Басим АЛЬ-ЗУАБИ. Роман четырех времен года
Рассказ
…И было еще одно лето, а потом – третье, «много раз пришло и исчезло лето», а я всё ждал, когда в романе обозначится счастливое начало. Но миг радости не приходил, и ни единой страницы романа так и не появилось на свет. Меня, однако, не отпускала уверенность. Я обязан был его написать, иначе погибнет надежда, и тоска и боль забьют кровоток жизни.
И вот я сжимаю перо и ныряю в пучину творения… О Аллах, пучина эта безмерна, она кишит картинами, событиями и людьми, и вот уже герой романа появляется из осколков времен. Замысел прояснился, осталось лишь положить его на бумагу, и надо спешить, иначе он вновь погибнет под грудой событий и дней.
Мой герой – адвокат: ведь это лучшие представители культурного слоя, причем пусть он раньше сам был политическим борцом. Хотя нет: отделю-ка я его от политики, хотя не лишу его любви и народным и к левым ценностям, не буду включать его ни в одну политическую партию, а пусть-ка он читает Коран нараспев: ведь чтецы Корана – это, так сказать, беспартийные патриоты, они чужды фракционной борьбе. И он обязательно должен быть ответственным человеком, ведь время наше нуждается в решительных людях, чей хлеб и служение – народные нужды повседневности. Нам важно, чтобы возродился наш дух, чтобы появилась надежда на героя, идущего против течения, не знающего страха, выживающего вопреки могучим инструментам подавления, потому я сделаю его политическим активистом, организующим демонстрации против Америки и Израиля…
Впрочем, это опять не то, ведь народ утомили манифестации. Они ничего не дают. Народ хочет силы, хочет вернуть прошлое и возродить поруганные святыни, а значит, не миновать герою взять в руки оружие и воевать с израильтянами. Следовательно, он должен был учиться военному делу, вероятнее всего – в Советском Союзе, ведь на иорданской земле, для иорданца, это невозможно, запрещено, и вообще – никто не поверит…
Солнце палит, а жара и влага такие, словно нервы жарят в масле на сковородке. До чего не везет мне! Как только возникает решимость писать, тут же что-то и бьет по рукам. В новостях сказали, что такой жары не было пятьдесят лет. И вот в пятьдесят лет раз мне выпал шанс написать роман, и я не напишу? …А вот, кстати, мысль: почему бы не поместить героя в пятидесятые годы? Пусть первое знакомство читателя с ним состоится в то богатое общественными событиями время! Оно дало людей, во всех отношениях превосходящих наше поколение… Но жара напрочь убивает мысли. Невозможно писать в таких условиях, и я решаюсь дождаться перемены погоды.
…Послушай, ты напишешь роман или нет? Сколько раз сменилось время года? «Много раз выпал и растаял снег…» Нам было двадцать, и мы заслушивались эстрадными песнями, потом стукнуло тридцать, но тоска и горе не оставили нас. Прошлой осенью, а может быть, позапрошлой, супруга получила возможность отдохнуть от меня и от моей всё не умирающей любви к ней, которую в пятьдесят выдерживать трудновато. Но я вновь пылко полюбил ее, а почему – она никак не могла понять. Она приписала эти настроения моему увлечению новыми американскими фильмами и сказала так: «Вот на чем ты погорел, оппозиционер: американские фильмы тебя сломали!» Моя супруга ничего, как видно, не слыхала о Фигаро, «слуге двух господ». Но я согласился на время разъехаться с ней, ибо решился-таки начать писать. Замысел окончательно прояснился: я сделаю героя женатым на палестинке: это укрепит палестино-иорданское единство. Причем я дам этой женщине важную роль в романе: пусть она будет из семьи народных борцов. «Не будет беды, - рассуждал я, - если их любовь начнется, так сказать, на студенческой скамье, и она откроет ему глаза на реальность и приведет к борьбе за народное дело…» Однако тут же я заколебался и решил ограничить ее роль семейной, а роль просветителя отдать ее отцу – опытному борцу арабского фронта.
…На закате солнца я сварил себе кофе, приготовил листы бумаги, закрыл все окна кроме одного, глядящего на Запад, на далекий горизонт и глубокую долину, позади которой небо окрашивалось в кровавый цвет. Всё было тихо и располагало к писанию, к опьянению мыслями. Но не помешает и немного вина чтобы ускорить работу мозга и обновить душу… Я нажал на кнопку телевизора, и вдруг на меня хлынул пьяный поток. Я увидел, что Америка горит и вопит во всю глотку. Ее величие, ее самомнение и горделивость, - всё оказалось втоптанным в грязь в один миг, тот самый, когда я включил телевизор. Вот это зрелище – падающие башни-близнецы! Я опьянел без вина. Я убрал бумагу. Реальность взорвала роман, но я не жалел об этом, ведь наверняка его композиция теперь изменится! «Когда происходят события, меняющие весь ход истории, разве не логично пересмотреть и замысел романа?»
Нужно было остановить работу над романом. Я пошел в кафе и впервые за десять лет не пил ничего спиртного, ликование мое не нуждалось в вине. Пробил час Америки! В мире больше не было единого полюса.
На следующий день я не смог сесть за стол, так как загипнотизированно сидел перед телеэкраном. Вчерашнее опьянение прошло, и я понял, что мы видим не конец, а скорее начало века Америки. Она в ответ ударит по Афганистану, уничтожит его города и оккупирует его… Потом рулетка повернулась в сторону Ирака, и можно было играть похоронный марш по мечтам палестинцев о независимом государстве. Израильская оккупация теперь продлится долго, если не вечно…
Пришла зима, и я сказал себе, что пора вернуться к моей рукописи. Возьму на работе отпуск на месяц и запрусь в одной из комнат, наедине с печкой-обогревателем, а жена и дети пусть сами о себе позаботятся. Мысли шли легко: сама жизнь их подбрасывала. Я решил сделать героя партизаном-подрывником и отправить его на войну в Афганистан.
Зима выдалась суровой, со снегом и льдом, и жена потребовала обогреватель. Пришлось подчиниться. Мы все забились в одну комнату, и я, пленник зимы, завернувшись в шерстяное одеяло, сидел перед телевизором и ждал, пока утихнут всякие мелкие бури, а они не утихали. Поэтому я прервал отпуск и, собрав рукопись, сунул ее под подушку. Утешал себя тем, что весной будет лучше: ни холода, ни борьбы за газовую печку, ни мучений от запаха газа. Прекратятся детские вопли, ибо детей весной мы отправляем в горы, и там они могут кричать, сколько им заблагорассудится.
…Я задремываю, сидя, и мне снится роман, его усталый герой, чей разум не может вместить происходящее, знаний его не хватает чтобы всё это осмыслить, уж не говоря о том, чтобы понять, что делать. Америка правит и нагло вмешивается во всем мире, и весь мир склоняет шеи перед ней… Что же может сделать мой бедняга-герой? Изменит ли что-то писание статей для газеты? Мощные антиамериканские демонстрации, охватившие мир, ничего не меняют, не приводят в чувство сошедших с ума американцев, так неужели организация местного митинга чему-то поможет?
Герой заперся дома и подолгу сидит перед телеэкраном, молча смотрит новости. Жена села рядом с ним, они вместе щелкают семечки, и она как бы вновь привыкает к своему мужу, который более двадцати лет был от нее далек: тюрьмы, манифестации и митинги, зачитывание резолюций и их написание, и рядом с ним телефон, трубку которого он может при необходимости поднять и связаться с одной из радиостанций, и высказать свое мнение, подтвердить свою или поддержать чужую решимость. И супруга говорит ему, словно переворачивает страницу старого журнала:
- Клянусь тебе, высшим счастьем для меня было бы, если бы исчезли телефоны, и спутниковое ТВ, и все эти новости и исторические события...
А он вдруг, в противоположность тому, чего она, быть может, ожидала, взвивается как от пощечины:
- Нет, это мы творим историю и все ее события!
…Зима миновала, и я как-то стал привыкать полеживать на диване, погрузившись в просмотр американского фильма, когда в паузе тишина нарушается лишь пощелкиванием семечек; и женушка здесь же, под боком, уютная как сиамская кошка. И говорит так, будто переворачивает страницу журнала, которую слишком долго читала:
- Слава Аллаху, ты оставил затею с романом – теперь отдохнешь.
Но я, в противоположность тому, чего она, возможно, ожидала, вскакиваю как от пощечины:
- Нет, просто герой мой не может пройти мимо кризиса, как ни в чем не бывало! Весной, когда погода установится, я напишу...
И она отворачивается от меня и вновь погружается в бормотание американского фильма.
Пришла весна – согревающая, нежная, толкающая к завершению замысла, - однако события бросали на всё зловещую тень. Америка возбуждала себя для того чтобы накинуться на Ирак. Война стала неизбежной, нервы натянулись как бельевые веревки, и я висел на них как грязное белье или как новостные ленты, в которых не было ничего кроме сообщений о войне, о ее разгорании, война была повсюду, и даже мой пятилетний сын рассуждал о боевых действиях языком дикторов новостей.
Проклятье современной технологии, отменившей время и место и свалившей нас всех в один котел, кипящий на огне наших нервов и душ! Герой помешался на новостях. Новости полощут его и выжимают, сминают его будто ветром и раздувают, подогревают и замораживают, и бросают его на диван перед телеэкраном как разряженную батарею. Пал Багдад. Последний удар по измученной голове бойца. Герой ничего не делает, герой ничего не понимает, он лежит на диване и наблюдает низкосортный спектакль сбрасывания статуй иракского лидера.
Как стремился я когда-то к радиоприемнику, к песням Умм Культум! Чаек под виноградной лозой, и никаких шумов кроме музыки из приемника… А теперь герой раздражен новостями и их переменчивостью, и объявляет, что продаст телевизор с тарелкой. Добавляет: нам не нужны новости, я сам их должен делать.
Жена его не понимает:
- То есть как? Пойдешь работать диктором?
Он смеется с презрением:
- Диктором? Хочешь, чтобы я закончил в программе новостей? Что ж, придется показать тебе, как делаются новости.
Опять она ничего не понимает, его слова кажутся ей ребусом, она поджимает губы и выходит из комнаты…
Наступило лето, но я не пишу роман, он как-то надоел мне, надоел этот герой-неудачник, утомился я от всего: от жизни и от новостей, и от игры на натянутых нервах…
С другой стороны, спутниковое ТВ – решение многих проблем, к тому же, оно подешевело невероятно. Программа «Супер стар» успокаивает и оживляет, а ведущая Диана Корзун с ее милым сияющим личиком разом снимает всякое напряжение, и уже не хочется узнавать новости о политике. Диана отчасти возвращает нам опьянение победой… Завтра я напишу для газеты статью о Диане Корзун.
И мы снова начинаем щелкать семечки и глотать происшествия в американском кино.
Перевел с арабского Александр Андрюшкин
Об авторе: Басим аль-Зуаби, прозаик и переводчик с русского, родился в 1957 г. Является автором сборников рассказов «Смерть и оливки» (1994), «Одного листка мало» (2001), «Кровь писателя» (2003), «Разделение усталого города» (2007), «Мои кончики пальцев горят» (2009), «Солнце освещает Запад» (2013).
