Андрей РУДАЛЁВ. Тень обезьяны с высунутым языком
В последнее время сложился особый устойчивый ритуал разговоров о зверствах советского режима, о том, что зверь этот только притаился и ждет своего часа. Ведь СССР — это «империя зла», а Россия его правопреемница. Разговоры эти направлены, как правило, на внешнего потребителя и неплохо монетизируются.
Вот и мастер подобного жанра – белорусская писательница Светлана Алексиевич получила на этой волне Нобелевскую премию.
«Время секонд хэнд» — четвертая часть ее художественно-документального цикла «Голоса утопии». Часть «красной» энциклопедии" - как автор ее называет. Книга вышла в Германии, после в России. В 2014 году претендовала на премию «Большая книга», получила приз зрительских симпатий.
«Книга Алексиевич о „красном человеке“ вызвала шок у немцев», «Немцы потрясены этой книгой" — так гласили заголовки немецких статей, рассказывающих о выходе нового произведения Алексиевич. Одна из газет цитирует писательницу: «Коммунизм — это болезнь, вирус, и эта болезнь возвращается снова и снова». В одном из анонсов уже отечественного издания книги есть такая фраза с акцентом на последнем слове: «Алексиевич показывает даже не альтернативную, а цельную, многогранную картину прошлого огромной страны — великого и бесславного».
В своей книге Алексиевич старается представить некий первородный грех советского государства через судьбы, через рассказы-исповеди людей, причастных к этой цивилизации, и просто случайные реплики, заполняющие атмосферу времени. Подход на самом деле удачный по типу телевизионной «будки гласности», которая в 90-ом находилась на Красной площади и транслировала всевозможные высказывания желающих.
Это многоголосье, рассказы разных людей, в том числе и алиби автора, которому важно показать свою бесстрастность. В книге она пишет: «Хочу остаться хладнокровным историком, а не историком с зажженным факелом. Пусть судьей будет время». Однако автор совсем не бесстрастен, он гиперпристрастен.
«Время секонд хэнд» делится на две части. Первая — «Утешение апокалипсисом» и охватывает годы с 1991 по 2001. Вторая — «Обаяние пустоты». Ее время — второе десятилетие новейшей российской истории с 2002 по 2012 год. Подзаголовок частей — «Из уличного шума и разговоров на кухне». Уход и реинкарнация «красного человека» в новой стране, ведь притаившегося зверя так никто и не изгнал…
В девяностые были счастливы — выбор сделан, назад возврата нет. Так казалось. Алексиевич приводит высказывание: «Мир рассыпался на десятки разноцветных кусочков. Как нам хотелось, чтобы серые советские будни скорее превратились в сладкие картинки из американского кино!» Теперь же, с горечью она отмечает, уже дети не боятся социализма, мечтают о своей революции. Возникла мода на советское, что подчеркивает вторичность времени: «Наступило время секонд-хэнда».
Книга Алексиевич — образец тоннельного мышления. В этот тоннель автор силится поместить, подогнать под него все, что возможно. Типовая структура тоннеля четко обозначена автором во вступлении, чтобы читатель вдруг не пошел по кривой дорожке иного восприятия представленного материала.
Алексиевич, по ее словам, решила восстановить и описать историю «домашнего», «внутреннего» социализма. «Искала тех, кто намертво прирос к идее» — отсюда в книге много историй самоубийц. Этим автор проводит мысль, что страну не убили какие-то неведомые вселенские заговоры, а она сама закончила свои дни самоубийством. Код убийства и самоубийства в ней был изначально задан. Та же трагедия 90-х, по мнению автора, есть следствие этого кода. Им оправдывается многое.
Во вступлении Алексиевич утверждает, что план коммунизма переделать «ветхого» Адама и создать нового человека удался. Появился трагический персонаж — «совок» или «красный» человек. Теперь появляется новое дело: разделаться с этим «совком», а не просто отформатировать его под «новое мышление» как мечтал Горбачев. К переделке человека призывает и Алексиевич.
Только поверхностным взглядом можно представить, что «красный человек» — трагическая и случайная акциденция. Двигаясь по книге, ты понимаешь мысль автора, что все-таки он плоть от плоти русского человека, в котором сидит этот «красный» вирус.
Взгляд Алексиевич близок булгаковскому профессору Преображенскому, который создает низкий род человека, приближенный к животному существованию, а потом возвращает все вспять. Шариков ведь ниоткуда не свалился, в нем есть многое от Клима Чугункина… Также и с «красным человеком» — как-то перевоспитать его невозможно, надо только дождаться, когда он сам уйдет и заберет с собой свою цивилизацию.
Алексиевич взяла на себя труд описать эту уходящую цивилизацию советских инков, чтобы через какое-то время она окончательно не стала терра инкогнито и не дай Бог проросла вновь. Во второй части книги все больше звучит мнение, что капитализм не подходит, «народ — большевик». Вновь загулял призрак революции, возвращается то самое пресловутое советское.
Автор считает, что советская цивилизация держала страхом и верой, которые держались на замкнутости, отгороженности от всего прочего мира. По мнению Алексиевич, с крушением советской империи нас выбросило из «собственной истории в общее время». Но проблема в том, что мы не были свободны и перед новой реальностью предстали беспомощными, не готовый к ней: «Мы оказались не приспособлены к новой жизни, которую ждали». От всего этого рождается страх, а от страха — ярость и агрессия. В начале книги автор как раз и заключает: «Мы полны ненависти и предрассудков».
Поэтому идет постоянная подготовка к войне, к битве. В замкнутом мире формировалась военная психика народа. Свой путь России — замкнуться, отгородиться от всего прочего мира. Алексиевич показывает не хроники о человеке, а хроники войны, постоянной борьбы за существование садистской и мазохистской цивилизации. Воинственность, агрессия приписывается в качестве субстанционального свойства «красного человека». «Война и тюрьма — два главных русских слова» — готовится в одной истории о любви, приведенной в книге.
Условный «Архипелаг ГУЛАГ» автор распространяет на всю советскую цивилизацию, и, в первую очередь, на человека, в которого этот ГУЛАГ якобы проник.
Поэтому все и рухнуло, так как не было любви, а только культ страдания и ненависть (кстати, любви, как заявлено автором, будет посвящена последняя книга цикла Алексиевич). Но рухнуло не до конца, народ не очистился от агрессии. Надо ждать, когда уйдет поколение.
Печать советской цивилизации на человеке, по мнению Алексиевич, состоит в том, что в нем есть от «палача» и «жертвы» одновременно. От жертв нам присуща «культура страдания».
Образ советского человека в книге, будто выведенный из анекдота, который здесь же и приводится: «Анекдот про „совка“: злой, как собака, а молчит, как рыба». Все остальное, кроме агрессии, шатко и иллюзорно — это мифы, которыми обваливали, как в муке, этого «красного человека», чтобы он не видел истинной сути всего…
В книге есть эпизод, в котором говорится про пикировку маршала Ахромеева с академиком Андреем Сахаровым, который рассказал в интервью канадской газете, что якобы в Афгане советские вертолеты расстреливали своих, чтоб они не попали в плен. Ахромеев — уходящая натура, академик — вестник новых реалий. Сахаров — борец с системой, который мог использовать в этой борьбе и откровенную ложь, как бы сейчас сказали, развязал информационную войну. Его поступок приобрел героический ореол. Скорее всего, для Сахарова расстрел с вертолетов воспринимался за реальность, так как это часть кухонных разговоров. Новый мир — мир выверта, подобия, через выверт реальности он и приходил.
В книге Алексиевич, как и в упоминавшемся интервью Сахарова, не то, чтобы откровенная неправда и подмена реальности. Это части правды, которые особым образом сорганизованы. Подобную манипуляцию с реальностью можно в изобилии увидеть в ее последних политических высказываниях. Правда, в них еще меньше ответственности, чем в художественном тексте. Главное бросить хлесткую фразу, которая бы изумила, запомнилась и не важно соответствует ли она действительности или нет. Например, «Мы маленькая нация, которую всегда русские уничтожали».
Допускается все что угодно, только не возвращение вспять в «совок». Для страны нет никакой альтернативы кроме «общего времени». Но это тоже не имеет никакого значения, главное, чтобы «красный человек» вновь не поднял голову, а для этого все средства хороши.
По ее мнению, проблема даже не в советском, а в русской жизни. Советское — повод, пример, тяготеющий к типичности. К этому подводит вторая часть книги: «Русская жизнь должна быть злая, ничтожная, тогда душа поднимается, она осознает, что не принадлежит этому миру… чем грязнее и кровавее, тем больше для нее простора».
Говоря во вступлении о своем отце, Алексиевич пишет: «В сороковые они из ада попали в ад». Советское, по автору, — бесконечные круги советского ада, в которых он уже перестал восприниматься как ад.
Светлана Алексиевич начала свою книги с упоминания о «ветхом человеке». Так, по сути, она и осталась в русле ветхозаветной истории и логики: «ветхий Адам» — совершил грехопадение, новый советский Адам — также в ответе за все, за любой грех. Нам не хватает совершенно другой логики — новозаветной. Логики преображения. Когда крест из орудия смерти становится символом победы над смертью. Без этой логики мы все бесконечно будем ходить по одному и тому же кругу, слагая апокрифы из кухонных разговоров да различного шума.
Манипулятор настолько плотно повязан своими выстраиваемыми схемами, что реальность, живую жизнь он уже не может адекватно воспринимать. Из нее он вычленяет лишь то, что можно подверстать под ту или иную его схему.
В свое время Михаил Горбачев хотел быть великим революционером, в этом была его страсть. Он и о перестройке говорил как о революции не только формационной, цивилизационной, но и человеческой. Вместо старого советского человека должен прийти в результате его героических действий новый человек с «новым мышлением».
Алексиевич хочет быть большим гуманистом. Она искренне верит, что достаточно эвтанировать ветхого «совка», то наступит всеобщее счастье. Для этого счастья любые средства хороши.
В конце 80-х — начале 90-х 20 века был апофеоз разделенности, проявилась подменная реальность с перевернутой системой координат. Алексиевич — вся полностью из того времени. Ее «Время секонд-хенд» — это «Перестройка и новое мышление» Михаила Сергеевича, только наоборот. Она не зовет сиреной к революционной борьбе за новое, а имитирует борьбу с образом того зла, которое она сконструировала несколько десятилетий назад и повсеместно видит его проявления — голоса утопий. Лауреат все время свидетельствует, что мы не воспользовались шансом, что мы не изменились, не направились на путь истинный, а значит, нас снова следует исправлять, цивилизовывать. Ну,… или эвтанировать. Другого не дано.
Пример Алексиевич - важное свидетельство того, что сейчас нам вновь предстоит столкнуться с буйством тех энергий разделенности, что «поураганили» в стране в то роковое время и вывернули ее наизнанку. Они требуют реванша. Будет много ложного, много подделок, много выдаваемого за доброе и хорошее, но с высунутым обезьяним языком.
