожа в кирзовых сапогах и выгоревшем пиджаке. Он курил самокрутку и о чём-то беседовал с Поручиком. Рота остановилась перед входом в столовую. Офицер назвал наши фамилии и велел подойти. Дед громко, так, чтобы слышали остальные, радостно прокричал: «Ну, мичуринцы, привез те самые яблочки, что вы для дозревания привязывали нитками к ветвям… Напрасно сомневались – поспели». Он откинул кусок брезента и кивнул на ящики с яблоками.  Потом с улыбкой добавил: «Берите, берите, сам собирал. Вот этот ящик лично вам». И точно, у верхнего ряда яблок к плодоножками были привязаны нитки цвета хаки.

Разгрузка проходила под всеобщий хохот и подначки. Ящик с мечеными яблоками оставался на телеге. Поручик дал команду забрать «трофей». С постными лицами мы поблагодарили сторожа и сняли с повозки подарок.

Предложил товарищам передать яблоки поварихе, как потерпевшей стороне, и заключить мировую. Вошли в хозблок, удивив и насторожив Рябу. Когда Кузя и Ковбой поставили ящик на скамью, я, собравшись с духом, сбивчиво произнес слова извинения, пояснив, что внезапная встреча произошла из-за того, что сам спасался от погони. Ярослава Станиславовна, сначала смутилась, а потом просияла и заверила, что обиды и зла на меня не держит.

Обидная кличка «мичуринцы» просуществовала недолго. После летних каникул уже никто не вспоминал про неудачный набег на совхозный сад. Только изредка исполняемая по радио песня о наманганских яблоках напоминала нам забавный эпизод о прекрасном времени учёбы в СВУ.

  8 марта 2014 г.

      Москва