Юрий БАРАНОВ. Сказ о пришествии Антихриста в Рясну

БутормеевБутормеев Только ленивый не писал о форменном безобразии, творящемся у нас с присуждением литературных премий, о том, как собирается тесная кодла дружков какой-нибудь Улицкой и присуждает ей очередную премию, как её включают в бесчисленные делегации «русских писателей», направляемых за рубеж на казённые деньги, как в магазинах её книги подкладывают поближе к кассе, а потом публикуют «рейтинги популярности»; о рецензиях «своих», ужасно политкорректных критиков и говорить не приходится. В разговорах на эту тему нередко слышишь вопрос – ну, а кого, кого премировать? И когда называешь имя действительно талантливого действительно русского писателя, слышишь: кто это? его никто (!)не знает. И ещё слышишь о том, что у нас в России якобы рыночная экономика, что «рынок сам определяет лучших авто-ров – тиражами их книг». И «наша Улицкая бьёт всех ваших авторитетов: у неё наивысшие тиражи в России – тысяч по триста-четыреста» (кстати, не все верят в эти цифры, незнамо кем проверяемые).

 Не буду тратить время на опровержение блудливой демагогии либералов-рыночников (иначе говоря – русофобов) и перейду к делу. Из новинок последнего времени, по моему твёрдому убеждению, первого места и всяческих наград заслуживает книга Владимира Бутромеева «Земля и люди». Её выпустило московское издательство «Нонпарелъ» в 2014 году неуказанным (надо думать, весьма небольшим) тиражом. Жанр обозначен как «Краткая топография места и времени», но для краткости, ясности и простоты я буду называть её романом.

 Над этой книгой писатель работал четверть века. Примерно столько же, сколько в позапрошлом столетии наш великий художник Александр Ивáнов над полотном «Явление Христа народу». Только у писателя-нашего современника речь идёт о явлении народу Антихриста. И не обо всём человечестве повествуется в книге, а исключительно о русском народе. «Что произошло с Россией и с русскими в ХХ веке? Что они, русские, сотворили с собой, что сотворили с ними? Что это было, что произошло и что происходит сейчас, теперь? И уж тем более после всего этого и происходящего теперь, сейчас бессмысленно писать о чём-либо, кроме как о смерти русского народа». Эти слова из книги наиболее точно и кратко выражают суть капитального труда Владимира Бутромеева и приоритеты его мышления. Понятно, что это, выражаясь по-иностранному, мэйнстрим нашей литературы, и всякие улицкие-сорокины не имеют к нему никакого отношения.

 Если подходить фабульно, «Земля и люди» – это повествование о Погромной ночи, как автор назвал раскулачивание, выселение в Сибирь и убийства крепких хозяев Ряснянской округи. Владимир Бутромеев – белорусский писатель, речь идёт о Белоруссии, но это слово автор не употребляет. К западу от Рясны – Могилёв, за ним – Варшава, а ещё дальше – немцы, пишет он, к вос-току – Смоленск, за ним Москва, а далеко за Москвой – Китай. Иногда его персонажи говорят по-белорусски, но сами себя и он их называет русскими. В этом он следует дореволюционному пониманию русских как единой на-ции, состоящей из великороссов, белорусов, малороссов-украинцев и карпаторуссов-русинов (лемков). Надо ли доказывать, что этот взгляд точнее отражает действительность, чем провокационные построения офицеров австрийского генштаба, породивших и выпестовавших украинский сепаратизм, и «наших» революционеров, одержимых идеей разрушения Русской Державы (Российской империи).

 Кстати, этот сепаратизм и национализм проявлялся и подпитывался из «центра», то есть из ЦК КПСС, все советские годы. Лично у меня была крупная неприятность по этому поводу в 1978 году, когда после газетной командировки в США я опубликовал статью о живущих в Америке лемках, об их патриотической позиции в годы Великой Отечественной войны и о том, что они считают себя частью русского народа. Тогда на меня набросились киевские партийные идеологи с резкой критикой моих «политических ошибок» – мол, карпаторуссы не русские, а украинцы; их поддержали в ЦК КПСС, в том числе одиозный и очень влиятельный функционер В.Н. Севрук, творивший суд и расправу в советской прессе тех лет.

 Но не будем отвлекаться от романа Владимира Бутромеева. Вот как обосновывают свои действия представители советской власти в Рясне, готовя спи-сок жертв предстоящей Погромной ночи: «Нефёд Строев – убить, не под-ходя к нему близко, потому что он родной брат Петра Строева и ещё боль-шей силы, чем Пётр, и, увидев, что убивают брата, или узнав об этом позже, он бросится к нему на помощь». (В политической реальности СССР использовалась формулировка «репрессировать как возможного мстителя за отца» или за кого-то из других родственников). И ещё из списка Погромной ночи: «Авдей Стрельцов – забить прикладами, проломить голову и оставить на съедение лесным зверям за оградой хутора потому, что он не захочет жить за штаны и миску супа и не отдаст своих коней, коров и землю и, обезумев от злости и отчаяния, выйдет с карабином в руках к тем, кто придёт его убивать, вместо того, чтобы упросить вычеркнуть себя из списка, продать коней и коров и дать загнать себя в колхоз и жить, не поднимая головы, как все остальные хуторяне, откупившиеся так от убиения». А завершают список Погромной ночи двадцать четыре фамилии с припиской: «Убить и их потому, что когда они увидят на своих заборах белые погромные кресты, то онемеют и оцепенеют от страха, и у них можно будет забрать всё: и коней, и коров, и землю, а самих или убить сразу или выселить с обжитой земли вон, отдать на поток и разграбление».

 Ради чего убивать, ради чего устраивать Погромную ночь, пометив предварительно роковыми белыми крестами дома своих жертв? На местном уровне, в Рясне, ради удержания власти кучкой «наихудших людей» во главе с проходимцем Сырковым, который к тому же отобрал у Петра Строева его женщину – Солдатку и боится, что тот попытается её вернуть. Но план Сырцова одобрен Москвой, верховной властью, события в которой составляют второй пласт повествования. В Москве действуют вроде бы знакомые лица – Ленин, Сталин, Троцкий, Хрущёв, Горький, Твардовский и др. Правда, в самом конце книги автор помещает примечания, что это всё вымышленные персонажи и любые совпадения с известными однофамильцами случайны. Понятно, для чего это сделано.

 Интереснее другое: происходящее с этими персонажами совпадет не с мнениями тех или иных специалистов – историков, политологов, писателей, а с народными представлениями о них, выражавшимися в анекдотах, байках, частушках, блатных песнях давних советских лет. Мне было двенадцать, когда окончилась Великая Отечественная война, и я хорошо помню, например, красочные рассказы о правительственном приёме в честь Победы, о том, что якобы сказал Сталин, поднимая тост за русского солдата, за русский народ. Разные варианты этих россказней довелось мне слышать в пивнушках, куда я ходил с дядькой – вернувшимся с фронта израненным лейтенантом. Естественно, никто из этих вдохновенных, авторитетно вещавших рассказчиков и близко не был бы подпущен к порогу Кремля. Ну, а споры о том, кто убил Сталина, не умолкают до сих пор. А победят всё равно народные представления, как, скажем, поверх всех дискуссий о Петре Первом в конечном слове прозвучал народный приговор: Царь-Антихрист. Историческая справедливость восторжествует и по отношению к Генералиссимусу Победы, которому мы, его солдаты и потомки его солдат, воздаём великое уважение, несмотря на всю грязь, которой пытаются обмазать его последыши ленинской гвардии и их рыночные племяннички.

 Почему же высшие московские власти в Кремле одобрили план Погром-ной ночи? «Больше всего на свете, – пишет Владимир Бутромеев, – Ленин не любил русских. Иногда его спрашивали: «Ну а всё-таки, за что вы так ненавидите русских?» Этот вопрос приводил Ленина чуть ли не в бешенство. Он засовывал большие пальцы рук себе под мышки, порывисто бегал по комнате, неожиданно останавливался, выбрасывал вперёд руку и, тыча указательным пальцем, гневно, брызгая слюной, выкрикивал: «А почему они не низенького роста, и не картавят, и не брызжут слюной? Да ещё катаются с барышнями на тройках, пьют на морозе шампанское, а эти барышни в шляпках жмут им руку, пылая и дрожа! Представьте, как на это смотреть со стороны! А крестьянки? Они ведут этих крестьянок прямо в стога, а у них, у крестьянок, холщовые блузы с таким разрезом, что видно, как под грубой тканью всё прямо колышется! А их горничные! А молодые купчихи! А гимназистки?! Как они ходят по улице, словно чуть опьянев от мороза! И потом русские неспособны к революции! Если и убьют кого – так на целый роман! Дела на копейку, а болтовни на сто рублей! Они только путаются под ногами, их всех нужно уничтожить в первую очередь!»

 Писатель ввёл в этот виртуозный монолог и Достоевского («Преступление и наказание»), и даже современную эстрадную песенку («Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные…»), но ведь он точно передаёт суть суждений Ленина. И прежде всего его судьбоносный тезис о том, что Россия – это якобы «тюрьма народов», где русские эксплуатируют нерусских, и дьявольская установка на то, что русские должны быть искусственно поставлены в худшие условия по сравнению с другими нациями страны. И многое другое, хорошо известное тем, кто в советских вузах изучал ОМЛ – основы марксизма-ленинизма.

 Антихрист, явление которого изобразил писатель, как и положено Антихристу, имеет разные лики, не только ленинский. «Земля и люди» рассчитаны на образованного читателя, который не удивится, встретив среди главарей дьявольского воинства Горького и Маркса. Теперь уже не замазывается, как при коммунистической власти, ненависть «великого пролетарского писателя» к русскому крестьянству, да и к России в целом. Чего стоит мотивировка пораженчества Горького в дни Первой мировой войны – «Боюсь, что Россия навалится серым стомиллионным крестьянским брюхом на Европу и задавит культуру», и его равнодушие к голоду 1921 года, который, по его мнению, поможет улучшить соотношение рабочих и крестьян в России, ведь умирали от голода главным образом крестьяне. Ну, а Маркс… Не только в его русофобии дело, но и в самой сути марксизма, в его паскудной, лживой, провокационной формуле «История есть история борьбы классов». (Недавно поя-вилась интересная ооновская статистики – из 180 крупных вооружённых конфликтов, произошедших после Второй мировой войны, примерно 140 носи-ли этнический характер.) Встать под знамя марксизма – это значит натравить мужика на своего соседа, что и произошло в России, в бутромеевской Рясне в частности. Писатель говорит об этом самом языком народного лубка.

 Как представляется, роман «Земля и люди» занял достойное место на нашем русском Парнасе. Там теперь Владимир Бутромеев соседствует с Андреем Платоновым, Михаилом Шолоховым и, что кому-то может показаться странным, с Михаилом Булгаковым. Но разве не близки «Земля и люди» таким шедеврам, как «Собачье сердце» и особенно «Роковые яйца»? И там и там в центре повествования – проблемы последних, ставших первыми, и чу-довищ, порождённых невежеством и самонадеянностью. «Земля и люди» восполняют долг нашей словесности перед памятью о народной беде. А что такой долг существует – несомненно. Ведь сколько бы критики (в массе своей идеологически и генетически происходящие от «комиссаров-в-пыльных-шлемах») ни вопили о том, что 1937 год – самая страшная трагедия Погромного века в России, это не так. И это понимали не только такие выходцы из народа, как Платонов и Клюев, но и наиболее честные и чуткие писатели отнюдь не рабоче-крестьянского происхождения, как, в частности, Борис Пастернак, сказавший в финале «Доктора Живаго» о гибельности коллективизации и о том, что «ежовщина» – лишь одно из её последствий. И слава Владимиру Бутромееву, который назвал коллективизацию Погромной ночью, и от этого термина произвёл имя всего минувшего столетия – Погромный век.

 И последнее. Издательство «Нонпарелъ», как уже говорилось, не обозначило тираж книги – явно потому, что он невелик. И это очень жаль. «Земля и люди» должны быть в каждой библиотеке, в каждой читающей семье, неравнодушной к судьбам нашего Отечества. Не хочу быть злым пророком, но боюсь, что это произойдёт нескоро. У нас ведь последыши комиссаров-в-пыльных-шлемах до сих пор не могут угомониться по поводу Шолохова. Достаётся и Есенину, и Клюеву, и Платонову, и Твардовскому, и Рубцову, и Белову. Ну не может комиссарское потомство перенести того, что наши величайшие писатели происходят из русского «простонародья», а многие – так даже из «мужичья». Ведь их, комиссаров, великий учитель Карл Маркс (употребляю всем известный псевдоним, а не подлинное имя этого сукина сына) происходил из раввинов и торгашей, и он, кроме всего прочего, «прославился» формулой об «идиотизме деревенской жизни». Это «первый русс-кий марксист» Плеханов называл крестьян полуживотными, а «Троцкий» истерически вопил: что есть наша революция, как не бешеное восстание против крестьянского корня?! Чего после этого удивляться происшедшему в Рясне и во всей нашей стране.

 

Project: 
Год выпуска: 
2015
Выпуск: 
6