Басим АЛЬ-ЗУАБИ. Внутри оцепления

Рассказ

Из головы моей текла кровь, я тронул лоб, и рука окрасилась. Это меня привело в чувство… Но потом мир снова начал крутиться вокруг меня; кажется, это длилось часа два…

Стечение обстоятельств привело меня сюда… Я попросил друга:

- Высади меня у поворота на площадь. Хочу пешком пройтись…

Была весенняя ночь, прохлада и запах цветения.

Его машину остановил полицейский:

- Дальше проезд закрыт.

И ни один из нас даже не спросил, почему, не счел нужным снизить наше высокое опьянение. Друг торопился на встречу с дамой-украинкой, с которой познакомился в клубе, а нынче привез для нее восхитительные яблоки из Саудовской Аравии.

А я вот теперь размышляю: не пойти ли мне по следам моей крови? Но вряд ли они приведут меня к хорошему… Что случилось со мной, я, быть может, и вспомню, но не усугублю ли случившееся?

Оцепление и головокружение

Я шел по улице к площади, и здесь опять проход был перекрыт полицией, они меня спросили, куда я иду. Ответил: «Домой». Один из них учуял, что от меня пахнет виски, уставился на меня ненавидяще, а потом сказал с издевкой: «Всё ясно!» И добавил, повернувшись к напарнику:

- Он, видно, тоже из этих.

Я не понял, о каких «этих» идет речь, и готов был поклясться, что иду именно домой, в этот миг ко мне шагнул еще один младший офицер, который, вроде бы, меня узнал:

- Зияд – ты? А что ты здесь делаешь?

Дальше я точно не помню, алкоголь смыл детали. Он оказался одним из сыновей моего друга-преподавателя, а может быть, сыном коллеги по научной работе, а может – из той деревни, где мы когда-то жили… Не помню; знаю только, меня выручило то, что он меня узнал, иначе меня загребли бы в полицию. Под любым предлогом, обвинив, допустим, в неповиновении, в общем, могло закончиться плохо…

 Итак, офицер приблизился ко мне и, учуяв запах спиртного, спросил не без иронии:

- Вы, значит, вернулись к старым привычкам?

- Что же делать, господин хороший? – Я несколько расслабился, страх меня отпустил. – Что еще в этом мире веселого?

Он продолжал уже серьезно:

- Идите, только не подходите к баррикаде. Неприятности гарантированы.

Я пока не понимал, какой именно район оцеплен и много ли этих самых протестующих. Полиции было много, и ради кого же такая суматоха? На предупреждение его я не обратил внимания. Мне нужно было пройти через площадь чтобы попасть в мой район на горе Хусейн позади нее. И вскоре я их увидел: большая толпа юношей и мужчин, палатка средних размеров, кто-то стоял, кто-то лежал на земле, кто-то с помощью камней и свечей выкладывал на асфальте карту Иордании, развевались и флаги Иордании. В руках протестующие держали небольшие транспаранты, а некоторое их число, образовав кружок, пели какие-то песни, которые я слышал впервые. Любопытство заставило меня подойти и спросить одного из них, стоявшего в отдалении от главной толпы:

- Если позволите, что здесь происходит?

- Лагерь протеста, - бросил он коротко.

- А чего именно они добиваются? – я хотел более точного ответа.

- Политической реформы, борьбы с коррупцией и еще кое-чего.

Я решил удовлетвориться этим и поскорее уйти. «Дело, и правда, опасное: где я и где политическая реформа?»

Площадь

Этот разговор происходил еще до начала града камней, обрушившегося на площадь из ближайшего недостроенного здания, а также откуда-то издали, из мест позади полицейского оцепления. Площадь стала похожа на поле боя, причем дождь из камней был довольно длительным. Это как понять: в марте в нашей местности теперь идут каменные дожди? Глядя вверх, чтобы успеть уклониться, я спросил:

- Что это такое?

И один из них якобы невинно ответил:

- Это булыжники!

Не долго думая, я пошел назад, к тому самому полицейскому оцеплению, где со мной говорил знакомый офицер. И я сказал ему протестующе, хотя во мне нарастало чувство бессилия:

- Здесь народ забрасывают камнями.

Он ответил, словно скорбя о моем состоянии:

- С вечера кидают камни.

- И вы их не останавливаете?

- Это невозможно, потому что они всё время меняют место. Нападают с разных сторон.

- Но есть раненые.

- А что тут можно сделать? Это результат того, что они сами затеяли.

Чувствуя нарастающую подавленность, не веря тому, что происходит, я спрашивал сам себя: «Это что, мне снится?» На самом деле я был по-прежнему под влиянием алкогольных паров. Но происходящее было зловещим. Ничего столь же страшного я  не видел после кадров по телевидению во время палестинской интифады 80-х. Мною овладевало бешенство, я сказал себе: пойду к тем, кто швыряет камни, и уговорю их прекратить это. Я вновь пошел к толпе на площади, услышал, как один из них, средних лет, бородатый, кричит тем, кто кидается булыжниками:

- Парни! Аллах свидетель, мы вас любим! Мы боремся за ваши права, бунтуйте и переходите к нам!

Но камни по-прежнему летели в людей, к которым я теперь подошел. Подняв голову, увидел половинку луны, словно бы улыбающуюся мне, но черная туча скоро ее закрыла. И вот я твердо решил, что иду говорить с теми, кто бросает булыжники, и тут случилось то, что случилось…

Осознание

В голову мою ударил камень, в глазах на миг потемнело, но, как только я почувствовал кровь у себя на лбу, как только я начал стирать ее рукой, тут же туча, что давила на меня, исчезла, я вспомнил слышанные в детстве рассказы о гиенах. Ударивший в меня камень открыл путь гиенам, а как клин вышибают клином, так тучи прогоняют только кровью…

Ко мне вернулась вся моя память, сознание прояснилось, и я понял истинный смысл происходящего. Карта Иордании, выложенная на земле камнями и свечами, показалась мне прекраснейшим зрелищем из когда-либо виденных – причем видел я ее словно бы впервые, - а голоса парней, что не прекращали петь, стали близки и понятны, лицо того мужчины средних лет, что кричал метателям булыжников, вдруг стало лицом моего отца. «Дети мои, не ссорьтесь, вы же братья!» - И вспомнилось лицо брата, с которым мы в детстве всё время ссорились… Как же я люблю тебя, брат!

Парни на площади усадили меня возле палатки и перебинтовали голову. Тот, который держал мою голову и промокал кровь, наклонился ко мне и прошептал на ухо:

- Вы выпивший?

- А в чем проблема?

Он сказал, как бы извиняясь:

- Прошу вас, покиньте это место, иначе нас обвинят в пьянстве.

- Но я в сознании, полностью всё осознаю.

- Прошу вас, это неважно, они ищут любой предлог…

Проклятье! После того, как мое сознание совершенно прояснилось, после того, как я решил до конца открыть для себя это новое общественное явление – вот тут-то они меня отвергают! Телесные силы оставили меня, и мною овладела сильнейшая сонливость, словно впрыснули наркоз. Я проскользнул меж полицейских и добрался до дома. А когда уже был в своем доме один, как же я пожалел, что не остался с молодежью там, на площади, под эстакадой!

…Площадь! Разве это не площадь имени Насера[1]? Боже мой! Только сейчас вспомнилось ее имя, а ведь никто не поминал его там, включая и парней внутри оцепления…

Кровь… Камни… Оцепление… Площадь… Осознание… Половинка луны… Недостроенное здание… Камни… Патруль… Полиция… Песни… Кровь… И оцепление… Оцепление… оцепление…

                                                                        Перевел с арабского А. Андрюшкин

Об авторе

Басим Аль-Зуаби, прозаик и переводчик с русского, родился в 1957 г. Является автором сборников рассказов «Смерть и оливки» (1994), «Одного листка мало» (2001), «Кровь писателя» (2003), «Разделение усталого города» (2007), «Мои кончики пальцев горят» (2009), «Солнце освещает Запад» (2013).