Представление книги Виктора Боченкова «Старообрядчество калужского края»
15 марта в городской библиотеке Ржева (Тверская область), а до этого в феврале на Историческом факультете Калужского государственного университета и в Калужской областной библиотеке имени Белинского состоялись встречи с историком и литературоведом Виктором Боченковым и представление его новой книги «Старообрядчество калужского края», вышедшей в текущем 2014 году.
Начиная рассказ о создании книги, автор отметил, что работа над ней, сбор материала продолжались в течение нескольких лет, начиная с первой половины 1990-х годов. В 2001 и 2002 годах вышли отдельными книгами «Годы и приходы» и «В тюремный замок до востребования», книги, объединенные в новом издании под одной обложкой, ставшие основными ее частями. Однако это второе издание значительно пополнилось за счет вновь выявленных данных из документов Российского государственного архива древних актов, Отдела рукописей Российской государственной библиотеки, фотоматериалов. Практически в каждом старообрядческом приходе автору удалось побывать самому.
Первая часть книги – «Годы и приходы» – это, собственно, история становления приходской жизни, история старообрядческой самоорганизации, возникновения, существования, гибели приходов. Увы, из сорока приходов, существовавших до 1917 года на территории Калужской губернии, ныне действуют только четыре, пятый предполагается возобновить в городе Людиново, где намечено строительство храма. Чаще всего закрытие происходило насильственно в 1930-е годы: арест священника и видных прихожан, финансовое давление, закрытие храма и передача его здания под хозяйственные нужды. В книге использованы данные следственных дел архива УФСБ по Калужской области, и, конечно, особым источником, не менее ценным, стали воспоминания очевидцев – людей, которые застали те давние трагические события. В первой части книги показана история 36 старообрядческих приходов Калужской губернии, главным образом сельских, начиная, как правило, с середины XIX века, когда старообрядчество обрело собственное священство, начался активный период становления приходской жизни: формировались епархии, определялись их границы, возникали храмы с освященным алтарем, хотя и напоминавшие внешне обычную крестьянскую избу. С течением времени, в соответствии с законом о старообрядческих общинах 1906 года, приходы и общины регистрировались в губернском правлении, и именно факт такой регистрации давал основание выделять в отдельную главу рассказ об истории староверия в том или ином селе или деревне. Однако не все общины такую регистрацию проходили, выделяясь, однако, интенсивной, заметной церковной деятельностью в рамках населенного пункта или уезда, сохраняя значимость для верующих, объединяя их. Рассказ о таких приходах также вошел в книгу (например, деревни Семкино, Плетеневка). В ряде случаев приходская жизнь к 1906 году уже угасала, скажем так, естественным путем (прекращение или обеднение купеческих династий, на которых держалось содержание молитвенного дома или духовенства, возникновение другого крупного прихода по соседству), однако в XIX веке, несмотря на отсутствие закона о регистрации общин, это был важный приход, пусть и небольшой, но все же духовный центр, и, разумеется, рассказ о нем нельзя было оставить в стороне, за рамками книги. В этой связи можно привести в качестве примера город Козельск и крупное село по дороге из Москвы на Калугу Спас-Загорье.
До 1846 годы старообрядцы-поповцы не имели собственной церковной иерархии и принимали священников, переходивших к ним от господствующей церкви. Им посвящена вторая часть книги. Их судьбам, причинам, побудившим оставить приход, условиям жизни до присоединения к старообрядчеству и после (если священник возвращался назад), государственной политике в отношении этих «беглых попов». В архивах консисторий можно встретить делах о священниках, «бежавших к раскольникам». В немалой степени они послужили источником для ряда очерков второй части «Старообрядчества калужского края». Но надо заметить, что консисторские архивы хранят дела о священниках, вернувшихся от старообрядцев добровольно назад (как правило, но есть и исключения, некоторых туда возвращали под конвоем). Если такого возвращения не было, дальнейшие следы нужно искать там, где священник был принят на новое служение. В книге очерчены судьбы батюшек, бежавших к старообрядцам близкого к Калуге Стародубья, ныне – Брянская область, а если уж взять самые крайние пункты – то это Измаил (Одесская область, Украина) и поселок Бичура (Бурятия). Исследование, таким образом, ставит новые задачи для других краеведов, ибо зачастую биография человека обрывается фактом его «побега». Вторая часть книги носит название «В тюремный замок до востребования». Это не адрес, а приговор. За переход к старообрядцам батюшку могли посадить в тюремный замок и держать там «до востребования». Но это не только рассказ об отдельной судьбе. Это попытка раскрыть на примере целого ряда отдельных судеб быт рядового, незаметного русского священника. История вообще и, в частности, история Церкви – это отнюдь не история и жизнь только знаменитых деятелей, высоких иерархов, это история, а лучшее сказать во множественном числе – истории неизвестных рядовых батюшек, теснимых нужной, архиерейским произволом, бесправием. «Если не присматриваться к отдельным людям, коих движет единый исторический вихрь, то не понять ни его природы, ни смысла, ни причин», – верно замечает автор в своей книге.
– Хотелось бы поделиться некоторыми соображениями о подходах к изучению такого сложного явления, как старообрядчество, в самом широком его понимании, – сказал в своем выступлении Виктор Боченков. – В этой связи мне вспоминаются слова писателя, историка, одного из основателей нижегородского краеведения (это к слову) Павла Ивановича Мельникова-Печерского. 1862 год. Цикл статей «Письма о расколе». На мой взгляд, здесь указан и обоснован важный методологический подход. В первой статье (первом письме) Мельников-Печерский делает короткий очерк, что могут дать историку архивные дела правительственных учреждений, какая информация в них содержится, он говорит о важности и необходимости изучения старообрядческих книжных памятников, рукописей, называет наиболее значимые труды современных ему исследователей: Щапов, Есипов, Ламанский, Кельсиев, Сергей Максимов и другие. Но книги, архивы – это далеко не все. Я хочу привести одно высказывание Мельникова, заменив слово «раскол» на «старообрядчество». Упоминаемое здесь редкое слово «колиб», вышедшее из употребления, можно понимать как место, где ты родился, родина, место проживания. Колиб – иначе колыбель. Итак. «Не в одних книгах надо изучать старообрядчество. Кроме изучения его в книгах и архивах, необходимо стать с ним лицом к лицу, пожить в старообрядческих монастырях, в скитах, колибах, в заимках, в кельях, в лесах и т. п., изучить его в живых проявлениях, в преданиях и поверьях, не переданных бумаге, но свято сохраняемых целым рядом поколений; изучить обычаи старообрядцев, в которых немало своеобразного и отличного от обычаев прочих русских простолюдинов; узнать воззрение старообрядцев различных толков на мир духовный и мир житейских, на внутреннее устройство их общин и т. п.». Этого-то самого «живого проявления», о котором говорит Мельников, мы зачастую не наблюдаем во многих современных исследованиях и монографиях. Современный ученый пишет о старообрядчестве, довольствуясь лишь архивными документами, субъективными публикациями в противостарообрядческих изданиях XIX века, где многое продиктовано полемическими задачами и попросту намеренно искажено. Чтобы изучать историю старообрядчества, надо освоить и понимать его духовный мир, систему ценностей, определяющих его миропонимание. Это притом, подчеркну, что само понятие «старообрядчество» расплывчато, это и тьма заблуждений, и истинная Церковь Христова, в которой только и возможно спасение. Именно так: вопрос о старообрядчестве – это вопрос о Церкви, учрежденной Христом, о ее существовании на земле или отсутствии, вопрос о том, где она пребывает. Иначе говоря, методология изучения старообрядчества включает в себя изучение и понимание его историософии. То же, что сказал Мельников, спустя несколько десятилетий более коротко повторил известный старообрядческий писатель Иван Кириллов: «Только из нутра старообрядчества можно определить его отношение к жизни и через это – его сущность».
Беда не только в том, что этот аспект игнорируется, но в том еще, что изучение старообрядчества во многом замыкается сегодня на исследованиях старообрядческой книжности («полевой археографии»), иконописи, изучении этнографических аспектов: одежда, народные обычаи старообрядческих субэтносов (липоване, семейские), отдельных поселений, а это опять же – особенности говоров, тот же костюм, обрядовые тонкости (свадьба, похороны и т. д.). Это все, безусловно, важно и ценно. Но… не касается самой сущности старообрядчества, а правильнее сказать – православия, его послениконовских путей. Такими специфическими явлениями как старообрядческая благотворительность и меценатство, жизнь и деятельность старообрядческих начетчиков и писателей, я скажу даже более – историей противостарообрядческого миссионерства – не занимается практически никто.
Зачем, собственно, миссионерство? Здесь я снова хотел бы вспомнить уже упомянутого мной Ивана Кириллова и его книгу «Правда старой веры». «Чтобы решать вопрос о сущности старообрядчества, – писал он, – мало ограничится начальным моментом внешних событий, вызвавших разделение, для этого необходимо посмотреть на жизнь обеих частей, и тогда уже можно решить, где истинная Церковь. Не там религиозная истина и церковная правда, где много академий, семинарий, где горы монографий, где много народа, где пышные условия быта высшего духовенства, а там, где горит огонь веры, где дела свидетельствуют о христианском отношении к жизни. Если бы старообрядчество ушло из Церкви, оно бы объявило какую-либо особую догму, свое особое, новое учение, доныне неведомое, и это дало бы право говорить о “возникновении” старообрядчества; примеров такому положению вещей немало в истории западноевропейских вероисповеданий». «Поэтому в наше время для определения сущности Православия (или старообрядчества) необходимо будет определить сущность противоположного ему движения – никонианства». Здесь заканчивается цитата. Я хочу подчеркнуть еще один важный, на мой взгляд, принцип изучения старообрядчества: не только изнутри, стараясь постичь его сущность, но параллельно с историей церкви господствующей, в их взаимоотношении. Очень многое открывается именно в сравнении, имея отношение не только к истории религии, но к истории и историософии русского народа вообще.
Беспоповская тематика в книге осталась в стороне, отметил автор, и для этого потребовался бы еще один такой же том, впрочем, заметных беспоповских приходов в губернии не сложилось, хотя судьбы отдельных старообрядцев, не приемлющих священства, представляет безусловный интерес. Не включен в издание и очерк об истории старообрядчества Боровска. О старообрядчестве Калуги Виктором Боченковым в 2009 году была издана небольшая книга «Не ищи же воли своей…»
В ходе встреч были также представлены книги серии «Наследие старообрядческих апологетов, начетчиков, писателей» – собрания сочинений епископов Арсения (Швецова), Михаила (Семенова), архиепископов Иоанна (Картушина), Мелетия (Картушина) и другие издания, посвященные русскому старообрядчеству.
Соб. инф.
По материалам Калужской и Тверской прессы.