Петр ТКАЧЕНКО. Слово о друге-писателе.

“МНЕ НЕ БЫЛ ЭТОТ ВЕК НИ РАЕМ, НИ ТЮРЬМОЙ…”

Писатели в России живут неприметно. Так же незаметно они и уходят… Особенно теперь, когда, что уж тут скрывать, культура и, литература в частности, изымается из общественного сознания, подменяется там, что ею не является, пресекается дух народный и человеческий. И кто убедит меня в том, что совершается это по неким неотвратимым законам бытия, а не из лукавого умысла, если, как писал Лев Гумилев, “покорение души народа предваряет покорение страны”…

Но вместе с тем поэты так же незримо остаются в памяти и сознании, в душах людей, так как затрагивают такие стороны жизни, такие струны души, которые никем кроме них затронуты быть не могут…

Истинный художник живет и работает, не сообразуясь с сомнительным “спросом”. Не “рынок”, и не “рейтинги продаж” являются для него критерием ценности вещей этого мира. У него иная миссия и иное призвание. Не бесстрастно показать безобразия, не то, до какой низости может пасть человек, но до каких духовных высот он может подняться. Пока нестойкие и суетные, впавшие в соблазны авторы фиглярствуют, он всей жизнью своей продолжает и оберегает духовную преемственность, ибо дело его всегда, во все времена не сиюминутное.

Поэт Юрий Беличенко занимал свое истинное не заемное место в современной литературе. Человек высокой культуры и обширного образования, он вместе с тем был офицером. Поэт в погонах, причем, прежде всего поэт - это уникальное явление, может быть, только в России и возможное. Не певец темы, в свое время почетной, а теперь гонимой, не трубадур патриотизма, коим несть числа, но человек военный по самой своей сути, наделенный недюжинным поэтическим дарованием, не знающий ложного противопоставления: служба или поэтическое творчество:

Когда тревога вставит ногу в стремя,

И, убывая, загорится время.

И мы пойдем, сминая зеленя,

За танками, надев противогазы,

На жизнь и смерть по голосу приказа, -

Любовь моя, не покидай меня!

Он принадлежал к тому поколению, детство которого совпало с Великой войной, отцы которого в большинстве своем полегли на ее фронтах. О, это совсем иные люди, чем те, родившиеся даже сразу после Великой Отечественной. Удивительно и то, что это поколение и его поэты, выросшие в советское время, в нем творившие, ценя свой век, вместе с тем, оказались чуждыми его ортодоксии и демагогии. Они вели свое родство не от тех, кто “в пыльных шлемах”, хотя почитали и их, но от русского воинства и офицерства позапрошлого века, когда офицер и поэт были, чуть ли не синонимами. Нет, это не было простой романтизацией, лишь потому, что прошлое - всегда трепетно - мило, но именно духовной преемственностью. Отсюда их постоянное обращение к тем временам, как в стихотворении “На Севастопольском братском морском кладбище”:

Стою у могил и за ходом часов не слежу,

Пульсирует туя своей ароматною кровью…

Поручик Ермилов, простите, но я посижу,

Усталый прохожий, на каменном вашем

надгробье.

…Поручик Ермилов, мы знаем, что времени - нет.

Меняются люди, столетия камень листают,

Но та же звезда проливает на кладбище свет,

И та же трава сквозь армейский погон прорастает.

Юрий Бкличенко за долгие годы творчества выпустил много поэтических книг - “Время ясеня”, “На гончарном круге”, “Зов чести”, “Полынь зацвела” и другие, - но итоговой книгой стало исследование о жизни и творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова “Лета Лермонтова” /М, 2001 г./, над которой он работал многие годы,- попытка разгадать загадку его поэзии и тайну его гибели. И это его обращение к личности Лермонтова тоже ведь было далеко не случайным, так как Лермонтова невозможно понять в полной мере, не помня о том, что он был офицером. Поразительно, что совсем недавно написанное поэтом о Лермонтове теперь относится и к нему самому: “Люди, обитавшие рядом, в большинстве своем, не обращали особого внимания на подробности этой жизни не видя и не находя в том никакой видимой нужды. Они считали ее обычной, в каких-то деталях подобной своей собственной, иные даже нелепой и вздорной, но уж никак не замечательной. И причина не столько в том, что Лермонтов был скрытен и мало кого допускал в духовные свои заповедники, сколько в устройстве души, слуха и зрения всего поколения, пустоту которого он разглядел и изобразил лучше других”.

Несмотря на нынешние трудности в издании книг такого рода, он успел ее выпустить. Он все успел в своей жизни, ничего не оставив на потом, не завершенным. А, может быть, это только так кажется при виде личности цельной, в судьбе которой не было ничего случайного. Он и ушел от нас именно так, как мыслил и даже говорил: с отпеванием в храме Иоанна Предтечи, что на Красной Пресне, в кругу родных и преданных друзей, знавших истинный масштаб его дарования. Смиренно спокоен, в полковничьем мундире цвета морской волны уже …упраздненном. Уходил, кажется, без сожаления из жизни, где отменяются-переменяются ордена и мундиры, а вместе с ними и честь, но где не отменяемыми остаются страдания и радость, боль и любовь, и сама смерть. Да еще слово, живущее по своим, от него уже не зависящим законам…

Последняя книга стихотворений Юрия Беличенко “Арба” (АО “Московские учебники”, 2002 г.) вышла перед самой его кончиной, в которую вошли и последние стихи, стихи беспощадные и жесткие:

Время убийц, ощущаемых каждой спиной,

Время, когда, неразумные души калеча,

Сленг иноземный срастается с феней блатной,

Чтоб мародерствовать в русской болеющей речи.

Старых знамен и орлов геральдический бред.

Странных законов почти несваримая брашна

Время солдат, у которых Отечества нет.

Время наград, удостоиться коими страшно.

Весь трагизм этих строк, может быть, и понятен в полной мере человеку военному, то есть подневольному. А за ними стоит то, что незримо, под бравурные декларации о демократии, скосило тысячи человеческих жизней.

Не потому, что в таких случаях следует говорить лишь слова возвышенные, а потому, что так оно и есть: Юрий Беличенко был одним из интереснейших и крупнейших поэтов миновавшего века. Просто, в силу обстоятельств, своей воинской службы и свойств характера, он не был на виду. А потом наступили времена “нелитературные”, когда была опрокинута система не только эстетических, но и просто человеческих ценностей:

…Да у костра, приподнимая веки,

Несбывшееся пламя вороша,

Уже, казалось, сгинувший навеки,

Какой-то голос слушает душа.

Я узнаю его прикосновенье,

Его язык основы неземной.

В часы войны и в дни отдохновенья

Он иногда носился надо мной.

В своем быту, лукавом и нелепом,

Страстями окаянными палим,

Я ждал его. И как голодный хлебом

Среди пустыни насыщался им.

Он снова хочет в душу попроситься.

Я рад ему. Но выпал век иной -

И что ему, беззвучному носиться

Над этою оглохшею страной?!

Еще во мне безумствует и дышит

Живая искра Божьего тепла.

Еще б сказал - но кто меня услышит?

Еще бы жил - но жизнь уже прошла.

У нас как-то сложилось стереотипное восприятие поэта, как неустроенного, непрактичного и неприкаянного чудака, витающего в неких эмпиреях. Ничего подобного не было в личности и творчестве Юрия Беличенко. Здравомыслие, глубину проникновения в суть вещей он счастливо сочетал с поэтическим восприятием мира. Может быть, так его вышколила газетная работа. Ведь двадцать пять лет жизни он отдал работе в газете “Красная звезда”. И, кстати, дорожил газетной работой не менее, чем собственно поэтическим творчеством. Это знаю уж точно по пятилетней совместной работе с ним в отделе литературы и искусства газеты.

Теперь, когда в шестьдесят три года его не стало, есть все основания подумать о том, чтобы учредить литературную премию газеты “Красная звезда” имени Юрия Беличенко. Ведь никто из литераторов его уровня так долго и плодотворно в центральной военной газете не работал… И потом, поэта в погонах, человека военного такого дарования в обозримом прошлом у нас не было, нет и теперь…

Он трепетно относился к своей малой родине - Кубани, ежегодно приезжал к маме Валентине Ивановне в Крымск. Когда матери не стало, трагически переживал расставание с родиной, с материнской могилой и хатой… Теперь он мог побывать в родном краю разве что только в стихах, в полной мере познав, что, как он сам писал, “перемена мест опасней и больней переливанья крови”…

С истинными поэтами после их смерти происходит чудо: многие их строки вдруг приобретают значение пророчества. Так происходит теперь и со стихами Юрия Беличенко:

Мне не был этот век ни раем, ни тюрьмой.

Я сам его будил и веком был разбужен.

Ты, может, исполни, далекий правнук мой,

Но это все вранье, что я тебе не нужен!