Ольга СТАРОСТИНА. Все пена дней тому, кто духом всемогущ...

Подлунная собака

Молчали деревянные дома,

Струился белый дым, над ним плыла луна,

И звезды, как из черного окна,

Глядели вниз с тоскою.

Была зима в классической красе

Да гулкий вой собак по белой полосе,

Деревья в серебре стояли все,

Прислушиваясь к вою.

«А знаешь, - мне сказал сосед-старик,

Он понимал собак, их танцы, их язык,

В движенье каждом ожидать привык

Условленного знака.

Так вот он мне сказал, - А знаешь, все равно,

Ведь ни тебе, ни мне услышать не дано,

Как воет ночью в звездное окно

Подлунная собака.

Давно ее не видел человек,

Но говорят о ней, что холодна, как снег,

Светла, как чистый новогодний снег,

И вот крестьяне,

Что знают в чаще тайные места,

Те говорят: бела от носа до хвоста,

И взгляд ее глубок, как пустота,

Подобен яме.

Никто не знает, где она живет,

И только раз в году, как раз под Новый год,

Она неслышно по полям идет,

Идет она к деревне,

И лишь собаки слышат вой ее,

И покидают дом, и теплое жилье,

 

Под вой ее впадают в забытье -

Таков обычай древний.

 

В ту ночь от нас, как звезды, далеки,

Хозяин им не мил, и цепи коротки,

 

И рвутся, как на пламя мотыльки,

В леса и буераки,

И ни тепло, ни ласка не спасут,

Им это Трубный глас, им это Страшный суд,

Как души кости мертвые несут -

Бегут они к собаке.

И в стаи собираются в лесах,

И лижут звездный прах, рассыпанный в снегах,

И видят белый призрак на холмах,

В туманном полумраке,

И будто спят. А вдруг наоборот -

Лишь эту ночь не спит собачий род,

Лишь только в эту ночь, как раз под Новый год,

Не спят собаки?

 

 

Небесная лосиха

На небе тихо-тихо,

Земля - в снегах,

Небесная лосиха

Бредет впотьмах,

Зашевелится воздух,

Пройдет пурга,

И будут падать звезды

С небес в снега.

И стрелочник на стрелке,

И бомж в дупле,

И рыженькие белки,

И кот в тепле,

И пес в парше и гное,

И хитрый лис

Забудут про земное

И глянут ввысь,

Средь стынущих просторов,

На пятачке

Сойдутся сотни взоров

В ее зрачке.

Поймут ли пес болезный,

И кот, и лис

В каких нездешних безднах

Они сошлись?

 

 

 

Песня о старьевщике

 

Помню, помню я прозрачный зенит,

И словно лучик в непроглядной судьбе -

Серебристый колокольчик звенит,

Едет дедушка на старой арбе.

Что есть счастье мое? -

Небеса льняные,

Я меняю на старье

Шарики цветные.

Красные - прекрасные

На старые штаны.

Шарики разные -

Всем они нужны.

Отчего ж ты вдруг пригрезился мне,

Будто детские шары раздавал,

Сонный вечер на твоем скакуне

Серебристою пыльцой почивал.

Платье, мебель, да ковер-половик -

Все снесу в твою дощатую клеть,

Только дал бы ты мне шарик, старик,

В незабвенные края улететь.

Променяю старость я

На сладкую печаль -

Красные, страсть моя -

Синие, как даль.

Серебристой краскою

Щурится Кавказ,

Есть другая сказка ли? -

Это не про нас.

 

 

 

Excelsior (из Лонгфелло)

 

Он шел один в ледяную пургу,

Он шел, словно спал беспробудно.

И странное слово звучало в мозгу,

Срываясь с губ поминутно -

Excelsior.

Под ним в низине поселок спал,

Долина вздымалась полого.

Над ним серебрились вершины скал,

И круто вилась дорога.

Вилась дорога, ведущая вспять,

И корни взрывали недра,

Он странное слово сумел разобрать

В безумном хохоте ветра -

Excelsior.

Но в ночь перед тем, как тронуться в путь,

В страну ледяного кошмара,

Решил он в надежных стенах отдохнуть,

В стенах Святого Бернара.

Метаясь в кровати, как в адском огне,

Он рвал на себе рубаху,

И странное слово шептал он во сне,

Понятное только монаху -

Excelsior.

Но за ночь он будто остыл, отдохнул,

Под утро его провожали,

А после в долине был слышен гул,

И стены глухо дрожали,

Весь день в долине стонала земля,

Ущелье рычало грозно.

И овцы сбегали с гор, семеня,

И глухо стонали сосны.

 

 

 

Лавина утихла. Когда рассвело,

Очнулась земля от удара,

В глубоком снегу отыскала его

Собака Святого Бернара.

Превыше вершин, что в небо взвились,

К границам седьмого предела

Душа воспарила в заветную высь,

Куда не добралось тело.

По зыбкой границе земных берегов

Прошла она легким бризом,

И гром уходящих под землю снегов

Ее провожал девизом -

Excelsior.

* * *

 

Богема

 

Продай мой старый плащ, купи хотя бы проса -

Мне все равно, что есть: без долгих разговоров

Я, Томас Кенти со Двора Отбросов,

Провозгласил себя наследником Тюдоров.

На бочке сидючи, как устрица на блюде,

С тяжелою душой, с хмельною головою,

Какой еще монарх, скажите, люди,

Платил за власть такой ценою...

Метет нас жизнь в своей беспечной круговерти,

Так для чего, скажи, с завидным постоянством

Нам платят за слова не менее, чем смертью,

За одиночество - не более, чем пьянством?

 

* * *

 

Луна уже дремлет высоко,

Звездами покрыт небосвод,
Чудовище в стиле барокко

По древнему парку идет.

Туда, где в подвальчике темном,

Снесенный течением лет,

Живет одинокий и скромный,

Взыскующий страсти поэт.

Сосед повстречает соседа,

На хвост наступив невзначай,

Польется ночная беседа

Да крепкий с душицею чай.

Не надо стихов ради Бога!

Не плачь, не пиши, не кричи,

Поэзии в жизни так много,

Особенно в лунной ночи.

К чему нам маранье бумаги

И пламя в холодной горсти,

Уж лучше набраться отваги

И призрак в саду завести.

Чудовище в стиле барокко

Гуляет при полной луне,

Мне грустно, мне так одиноко,

Что ходит оно не ко мне.

 

 

Подражание Державину

 

Непревзойденный стих наследуя стихом,

В приятельстве с котом, в соседстве с петухом

В огонь души своей подбрасывай полена.

А что вокруг: над ней под ней ?

Все пена...

Все пена дней тому, кто духом всемогущ,

Кто, будучи живым, вкусил от райских кущ,

Чье тело на земле, когда душа в эфире,

Кто в мире

Полуночном живя, сим миром пренебрег,

Кому поэзия - и небеса и Бог,

Кто тело бренное питает, как придется.

Чья жизнь, дрожа впотьмах, как снежная струна,

И не сказать, что так и будет прощена...

Зачтется.