Владимир ПРОНСКИЙ. Праздничное дежурство
Рассказ
Охранник Бужакова отработала две недели и начала помаленьку собираться домой, но вечером позвонил оперативный дежурный.
– Елена Андреевна, вы, кажется, изъявляли желание пойти в отпуск в июне, чтобы наползаться по своим рязанским лугам и до икоты наесться земляники? – усмешливо спросил он.
– Да, изъявляла, могу подтвердить!
– А не могли бы отработать дополнительные две недельки?
– Такая необходимость появилась?
– Именно так. В соседнем с вами здании закончили ремонт, и мы берём его под охрану. Там один человек есть, а второго не хватает – заболел! Уговаривать вас надо?
– Нет. Я согласная! – радостно сказала она, помня слова об отпуске.
– Вот и хорошо. Завтра наш человек вас встретит! Зовут его Вячеслав Александрович Вакин!
– Всё поняла!
Наутро, сдав смену и подхватив сумку с вещами, Бужакова пошла в филиал, предварительно слегка накрасившись; когда она привела себя в относительный порядок, то из зеркала на неё смотрела моложавая женщина с большими, слегка усталыми глазами. После её звонка в тамбуре появился светловолосый парень в чёрной форме охранника и приоткрыл дверь:
– Елена Андреевна? – уточнил он, а она сразу заметила разочарование на его синеглазом лице.
– Документы предъявить? – спросила она, продолжая рассматривать парня, понимая, что причина моментально угасшего к ней интереса спрятано в её возрасте, невольно подумала: «Да, не такую тётеньку тебе, видно, оперативный обещал прислать на усиление!»
Когда прошли в вестибюль, она спросила, уточнив:
– А вы – Вячеслав Вакин?
– Да он самый…
Вячеслав провёл её в комнату-бытовку, где стояло два узких шкафа, стол, и два стула. На столе – плитка, чайник, несколько тарелок, вилок с ложками, бокалов для чая.
– Раскладушка одна, – указал он на чёрный чехол в углу, – спать будем по очереди. Холодильника нет, зато есть душ и сушилка. Так что жить можно! – подытожил Вячеслав. – А теперь пойдёмте, покажу объект. Правда, в комнатах после ремонта голые стены, а если и есть какое оборудование, то оно не установлено.
– Заглянуть всё-таки надо,– сказала Бужакова, – чтобы иметь представление о том, что предстоит охранять.
Они обошли все комнаты, а когда вернулись в бытовку, Вячеслав сказал:
– А теперь располагайтесь, Елена Андреевна, а я побуду в соседней комнате – в Сети пошалю.
Бужакова расписалась в журнале, отзвонилась дежурному, сказав, что приступила к исполнению обязанностей, и начала освобождать сумку. Разложила вещи и постельные принадлежности по полочкам в шкафу, а потом села за стол, и только тогда на минутку задумалась, вернувшись к своим чувствам и мыслям, которые одолевали всякий раз, когда она, переночевав у сына в Рязани, на первой электричке ехала в Москву. Но эта пересменка получилась необычной, и ещё месяц она не будет в своём райцентре. Ездит она в столицу сравнительно недавно, года нет пока, но и за такое недолгое время успела намотаться по разным объектам. Это только в последнее время закрепилась в медицинском центре, где сразу понравилась начальству исполнительностью, аккуратностью и всегдашней улыбкой на курносом лице. Она любила улыбаться, зная, что её большие глаза не оставляют людей равнодушными, особенно мужчин. Да и со всеми другими, кто приходил в медцентр, она улыбчива и приветлива. Вот только на этом объекте предстоит провести две недели практически без посетителей. Лишь после праздников появятся рабочие и специалисты по установке и наладке оборудования. Но их всё равно не сравнить с тем людским потоком, который обычно проходил перед глазами с утра до вечера. Но сегодня 1Мая – весёлый, праздничный день, который, правда, она встречает в помещении с решётками на окнах.
От размышлений её отвлёк громкий смех, раздавшийся из соседней комнаты. Елена Андреевна невольно заглянула в распахнутую дверь, удивлённо окликнула напарника:
– Что случилось, Вячеслав?
– Всё штатно… – успокоил он. – Прикольный рассказ в инете нашёл. Послушайте! – попросил он и начал читать: – «Она зашла в маленькую спаленку переодеться и неожиданно оказалась в цепких объятиях Никодима. Он откинул её голову назад, а у неё резко перехватило дыхание от насильственного и долгого поцелуя, от шаловливых рук, которыми он обхватил её всю. От неловкости она сильно оттолкнула его: «Зачем вы это сделали? Я вас всегда считала порядочным человеком и не давала разрешения на такие действия!»
– Только и всего?! Теперь и не такое пишут! Кто это сочинил?
– Какая-то бабушка…
Елене Андреевне сразу не понравилось отношение Вячеслава к только что прочитанным строчкам. Да, неуклюже написано, наивно, но, видимо, искренне. И нельзя выхватывать из текста отрывок, быть может, не самый лучший. А он выхватил и позволил себе поиздеваться над текстом в обществе малознакомой женщины.
– Вы кто по профессии? – строго спросила Бужакова, решив пресечь подобную вольность, чтобы впредь этот молодой человек не смел более произносить при ней слова о «насильственном и долгом поцелуе», хотя, надо признать, действительно звучащие смешно.
– По образованию я педагог, учитель словесности, как прежде говорили. Три года после университета отработал в сельской школе в родной области на Волге, но в прошлом году школу закрыли, и Вячеслав Александрович – ваш покорный слуга – оказался не у дел! А, простите, с кем имею честь?
– Инженер-строитель, но теперь на пенсии, и, между прочим, также имею отношение к литературе – я член Союза писателей.
– В девяностые годы кандидаты наук торговали на рынках, а теперь, значит, образованные люди переквалифицировались в охранники. Интересная тенденция! И много ли писателей теперь работают охранниками?
– Вот уж этого не знаю, зато знаю, что нам необходимо подумать о предстоящем обеде. Для этого, полагаю, следует объединить финансы и запастись продуктами. Если доверяете, то я возьму на себя эти привычные обязанности.
Вскоре, взяв часть денег, Елена Андреевна отправилась за продуктами в магазин-эконом. Две остановки можно проехать на автобусе, но она отправилась пешком, считая, что это и для здоровья полезно, и для кошелька – не надо тратить на автобус 50 рублей в обе стороны!
Пока шла, пока выбирала продукты, пока возвращалась с объёмистыми пакетами, думала и думала о Вячеславе… Он намного младше её сына, но почему-то она в нём видела не сына вовсе, а… Кого видела, даже страшилась сказать сама себе. А тут ещё, на обратном пути позвонила подруга Ольга, её сменщица, дежурившая сейчас в головном офисе, и начала расспрашивать с кем она работает. Елена Андреевна присела на лавочку у какого-то дома, потому что руки были заняты, и коротко рассказала подруге, что напарнику лет 25, а с таким и поговорить не о чем.
– Вот и хорошо! – рассмеялась Ольга. – С ним молодость вспомнишь!
– Ты о чём, подруга?! Он смотрит на меня, словно на египетскую мумию! Особенно в первый момент посмотрел. Думала, упадёт!
– Всё равно не теряйся. Вот немного обвыкнетесь – и вперёд!
– Много говоришь… Пойду я. Надо обед готовить.
Елена Андреевна вроде бы думала о предстоящем обеде, а мысли так и вились вокруг напарника. Даже на себя начала сердиться. «Чего это я, совсем, что ли, свихнулась?!» – издевалась она над собой и старалась отвлечься. Но пока разбирала сумки, пока перекликалась с Вячеславом, сидевшим в соседней комнате за ноутбуком, видела его словно наяву. Стоит перед глазами – и никуда не денешься. Ещё, наверное, и потому, что очень похож на одноклассника Мишу, с которым встречалась весь десятый класс. Михаил, как и Вячеслав, светловолосый, они и роста почти одинакового, а главное – глаза у обоих тёмно-голубые, почти синие. У неё самой глаза карие, они ей никогда не нравились, как и у других. Зато голубые да синие – то, что надо. Для неё люди с такими глазами будто инопланетяне. «Аватары» – как говорит её семилетний внук. Но где теперь этот голубоглазый Миша, где другие голубоглазые… Она после школы поступила в институт, Мишу через год призвали в армию. На третьем курсе вышла замуж за сероглазого и прожила с ним четыре года. От него и ребёнок родился, но и он не удержал. А после был с зелёными глазами, потом вообще разноглазый муж – самый, наверное, нелюбимый, но с которым прожила дольше, чем с другими. Когда развелась в третий раз, то поставила точку, решив, что пора покончить с подобными романами, а заняться настоящим, потому что к этому времени стала писателем, издав две книжки рассказов.
И она почти написала его, и оставались незавершёнными последние главы, и была бы рада, если в эту вольготную смену напишет хоть что-нибудь. Ну а если не напишет, то всё равно не расстроится. Главы эти подождут до отпуска, зато денег на издание прибавится. Ради них она и в охранники пошла, чтобы накопить нужную сумму и «реализоваться», как любит говорить сын, давно отговаривавший от бесперспективного ныне увлечения сочинительством. На что она ему всегда отвечала: «Я же тебя не отговариваю бросить цех по изготовлению табуреток! Вот и ты не суйся в мои дела!» – «Цех меня хотя бы кормит! А накормит ли тебя роман?!» – «Ладно, сын, разберусь!» – всякий раз отвечала она, не выдавая своих планов. А они таковы: уйти в июне в отпуск, и не просто потом месяц предаваться праздности, а поработать этот месяц на сборе земляники. А что: полулитровый стакан набрала – 70 рублей! За день можно полтысячи заработать. И ехать никуда не надо – перекупщики в машинах дожидаются рядом с лугами.
За мыслями Елена Андреевна не заметила, как отварила пачку пельменей, помыла и порезала яблоки на фигурные дольки, почистила апельсины. Когда стол был накрыт, она заглянула к Вячеславу, позвала:
– Пойдёмте обедать!
– Рано ведь!
– Тогда – завтракать!
Они уселись за пластиковым шатким столом и не смотрели друг другу в глаза. А когда она подсказала: «Берите горчицу, соус – вкуснее будет!» – он мимолётно взглянул на неё. И только после этого они стали переглядываться. Впрочем, долго не рассиживались. Перекусив, Вячеслав сказал «спасибо», навёл себе чаю и ушёл к ноутбуку.
На этом их короткое общение закончилось, и Елена Андреевна вдруг поняла, что он специально ушёл, сознательно сохраняя дистанцию и не желая налаживать дружеских отношений. О каких-то других она и не мечтала, да и не хотела. Ведь, хочешь не хочешь, а с этим Вакиным ей предстояло работать две недели, и хотелось провести их в радостном расположении духа. А то, помнится, она как-то попала в одну смену с похожим пареньком, так он все нервы измотал: всё ему не так, всё не по нему! А главное, обязанности не исполнял. Уйдёт с объекта и не предупредит, а позвонит оперативный – она не знает, что сказать. Приходилось прикрывать. А потом надоело – нажаловалась. И отослали его на перевоспитание в торговый центр, где и минутки не посидишь спокойно.
Помыв посуду, Елена Андреевна позвонила в соседний корпус, поболтала с Ольгой, не устававшей выспрашивать, мол, как там у вас, – тронулось дело с мёртвой точки?! Сама-то она работала со своим сверстником, и по случаю и без такового любила хвалиться, что у них всё по-серьёзному, и добавляла: «А что, нам всего-то по 45!» – «Так ведь он женатый!» – укоряла Бужакова. «Да, женатый, но всего две недели в месяце, а две недели холостой и вполне свободный мужчина!» Что Бужакова могла сказать землячке-подруге? Конечно, ничего. И ещё неизвестно, как бы она вела на её месте, если у самой крамольных мыслей блуждало столько, что не было от них спасения! Мысли, мысли! Как они увлекали, уводили, словно под руку, из окружающего суетного мира, как обволакивали сознание, наполняя душу радостью и надеждой.
Перекусив, они решили по очереди отдохнуть. Она отнесла раскладушку в свободную комнату, но спать не хотелось, хотя знала, что заснёт за милую душу. И верно: едва коснулась подушки, как почувствовала себя пленницей сна. Правда, успела расслышать, как напарник разговаривает с кем-то по телефону, и разговор гулко отдавался в пустом коридоре. По обрывочным, не особенно связным словам она всё-таки определила, что говорит он, скорее всего, с девушкой. Елена Андреевна невольно прислушалась и не услышала ничего для себя приятного. Вячеслава, видимо, спрашивали о напарнике, и он объяснял: «Не переживай – прислали старушку на усиление, – при этом он тоненько рассмеялся, – старательная, еду готовит… Да ты что, лет-то ей сколько! – успокаивал он свою зазнобу. – Я тебя люблю, крепко обнимаю и целую сильно-сильно!»
От невольно подслушанного разговора, что-то перевернулось у Бужаковой в душе. Но эта смена чувств, как ни странно, заставила успокоиться, окоротить шальные мысли и вспыхнувшие было фантазии – отвести от себя грех. Ей даже стало стыдно за саму себя, за то, что посмела всколыхнуть и распустить юношеские мысли и чувства, дать им волю, за то, что чуть не стала называть напарника Славиком.
Она быстро уснула, а когда проснулась от трели будильника, то проснулась другим человеком. Она собрала постель, умылась, причесалась и окликнула Вакина:
– Вячеслав, вы живой у своего компа?
– Живой… Сделал запись в журнале, отзвонился оперативному. Так что всё штатно!
– Тогда ваша очередь занимать раскладушку. А я пока приготовлю ужин. Не будете против, если отварю картошку, а к ней будут маринованные огурчики и колбаска?
– Нет, тёть Лен! Только за! А вы пока чаю попейте – я пил с печеньем.
Если бы он не назвал её тётей, то, быть может, Бужакова ещё на какой-то время сохранила романтический настрой, а теперь он в ней окончательно зачах. Она вернулась в бытовку и невольно заглянула в зеркало. Но лучше бы не смотрела. После сна любое лицо не очень-то привлекает, но своё собственное показалось таким, что она быстренько убрала зеркальце в сумочку.
Вячеслав собрался спать, а она включила чайник. Пока он шумел, закипая, горькие мысли так и наслаивались одна на другую. Но она всё-таки поборола их, сумела отогнать, и очень радовалась этому. Даже улыбнулась по-особенному и сказала себе вслух:
– Ну что, тётя Лена, пора за картошку приниматься!
Но почти сразу же передумала. «Нет, сперва часок попишу, ведь сама собой новая глава в роман просится – о праздничном столичном дежурстве! А картошка никуда не денется!» – радостно решила она и достала толстую коленкоровую тетрадь.
