Так молила Господа Мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна Скобцова, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева (8 (20) декабря 1891, Рига – 31 марта 1945, Равенсбрюк, Германия). Она – русская поэтесса, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления – канонизирована Константинопольским Патриархатом как преподобномученица в январе 2004 года. Вот её стихи 1936 года, очень близкие мне, особенно сегодня:

* * *

Чудом Ты отверз слепой мой взор,
И за оболочкой смертной боли
С моей волей встретились в упор
Все предначертанья черной воли.

И людскую немощь покарав,
Ты открыл мне тайну злого чуда.
Господи, всегда Ты свят и прав, –
Я ли буду пред Тобой Иуда?

Но прошу – нет, даже не прошу,
Просто говорю Тебе, что нужно.
Благодать не даруй по грошу,
Не оставь пред злобой безоружной.

Дай мне много – ангельскую мощь,
Обличительную речь пророка,
В каждом деле будь мне жезл и вождь,
Солнце незакатное с Востока.

Палицей Твоею быть хочу
И громоподобною трубою.
Засвети меня, Твою свечу,
Меч, покорный и готовый к бою.

И о братьях: разве их вина,
Что они как поле битвы стали?
Выходи навстречу, сатана,
Меч мой кован из Господней стали.

«Молитва – это стихи»

Из огромного множества стихов русских поэтов, названных авторами: МОЛИТВА, я остановила внимание на этих стихах Матери Марии, может быть, и потому еще, что они менее известны, чем иные. И потому, что они не названы так, а обозначаются либо первым стихом (строчкой), либо просто «звездочками».

Мы знаем: «Молитва – это стихи». Не случайно ведь так и зовутся единицы, составляющие Библию (Ветхий завет – Песни Песней Соломона, Псалтырь; Новый завет – Откровение Св. Иоанна Богослова и все др.)

Знаем, что Отцы Церкви: Ефрем Сирин, Иоанн Златоуст, Макарий Египетский, Василий Великий, Нил Сорский, Роман Песнопевец и мн. др. – творцы высокой поэзии: молитв. Как и Ап. Павел, Св. Андрей Критский. Многие, не оставившие своих имен, но давшие высочайшие образцы Поэзии – молитв.

«Сама молитва по звучащему, организующему строю стиха – всегда поэтическое творчество, даже если этот стих не рифмован», – писал В.В. Горбунов (1924-2012), доктор исторических наук, главный научный сотрудник Исследовательского Центра «Религия в современном обществе» Института социологии РАН [1:172].

С молитвами могут быть сравнимы и образцы высокой поэзии древнерусской литературы. Так, Владимир Владимирович, настаивает, что «знаменитый плач Ярославны» из «Слова о полку Игореве» правильнее называть молитвой. Что «бессмертная поэма – это светлое утро русской культуры», она – «вполне светское произведение, но, естественно, в нем отразилось и религиозное сознание народа» [1:182].

Несомненно, что и духовная поэзия народа, творимая «каликами перехожими», паломниками, создателями эпических фольклорных произведений, как то: «О Голубиной книге», «О Егории Храбром», «Об Алексии Божьем человеке» и мн.др., близки молитвам. Мы не вправе забывать работы П.В. Киреевского, В.Г. Варенцова, П.А. Бессонова, Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, А.Н. Веселовского, А.И. Кирпичникова, Т.Г. Рождественской (старообрядческие) и других, кто собирал, издавал образцы духовной поэзии русского народа.

«По определению "Библейской энциклопедии", – писал В.А. Сапогов(1939-1996), литературовед, теоретик и историк русской литературы, – "молитва вообще есть возношение ума и сердца к Богу, являемое благоговейным словом человека к Богу"» [2:5; выделено автором – Л.В.]

«Стихи – это молитва?»

В.А. Жуковский заметил: «Поэзия – религии сестра родная…»

А.А. Блок утверждал: «Стихи – это молитва. Сначала вдохновенный поэт-апостол слагает их в божественном экстазе. И все, чему он слагает ее, – в том кроется его настоящий Бог» [3:22].

«Поэзия – это музыка души, тайный голос ее "сердечных струн"», «воплощение возвышенной мысли». «Своими чувственными, духовными началами поэзия сродни молитве», – утверждает В.В. Горбунов [1:171]. Ссылается и на строки А.С. Пушкина:

Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Да, соглашается В.А. Сапогов: « Между молитвой и лирическим стихотворением есть много общего: и молитва и поэзия – это озарение души, и молитва и поэзия, в представлении большинства поэтов, есть удаление от земной суеты и приближение к Богу». Но – «Идеальной молитвой в христианстве, считается безмолвная молитва, когда молящийся находится в состоянии полной открытости Богу» [2:6]. Вспоминает строки В. Жуковского: «Невыразимое – подвластно ль выраженью?»; Аф. Фета: «О, если б без слова сказаться душой было можно!»; Ф. Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь!»

Можем вспомнить и: Silentium!; «Нам не дано предугадать…»

Однако – «Поэзия без слов существовать не может». И потому: «Различие между молитвой и поэзией весьма значительно. Возникнув из одного источника, молитва и поэзия разошлись достаточно далеко. <…>

Душа поэта охвачена вдохновением, и это особое чувство отражается в молитве <…>

А христианская молитва должна быть тихой и "теплой" <…> Чтобы молиться, нужно освободиться от жара вдохновенья и "жажды песнопенья"» [2:7].

Он вспоминает строки М.Ю. Лермонтова:

От страшной жажды песнопенья
Пускай, Творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К Тебе я снова обращусь

«У молящегося, – продолжает В.А. Сапогов, – благоговение происходит от ощущения дистанции между ним и Богом, а поэт эту дистанцию пытается преодолеть. Истинный поэт – творец, и он ощущает себя соперником Творца <…> В древней словесности писатель "самоустранялся" из своих сочинений, боялся "самомышления", боялся впасть в гордыню тщеславия…» [2:8].

Вячеслав Александрович считает, что «ближе к молитве как раз часто оказываются стихи, в которых меньше лирического накала формального мастерства, но ощущается устремленность к Богу, твердая решимость быть верным Ему». И – «Молитва требует, чтобы обращенные к Творцу слова были простыми и правдивыми. Боязнь простых чувств и неухищренных слов может привести в поэзии к "недугу словобесия" (св. Феофан Затворник) и отсюда – к ложному образу Божию» [2:8; выделено, курсив автора – Л.В.]

Нельзя не согласиться, как и с тем, что: «даже если поэт в лирическом стихотворении, названном "Молитва", искренне и сердечно обращается к Богу, то он все равно находится в определенной зависимости от реакции на свою личность и свое творение других людей» [2:7].

Конечно, ни В.В. Горбунов, ни В.А. Сапогов не отрицают права авторов и ценности иных стихов, называемых ими «Молитва». В коротких, но ёмких статьях вспоминают, о чем просят, молят русские поэты. И – прежде всего – о вере, и о России, тем паче, – в её тяжкие дни.

И я вспоминаю: «Духовного дай хлеба!», – просит Бога Аполлон Майков, как и многие другие. Просят веры, освобождения от сомненья, умения молиться: «Ума сомненье умертви» (И. Козлов); «Да упадет завеса с глаз, / Да прочь идут сомненья муки» (А. Плещеев); «Дай умиленье мне молитвы и любви…» (П. Вяземский); «Молитвы дар – дар чудный, дар бесценный, / Замена всех непрочных благ земных» ( Е. Растопчина) и мн. др.

Однако вспоминаю и строки Ап. Григорьева:

По мере горенья
Да молится каждый
Молитвой смиренья
Иль ропотом жажды…

 «…наш "серебряный век" с его горделивыми изысками…»

Вспоминаю Федора Сологуба (Тетерникова):

Божья благость в каждой лире,
В каждом трепете стиха.

Осипа Мандельштама: «Дело христианина и дело поэта – совпадают».

Ой- ли?..

Константина Бальмонта:

О да, молитвенна душа,
И я молюсь всему.
Картина мира хороша,
Люблю и свет, и тьму.
…В воспоминаниях светло
Живут добро и зло.

И – как видится мне – куда более критичное отношение к себе, к поэзии – слова Марины Цветаевой в её Исповеди «Искусство при свете совести»:

«Что мы можем сказать о Боге? Ничего. Что мы можем сказать Богу? Все. Стихи к Богу есть молитва. И если сейчас нет молитв (кроме Рильке и тех малых сих молитв не знаю), то не потому, что нам Богу нечего сказать, и не потому, что нам этого чего некому сказать – есть что и есть кому – а потому что совести не хватает хвалить и молить Бога на том же языке, на котором мы же, веками, хвалили и молили – решительно все. Чтобы сейчас на прямую речь к Богу (молитву) отважиться, нужно либо не знать, что такое стихи, либо – забыть.

Потеря доверия.» [4:845].

И – ещё:

«Когда я при виде священника, монаха, даже сестры милосердия – неизменно – неодолимо! – опускаю глаза, я знаю, почему я их опускаю. Мой стыд при виде священника, монаха, даже сестры милосердия, мой стыд – вещ.

– Вы делаете божеское дело.

– Если мои вещи отрешают, просвещают, очищают – да, если обольщают – нет, и лучше бы мне камень повесили на шею.

А как часто в одной и той же вещи, на одной и той же странице, в одной и той же строке и отрешают и обольщают. То же сомнительное пойло, что в котле колдуньи: чего только не навалено и не наварено!» [4:846].

Увы, наверное, справедливо, хотя и очень жёстко:

«Художественное творчество в иных случаях некая атрофия совести, больше скажу: необходимая атрофия совести, тот нравственный изъян, без которого ему, искусству, не быть. Чтобы быть хорошим (не вводить в соблазн малых сих), искусству пришлось бы отказаться от доброй половины всего себя. Единственный способ искусству быть заведомо-хорошим – не быть. Оно кончится с жизнью планеты» [4:840].

И – выстраданное: «Зная большее, творю меньшее. Посему мне прощенья нет. Только с таких, как я, на Страшном суде совести и спросится. Но если есть Страшный суд слова – на нем я чиста» [4:853].

Примите же из одной из молитв Марины Цветаевой, рожденной ровно за 21 год и один день до её трагического Ухода:

Бог, внемли рабе послушной!
Цельный век мне было душно
От той кровушки-крови.

Цельный век не знаю: город
Что ли, брать какой, аль ворот
Разорвать своей рукой.

…Коль совет тебе мой дорог, –
Так, чтоб разом мне и ворот
Разорвать – и город взять –

– Ни о чем просить не стану! –
Подари честною раной
За страну мою за Русь!

В.С. Непомнящий, наш современник, доктор филологических наук, Председатель Пушкинской комиссии ИМЛИ РАН, писал о том, что главным «духовным вектором» литературы «серебряного века» стало «попирание святынь», «проклятие заветов», «осознанное поклонение "и Господу и Дьяволу" (Брюсов)». И – «пафос антиправославия, антихристианства – то откровенно агрессивного, то изысканного, искавшего способов гармонично сочетать Христа с Дионисом, то стремящегося реформировать "архаичное" православие в плане наступающей "эры Духа"; и – все это, будучи падением, принятым за свободный полет», «под знаменем духовной свободы», «расчищало "духовные" пути буйству стихии социальной». «Пафос разрушения» привел к тому, что «тонкая, рафинированная, артистическая культура» начала XX века «была растоптана теми самыми сапогами, расстреляна из тех самых "винтовочек стальных", выгнана на чужбину, загнана в лагеря и в петли...» [5:437-438].

Непомнящий пишет о возобновившейся «игре с дьяволом» в наше время «настойчивых атак» на «традиционное русское понимание культуры как служения добру и правде»; о – «"литературоцентризме", т.е. первенстве слова», ироническом: «великая русская культура», подрыве доверия к слову. О том, что и «нынешние "мастера культуры" <…> носятся с этой безграмотной, плебейской идеей насчет того, что хватит, мол, литературе (культуре) служить чему-то, что, мол, "свобода, свобода!.."»

Снова «Бог и совесть, ответственность и достоинство отступают перед наглой силой фактического положения, перед наличной судьбой…», как в «наш "серебряный век" с его горделивыми изысками и языческим поклонением "натуральной" действительности в импозантном образе "стихий"…» О «гордыне "творцов"» пишет Непомнящий, «ощущающих себя солью земли (главный, наверное, грех интеллигенции, особенно нашего века)» [6:475; курсив автора – Л.В.]

…Многое, ох, многое сегодня – не по силе, увы, нет! – но по горделивости «творцов» напоминает мне начало XX века!..

И как же не вспоминать Ап. Иоанна Богослова: «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире.» [7]

Вместо заключения

Все, без исключения, пишущие о стихах-молитвах вспоминают А.С. Пушкина, его «Отцы-пустынники…» Его СЛОВО: «И празднословия не дай душе моей».

Совершенно согласна с Вячеславом Александровичем Сапоговым: «Со строгой канонической точки зрения стихи-молитвы молитвами не являются, это скорее искание, жажда молитвы, которая может начаться с простого: с цитирования или переложения известных церковных текстов, – например, великопостной молитвы Ефрема Сирина в пушкинском "Отцы пустынники и жены непорочны…"» [2:10].

Он вспоминает и переложение А.Н. Апухтина Великого канона Андрея Критского, мы знаем и А.А. Фета «Отче наш…» (1884), ряд современных переложений духовной отечественной литературы. Среди которых, конечно же, особое место занимает стихотворный перевод со старославянского в 1998 году Юрием Кузнецовым «Слова о законе и благодати» («О законе, данном через Моисея, и о благодати и истине, явленной Христом...») Митрополита Илариона (1038 г.)

Осмеливаюсь предложить вниманию благосклонных читателей мои переложения двух Молитв.

24 октября Русский Православный мир отметил Собор преподобных Оптинских старцев – церковное празднование памяти преподобных старцев Оптинских. А 4 ноября – Празднование Казанской иконе Божией Матери (в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 г.)

октябрь 2015, Одесса.

Людмила Владимирова, к.м.н., член Союза писателей России (Одесса)

Примечания:

1. Горбунов В. Духовные истоки поэзии. // Молитвы русских поэтов. – М.: Фонд им. И.Д. Сытина, 2000. – С. 171-196.
2. Сапогов В.А. Поэзия и молитва. // Молитва поэта. – Псков. Сельцо Михайловское., 1999. – С. 5-10.
3. Блок А. Набросок статьи о русской поэзии. // Александр Блок. Собрание сочинений в восьми томах. – Т. 7. – М.- Л.: ГИХЛ, 1963. – С. 21-37.
4. Цветаева М. Искусство при свете совести. // Марина Цветаева. Полное собрание поэзии, прозы, драматургии в одном томе. – М.: АЛЬФА-КНИГА, 2009. – С. 836-853.
5. Непомнящий В.С. Поэт и толпа. // В. Непомнящий. Пушкин. Русская картина мира. – М.: «Наследие», 1999. – С. 412-443.
6. Непомнящий В.С. Удерживающий теперь. Феномен Пушкина и исторический жребий России. К проблеме целостной концепции русской культуры. // В. Непомнящий. Пушкин. Русская картина мира. – М.: «Наследие», 1999. – С. 443-495.
7. Новый Завет. Первое соборное послание Святого Апостола Иоанна Богослова. Глава 4, ст. 1.

МОЛИТВА ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ

Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне настоящий день, дай всецело предаться Воле Твоей Святой.

На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня.

Какое бы я ни получил известие в течение дня, научи принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все Святая Воля Твоя!

Во всех моих делах и словах руководи моими мыслями и чувствами! Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой!

Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не огорчая, никого не смущая!

Господи, дай силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение его! Руководи моею волею и научи меня молиться, надеяться, верить, любить, терпеть и прощать! Аминь!

* * *

Господи, дай мне с душевным спокойствием
все встретить, что несет день наступающий,
дай в Святой Воле Твоей быть всецело,
всякий час дня поддержи и наставь.

Какое б ни получил я известие
в теченье дня, их принять научи меня
с душой спокойною, твердою верою:
на все Святая Воля Твоя!

Во всех делах и словах моих, Господи,
руководи моим чувством и мыслями,
не дай забыть в непредвиденных случаях,
что все ниспослано только Тобой!

Ты научи меня прямо и с разумом
действовать с каждым из членов семьи моей,
не огорчая никак, не смущая
ничем и – никого, никого!

Господи, силу дай дня настоящего
все утомление и все события
перенести. Управляй моей волею
и научи меня самому главному:

молиться, надеяться, верить, любить,
терпеть и прощать! Аминь!

Переложение Л. Владимировой, январь 2001

МОЛИТВА КО ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЕ ПРЕД ИКОНОЮ ЕЕ, ИМЕНУЕМОЙ «КАЗАНСКАЯ»

О, Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Со страхом, верою и любовию припадающе пред честною иконою Твоею, молим Тя: не отврати лица Твоего от прибегающих к Тебе.

Умоли, милосердная Мати, Сына Твоего и Бога Нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранит мирну страну нашу.

Церковь Свою святую да незыблему соблюдет от неверия, ересей и раскола. Не имамы бо иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево: Ты еси всесильная христиан Помощница и Заступница.

Избави всех с верою Тебе молящихся от падений греховных, от навета злых человек, от всяких искушений, скорбей, бед и от напрасныя смерти.

Даруй нам дух сокрушения, смирение сердца, чистоту помышлений, исправление греховныя жизни и оставление прегрешений, да вси благодарне воспевающе величия Твоя, сподобимся Небеснаго Царствия и тамо со всеми святыми прославим Пречесное и Великолепое имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

ПРЕД ИКОНОЙ «КАЗАНСКОЙ БОГОРОДИЦЫ»

Предстою пред иконой родимою,
Пред «Казанской», шепчу: «Богородице!
Госпоже Пресвятая, Владычице,
не отринь нас, к тебе прибегающих,
и со страхом, любовью и верою
пред честною иконой клонящихся.

Милосердная Мати Заступнице,
умоли Сына, Господа нашего:
да хранит в мире наше Отечество!

Свою Церковь святую  незыблемой
соблюдет от неверья и ересей,
от раскола. Нам нет иной помощи,
нет надежд, только Дева Пречистая!
Христианам одна Ты, Всесильная,
и Помощница, и Заступница.

Ты избави всех, с верой молящихся,
от падений во грех, от наветов злых,
ото всех искушений, скорбей и бед,
и от смерти напрасной избави нас.

О, даруй грешным дух сокрушения
и смирение сердца тоскующим,
исправленье грехов, чистых помыслов.
И да все, благодарно величия
воспевая Твоя, мы сподобимся
Царства Светлого, Царства Небеснаго,
со святыми там имя прославим мы
Пречесное, Великолепое
Отца, Сына и Духа Святаго.
Аминь.

Переложение Л. Владимировой, март 2001