Ольга ОВЧАРЕНКО. Русский мир Сергея Щербакова
О книге «Иринарховский крестный ход», «Российский писатель», 2013
В нашей литературе давно уже стало складываться направление исповедальной прозы, классиком которого был, в частности, Владимир Солоухин и к которому я отношу и Сергея Щербакова. Один из его читателей назвал его «невсамделишным» писателем, ибо он ничего не выдумывает, он просто умеет увидеть в окружающих себя людях типичное, символическое, и вот уже его герои превращаются в русские типы времен перестройки и последовавших за ней непростых лет нашей жизни. При этом, как признается сам писатель, он многим обязан Тургеневу, Джеку Лондону, Э.По.
Но о чем бы ни писал Сергей Щербаков — об обитателях родного забайкальского села Мухоршибири, об участникакх Иринарховского крестного хода, о любимом «пеське» Малыше, о русских писателях Тургеневе, Чехове, Белове, Носове — он пишет о России.
Вглядитесь в его творчество, во многом напоминающее повесть Горького «Исповедь» и полотна Нестерова «На Руси» и «Святая Русь» - вся Русь идет в запечатленном писателем Иринарховском крестном ходе, вся Русь вопиет к нам устами своих сынов и дочерей.
В повести «Иринарховский крестный ход» автобиографический герой рассказывает свою непростую историю. Допившись по совокупности жизненных обстоятельств до белой горячки, он решает наложить на себя руки, но по дороге к реке заходит в храм, где отец Петр говорит ему: «Милый мой. Выкиньте это из головы. Это самый страшный грех. Его искупить невозможно. Вы еще будете одним из счастливейших людей на земле. У вас еще вся жизнь впереди».
И вот мы видим счастье Сергея Щербакова. Он осознает, что у него прекрасная мать («Мама»), настолько прекрасная, что посвященный ей рассказ повествует о массе других людей, с которыми Сергей встречался в Старове-Смолине и Мухоршибири, настолько все, что происходило в жизни с ним, соотносилось с ее духовным опытом.
Более того, он понимает, что Богом данная ему жена Мариша во многом похожа на его маму. Как его мама, она моет окна («У одной реки»), как его мама, «всегда тотчас откликается на чужую беду» («Мама»), как его мама, шьет наволочки («Песенка вагантов»). «Мариша шьет, а я рассказываю, как в детстве мы покупали осенью арбуз и ждали этого счастливого дня весь год. Какой же он был сладкий этот один-единственный в году арбуз! Больше таких сладких я в жизни не ел».
Мариша действует или подразумевается во всех рассказах Сергея Щербакова, являясь для него нравственной опорой и олицетворением Родины. «Самая моя любимая сказка, - пишет С.Щербаков в «Песенке вагантов», - «Аленький цветочек». Видимо, с малых лет я чувствовал в ней прообраз моей судьбы. Как доброго молодца заколдовали злые силы и он превратился в страшное чудовище. А потом всего одна слезинка девушки, упавшая на него от жалости, расколдовала его и вновь он стал добрым молодцем. Не знаю, каким я стал добрым молодцем, но слез моя жена пролила за меня немало! Не оставила погибать одного. И я бросил пить, курить, гулять, пришел к Богу... Не изгоняй постылого — не увидишь милого. Поэтому и теперь «Аленький цветочек» - моя любимая сказка».
Мариша — Марина Ивановна Щербакова - выступает как хранительница национальных устоев русской жизни. Она тонкий исследователь Толстого, доктор филологических наук, заведующая отделом русской литературы Института мировой литературы им.А.М.Горького. Но в книге Сергея Щербакова она является, прежде всего, верной помощницей и сподвижницей мужа. Она, в частности, разделяет его беззаветную любовь к замечательной собаке Малышу, воплощающей собой все лучшее в русской природе. «Нет, недаром мы любим Малыша — почти как сына нашего неродившегося, даже зовем «нашим парнишкой», да простит нас Господь. Ведь именно у нас, у русских, написали икону, на которой не только ангелы, люди, но и все скоты рядом тут же. Они ведь тоже творения Божьи» («Про зырянскую лайку»). Смерть Малыша сопоставляется писателем со смертью Маришиной наставницы — столько любви они оба дарили людям.
Вообще вокруг автора и его Мариши всегда немало замечательных русских людей. Больше всего берет за душу история поэта Константина Васильева, от которого «веяло той непроходящей Русью, в которой каждый бродяга чувствовал себя царем».
В окно посмотрю — снега
Белеют в морозной мгле.
В окно посмотрю — пурга
Нисходит с небес к земле.
И богохранимый край
Студеный, а все же Рай.
К сожалению, Костя погибает преждевременно, и при этом некрещеным. Но вскоре в Иринарховском крестном ходе пойдет его мать тетя Лена, а еще — Маришина студентка Даша Растеряша, Маришины дочь и внуки, богомолка Голубичка и многие замечательные русские люди. Значит, не все русские «одно знают — работу да водку». Многие еще знают стояние перед Богом, молитвенное слово, обращенное к Нему.
Очень интересны и рассказы о писателе Богатыреве, ставшем Сергеевым божаткой — крестным отцом. «Отца раскулачили. Семья, спасаясь от «железной руки классового возмездипя», переезжала с одного места на другое. Поэтому у него не оказалось «малой родины». Однако, в отличие от смирившихся с этой потерей, а то и добровольно бросивших свою «малую родину», Богатырев не смирился и чуть не до пятидесяти лет искал ее... и все-таки нашел... свою родину в Каменке, где живут родственники его матери. Недалеко от родительской деревни на Орловщине». ..
А вот уже самая счастливая женщина в деревне тетя Лида, но и она «страдает от одиночества — пригрела трех кошек и уж так с ними нянчится. Соседка Капа как-то съехидничала: «Лида каждый вечер по деревне ходит — кошек на ночь собирает. Мол, совсем с ума сошла на старости лет. А я возразил: «Одна останешься, может, и ты будешь кошек на ночь собирать»...
Впрочем, не все так беспросветно в жизни автора. Вот снится ему, что «кто-то наконец в красном углу божницу смастерил. Мне все недосуг. Все иконы мои уже не на комоде, а на ней стоят. В центре та, безликая. Я гляжу-гляжу на нее, и вдруг в пустотах стали распускаться, словно Божьи цветы, святые лики. От нежданного счастья такого я обернулся — в доме, оказывается, народу полно. Иваныч в своих черных валенках, Григорьич в своей синей вельветовой куртке. Даже Костя, так ни разу и не зашедший со мной в храм, тоже тут жмется со своей шляпой в руках. Мариша — рядом. Малыш к ноге привалился. Да всех и не перечислишь: все ближние в доме моем собрались. Все счастливо крестятся на божницу. Иконы цветут-цветут. Маришины синички тут же порхают, как цветочки. И посвистывают тоненько-тоненько, словно райские птицы».
Особую страницу в творчестве Сергея Щербакова составляют его эссе о русских писателях Чехове, Евгении Носове, Василии Белове.
При чтении Чехова меня всегда удивлял незамеченный критиками перекос в его изображении России. Почему профессор университета («Скучная история») под конец жизни должен ощутить себя никчемным человеком? А преподаватель древних языков в гимназии - «человеком в футляре»? Почему из замечательной русской провинции три сестры обязательно должны рваться в Москву?
И вот Сергей Щербаков предлагает свой ключ к творчеству пеисателя: «Желал того Чехов или не желал, но «диагноз» его творчества прочитывается так: без Бога человек становится «печенегом», «хамелеоном», «пришибеевым», или же спивается, сходит с ума, в лучшем случае — становится просто непутным. Да, Чехов мрачно смотрел в будущее, но если это будущее — без Бога»...
А вот слова об изображении Евгением Ивановичем Носовым русской бабы, «этого столпа, на котором не только семья, но и держава наша уже столько веков держится»... И еще о животных: «У Евгения Ивановича Носова вообще отношение к животным даже не как к братьям меньшим, а как к равным нам Божьим существам».
Пересказать эссе о «Привычном деле» Белова невозможно. Но в конце его вспоминает автор, как Иван Африканович обменял Библию на гармонь. «Обменял русский народ отцовскую веру православную на гармонь! Повеселиться хотел! Так повеселился, что русского народа почти не осталось. Да и те уж не совсем русские. Таких светлых душ, как Иван Африканович да Катерина, нынче днем с огнем не сыщешь. Далеки они от нас, как сказки русские!»
Может, далеки, но не безнадежно.
Год от года крепнет Иринарховский крестный ход, и знает о нем уже вся Россия. Почему-то мне видится, что в нем идут и мои покойные родители, и потому я за них спокойна — нашли свой путь к Господу. И всех русских людей накроет «Маришина красная косынка, в которой она всегда ходила на Устье» и от которой исходит «духмяный запах лугов, речной воды».
Сергей Щербаков — писатель того же ряда, что и Валентин Распутин, Василий Белов, Евгений Носов, и он достойно принимает эстафету из их рук.
Ольга ОВЧАРЕНКО, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН, член Союза писателей России
