Владимир МАКАНИН. Литература идет от пророков.
Владимир МАКАНИН собирался быть шахматистом. Увлекся точными науками. Поступил на математический факультет МГУ, который окончил в 1960 году. Работал над проблемами военной математики и даже опубликовал книгу по математическим расчетам. Поступил во ВГИК на высшие сценарные курсы. Он не решается припомнить того внутреннего толчка, с которого началось для него писательство. "Так случилось. Просто в какой-то момент я обнаружил, что я пишу. Я считаю писательство потребностью. Потребностью душевного устройства человека", - говорит Владимир Семенович. Маканин принципиально не дает интервью. В одном из редких интервью он признался: "Когда я просто говорю - за свои слова не отвечаю. Я отвечаю только за то, что написано моим пером. Все остальное - лишь проба, репетиция. Только за рабочим столом я даю свой окончательный ответ". Наверное, причина - в этом. Наш разговор с писателем состоялся на Втором Всероссийском форуме молодых писателей, проходившем в подмосковном пансионате "Липки". "Наш" - потому что вопросы задавали многие из присутствовавших на творческой встрече с ним. Так что это интервью - особое, коллективное. И, наверное, это лишь начало диалога с писателем. Продолжение - в его книгах.
- Какие у вас отношения с вашей известностью? Мешает ли она вам или нет?..
- Что бы там ни говорили, литература в России вещь значимая, и рано или поздно ваше слово начинает каким-то образом иметь отклик. Назовите это известностью или как-то иначе, не думаю, что это мешает жить. Известность, как и всякое качество, очень индивидуальна. Мешает ли жить человеку высокий рост? Красота? Хитрые или уродливые черты? Это трудно сказать. Вот одна история, которая может быть любопытна.
Как-то я решил съездить на родину, где жил мой отец. Это Пенза. Праздновался как раз юбилей Малышкина. Это писатель - "Люди из захолустья". Я приехал. Все вокруг говорили: Малышкин, Малышкин, Малышкин. Я проникся, как вы говорите, уважением к известности. Буквально через три дня я улетал в славный город Кембридж. Люди, которые организовывали поездку, предложили покатать нас по Кему - это речонка, которая дала название городу. Восторгаемся, как красиво. А проплываем мимо колледжей. Один другого лучше. Это учебные заведения, которые возникли из монастырей. И я вижу знаменитый Тринити-колледж. Начинает судорожно вспоминаться, как школьником, классе в десятом, я увлекался стихами и очень любил Байрона. Был такой карманного формата томик, удобный, в нем две трети стихов и поэм и треть - писем. Чтобы не попадать на письма и не читать их, я делал закладки. Одно из мест, отмеченных закладкой, запомнилось мне. Там было первое письмо Байрона своему другу. Он писал, что учится в Тринити-колледже, что-то ему не нравится и нужно посмотреть, как дело пойдет. Небольшое письмо. И подпись - "Твой Джордж Байрон, Тринити-колледж, Кембридж". У меня екнуло: я проплываю мимо того места, где он учился. И решил туда сходить.
Заплатил за вход. Вижу, старичок стоит важный. Я ему говорю, пожалуйста, мне нужно увидеть "room of lord Byron". Покажите комнату Байрона. Пауза. Он отвечает: "Who is he?" Кто это? Я, потрясенный Малышкиным, видя это недоумение, говорю: "Это великий поэт". Он: "Не знаю". Может, думаю, что-то я напутал. Возвращаюсь, на входе покупаю буклет. Кто тут, оказывается, только не учился. Премьер-министры, знаменитейшие английские имена. Я туда полистал, сюда - Байрона нет. Но ведь быть такого не может! Вижу, стоит глубокий-глубокий старик. Я - к нему. Говорю, что приехал из России, читал стихи, и без всякой надежды прошу: "Может быть, вы покажете мне комнату, где жил Байрон?". Он отвечает: "Я, конечно, не знаю, о ком вы говорите. Но если вы дадите мне еще фунт, я вам покажу столовую. Если этот господин здесь действительно учился, вы там побудете, постоите и, как говорится, сопричаститесь". Приводит меня. По всему периметру стен - портреты знаменитых людей. Президенты, премьер-министры, полководцы, и в самом углу я вижу знаменитый портрет Байрона с шарфом по диагонали... И подумайте, что такое Малышкин и что Байрон. Сравните масштабы, чтобы оценить. Насколько это все интересно. Я потом спрашивал, почему Байрона так недолюбливают. Мне говорили, что он был драчун (я вспомнил Лимонова), бранился, спал с сестрой и, что ужаснее всего, он ругался в парламенте (тут я представил Жириновского). Вот вам и ответ, что такое известность, как она понимается, в каком масштабе, в каком народе.
- А что у вас в школе было по литературе?
- Я был мальчиком с Урала, из маленького города. Поступил в Московский университет. Мы сдавали аж семь экзаменов. Я из тридцати пяти набрал тридцать четыре балла. Четверка была по литературе, за сочинение.
- В чем должна, по-вашему, заключаться миссия литературы?
- Как бы низко ни пала литература, все равно она идет от пророков. Это были люди, которые проклинали своих современников. Говорили, мол, свиньи, как вы живете и так далее. Глаголом жгли сердца людей. Были те, кто пытался вдохновить, были пророки печальные, были гневные. Вариантов сколько угодно. Невозможно ответить на вопрос, в чем миссия литературы. Она невероятно конкретна в каждом случае. Пушкин - это миссия. Достоевский - и это миссия. Малышкин - тоже миссия. Это индивидуально. Литература - дело сложное, особенное, и она ничего не должна. Она - наша духовность. Попробуйте произнести: "Духовность должна отражать..." Сразу слышите глупость. Мотива долженствования здесь не существует. Можно говорить о реальности в тексте и о реальности в жизни. Но тут есть, я бы сказал, сравнение, а не долженствование.
- Что вы включаете в понятие "интеллигентность" и должен ли писатель ею обладать?
- Опять "должен"... У пишущего человека главное - талант, даже если он варвар и абсолютный хам. Он должен писать. Как бы ни был замечателен человек, но если у него нет таланта, он просто замечательный человек. Писатель может родиться неинтеллигентным. Ведь были гневные пророки...
- Как вы относитесь к экранизации произведений?
- Когда-то я пытался стать кинематографистом. Даже сделал один фильм. Но понял, это дело требует чего-то другого. Я понял, что не имею ни покровителей, ни влиятельных родственников, не принадлежу ни к какому клану, который бы меня продвигал. Мне быстро стало понятно, что за свою жизнь сделаю два-три фильма, больше не дадут. Я даже профессионалом не стану. Это была мучительная ночь... И я решил, что буду сам себе режиссер, художник, сам актер, сам буду пейзажи делать, и стал просто писателем. Если человек пишет в стол, он все-таки растет, если не снимает - он деградирует, он не может расти. Он ничего не делает.
Кино - это не искусство, это индустрия, а с другой стороны - образ жизни... Надо вставать, приходить на киностудию, выпить кофе или коньяку и жить... И успех возможен при хороших обстоятельствах жизни.
В связи с этим, чтобы не было соблазна, я даже отказался от сценарной работы. На мой взгляд, кино пережило свой лучший период. Оно как искусство выдохлось. Есть искусства изначальные. Живопись, например. Наскальные рисунки. А есть искусства синтетические. Они замечательны тем, что объединяют несколько видов искусств и мгновенно получают результат. Это напоминает мула. Животное прекрасное, выносливое, но не дает потомства. Его каждый раз надо делать снова. Поэтому у мулоподобных искусств нет долгой жизни. Мулом номер один был цирк, целиком ушедший к детям. То же произошло с оперой. После ее расцвета выяснилось, что она остановилась... И как таковая она самодвижения не имеет. Новым мулом было кино, сначала немое. Достигло пика - и все. Появилось звуковое кино, другой мул. Теперь оно, как я где-то написал, есть либо замочная скважина, либо оптический прицел. Два подглядывающих окошечка, через которые нам показывают что-то. Но это, конечно, не искусство в высоком смысле слова.
- Что, на ваш взгляд, было лучшим в мировой литературе только что ушедшего века?
- Как-то мне предложили составить сборник из десяти лучших повестей мира, изданных в двадцатом веке. Это оказались те вещи, которые я, естественно, перечитываю. Из России это были "Хаджи-Мурат" Толстого, изданный в 1904 году и "Один день Ивана Денисовича". Американцы - "Медведь" Фолкнера и "Старик и море" Хемингуэя. Немецкоязычная литература: "Превращение" Кафки и Томас Манн, "Смерть в Венеции". Французы - "Посторонний" Камю и с трудом вмещающийся в объем повести Селин. Латиноамериканцы - "Преследователь" Кортасара. Из Азии - Кобо Абэ, "Женщина в песках".
- По каким признакам можно определить: этот писатель - профессионал?
- Профессионализм - это когда твоя жизнь начинает соединяться с твоими текстами. Необязательно автобиографически, а каким-то более сложным образом. Это особое дело, особое сочетание жизни и текстов. Это не просто умение написать диалог или еще что-то, это умение сражаться со словом. Я вспоминаю старую-старую историю Геродота, когда собирали войско для войны с персами. Каждый полис привел по отряду. Кто в тысячу человек, кто в пять тысяч. Только Спарта выставила 300. Царя спартанцев упрекнули: "Ты мало привел воинов". На что он сказал, когда все воины встали в шеренгу: "Те, кто еще неделю назад ловил рыбу, выйдите из строя". Почти половина сделала шаг вперед. "Те, кто еще неделю назад обрабатывал землю, выйдите". И так несколько раз все выходили и выходили из строя люди - те, кто был слугой, занимался чем-то еще. И от отряда в две тысячи остался один, от пяти тысяч осталось пять человек. И только 300 спартанцев как стояли, так и остались стоять. И спартанский царь сказал главнокомандующему: "Вот, а ты говорил, что я мало привел воинов". Профессионализм - не просто умение что-то делать. Я делаю шаг, ты не делаешь шага. Это вовсе не ремесленничество. Это когда с каждым текстом твоя жизнь начинает сближаться с этим словом в совершенно новом качестве. Наступает отдельная жизнь твоих произведений. И вот тогда ты профессионал.
- Кафка первую половину дня был вынужден работать в страховой конторе. В какой степени он был с этой точки зрения профессионалом?
- На мой взгляд, Кафка - высочайший профессионал. Именно по тому свойству, что его жизнь совпала с его текстами в совершенно удивительном сплаве, в непередаваемом единстве. Профессионализм - когда твои тексты и жизнь начинают являть собой нечто общее и одно. У кого-то этот путь короче, похожий на вспышку, как у Лермонтова, у кого-то длиннее... Но все дело в этом сопряжении - текстов и личности.
Литература хороша тем, что она нецентрична. Это не пирамида: вот здесь сидит Лев Толстой, а здесь - еще кто-то... В этом случае мне нравится один из анекдотов о Пушкине. Сидит он в раю, читает газету о том, что происходит на земле. "Я - гений. Это понятно. Лермонтов? Ну, тоже гений. Гоголь, в общем-то, тоже гений... Но Толстой, Достоевский... Когда это кончится!" Тут нет иерархии - кто быстрее пробежал стометровку. Литература - это такой горный хребет, который видится одновременно со всеми вершинами.
- Пушкин сказал, что поэзия должна быть глуповата. Потом, кажется, Бунин его перефразировал: "Проза должна быть скучновата". На ваш взгляд, каким требованиям должна соответствовать проза?
- Каким требованиям должна соответствовать проза? Представляете объем вопроса? Самым разным. И опять же слово "должна", оно здесь неуместно... Все дело, мне кажется, в том, насколько вы в этом выразитесь. Тогда станет видно, насколько проза удовлетворяет требованиям, насколько она философична и т.д. Если говорить о пропорциях, то их не существует, это индивидуальное дело.
- Научить писать невозможно. И ничего нельзя посоветовать тому, кто стремится писать, поскольку это все очень индивидуально. Общие рекомендации известны...
- У Кафки есть такая притча, очень короткая. У ворот стоит страж, к нему подходит человек и говорит: "Пусти меня". Страж говорит: "Нет". "Ну ладно, я подожду". Ждет год, больше. Наконец, совсем ослабевший, он говорит, что жизнь кончается, я умираю. Скажи, почему ты меня не пускал? Я так хотел пройти! Страж ему отвечает: "А почему ты не шел? Мое дело - не пускать, твое дело - идти". И последний самый гениальный штрих - в словах: "Более того, в эту дверь мог войти только ты".
Беседу вел Виктор БОЧЕНКОВ
