Олег СОЧАЛИН. Платок
Рассказ
Снег валил всю ночь. Лишь под утро снегопад стих, и только едва заметные снежинки ещё медленно кружили вниз, словно выбирая место, где бы поудобнее прилечь. Холодало.
Людмила Степановна стояла у окна и смотрела в начинающее светлеть небо, будто искала там ответ на какой-то очень важный для себя вопрос. Опустив уставшие глаза, она увидела своё отражение в оконном стекле, и ей на секунду показалось, что снег непостижимым образом проник через это стекло в её квартиру, припорошил ей волосы, плечи, попал на ресницы и, растаяв, затуманил её небесно-голубые глаза. Поёжившись от холода и кутаясь в белый пуховый платок, Людмила Степановна подошла к плите и зажгла газ. Ярко-голубые язычки пламени громко зашипели, радуясь свободе.
«К обеду совсем распогодится и вылет разрешат. Сегодня Игорёк точно будет прыгать. Господи, спаси и сохрани. Два раза уже вылет отменяли, вот бы и сегодня… Нет Сегодня наверняка полетят», – думала Людмила Степановна, глядя на огонь. С тех пор, как её единственный сын Игорь стал испытателем парашютных систем, для Людмилы Степановны не было хорошей или плохой погоды, была только нелётная и лётная.
Свой первый прыжок Игорь совершил ещё в армии, и он никогда не забудет тот день. Не забудет, как каменело его тело, кружилась голова, и замирало сердце перед шагом из самолёта в пустоту. Несколько секунд свободного падения, тугой ветер, бьющий в лицо, резкий рывок раскрывающегося парашюта, динамический удар… Ему больше не хотелось ходить по земле, он понял, что может быть счастлив только в воздухе, в честном поединке один на один со стихией. Матери, конечно, не нравилась профессия сына, но она уважала его выбор и препятствовать не стала, лишь взяла с него обещание, которое Игорь теперь собирался нарушить.
Всё началось со смерти Ивана Григорьевича, деда Игоря по материнской линии. Поминки прошли тихо. Пришли только самые близкие друзья и родственники. Стол занимал почти всю душную и тесную комнату. Отец Игоря, Александр Иванович, изрядно выпив, пошёл на лестничную площадку покурить. Мать попросила Игоря за ним присмотреть, и он вышел вслед за отцом.
– А-а-а… Сынок! – Александр Иванович расплылся в улыбке. Ему хотелось сказать сыну что-то тёплое, ободряющее, просто поговорить по душам, но он не находил слов.
– Да-а-а… Игорёк. Вот так вот… – после долгой паузы начал Александр Иванович и снова замолчал. Игорь лишь улыбнулся.
– Хороший мужик был Иван Григорич. Добрый… Он и тебе жизнь, кстати, спас…
– Что?
Александр Иванович обрадовался, что заинтересовал сына и продолжил.
– Ты только на мать не серчай и вида не показывай, что знаешь. Я тебе так, по секрету. Она ведь тебя чуть в роддоме не оставила.
– Да быть не может! Мать не могла так…
– Игорёха, в жизни и не такое может быть. Ты молодой ещё. И мать не вини. Она одна рожала. Я тогда в командировке в Казахстане был. Роды у ней затяжные были. И родился ты больным каким-то. Температура высокая несколько дней держалась. Никто не мог понять, что с тобой. Все врачи на тебе крест поставили. Мать убеждали, что ты не жилец, она и поверила. Хорошо дед вовремя об этом узнал. Он тогда в роддом пришёл и сказал: «Я уже всем рассказал, что у меня внук родился! Я уже имя ему придумал – Игорь! Никому его не отдам! Выздоровеет. Никуда не денется». А на следующий день у тебя и правда температура спала.
Игорь молча смотрел на отца и не хотел верить его словам. «Неужели я мог никогда не увидеть неба? Неужели мать могла лишить меня жизни, едва мне её подарив?»
Войдя в квартиру, Игорь хотел сразу с порога спросить у матери, правду ли ему рассказал отец. Мать подняла на него заплаканные глаза. За последние несколько дней она заметно постарела. Мамочка, его любимая мамочка, всегда такая заботливая и ласковая вдруг стала для Игоря чужой некрасивой старухой. Не говоря ни слова, Игорь ушёл к себе в общежитие.
На следующее утро отец не помнил их разговор, а Игорь так не смог забыть. Как теперь разговаривать с матерью? Как можно теперь её обнять и ласково назвать мамочкой? Как, когда больше нет любви? Когда не можешь её простить? Пусть после родов она была слаба. Пусть на неё надавили. От этого не легче. Она не должна была сомневаться. Должна была верить в лучшее, верить, чтобы спасти его, как верил дед. Она не смогла! Она сдалась! В ней не было веры. Твёрдой веры. Если бы не дед…
Как теперь разговаривать с матерью? Она же сразу почувствует, что что-то не так. Как её простить? Где взять сил? Что теперь делать? Что делать?
Игорь стоял в ванной перед зеркалом и, рассматривая своё отражение, пытался найти сходство с матерью, чтобы как-то зацепиться за это внешнее сходство и нащупать хоть какую-то связь между ними, вновь почувствовать родство с матерью, почувствовать прежнюю любовь к ней, прежнюю нежность, но ничего не получалось. Умывшись, он взглянул на часы и торопливо начал бриться. Почти закончив, Игорь вдруг сделал резкое движение и порезался.
– Чёрт! – из ранки на подбородке потекла кровь.
Порывшись в кармане, Игорь достал платок, но вместо того, чтобы приложить его к лицу начал его рассматривать, словно удивляясь, как этот предмет оказался в его кармане. Он как будто впервые видел этот кусочек белой ткани, обрамлённый каймой из золотистых ниток. Игорь машинально начал читать буквы, вышитые матерью на платке.
Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водвориться.
Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище моё,
Бог мой, и уповаю на Него.
Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна…
Игорь всегда прерывался на этом месте и никогда не дочитывал молитву до конца, считая язык, на котором она написана, слишком сложным. Он даже не знал слов, которыми молитва заканчивалась. Этот платок подарила ему мать и взяла с сына обещание всегда класть его в карман лётной куртки или брюк.
– Мне больше не нужна твоя забота!
Через десять минут Игорь вышел из общежития, чтобы направиться на аэродром. Платок, подаренный матерью, с бережно вышитыми словами молитвы «Живые помощи», запачканный пятнышками запёкшейся крови лежал в корзине для грязного белья.
* * *
Игорь шёл привычной дорогой по липовой аллее от проходной к аэродрому. Он знал, что деревья, провожавшие его, были посажены ещё первыми лётчиками-испытателями. Он знал об этом, но никогда не замечал, как красивы эти деревья. Воротник его лётной куртки неприятно натирал шею. Игорь пытался сосчитать сколько же раз он проходил вдоль этих деревьев. А сколько раз ему ещё предстоит их увидеть? И придётся ли ему их увидеть ещё хоть раз? Подобные мысли не допустимы перед прыжком, но Игорь ничего не мог с собой поделать. Совсем недавно умер любимый дедушка, а ещё он узнал о предательстве матери, которое до сих пор не мог простить. Как могла эта женщина предать его? Как она могла сомневаться?
В жизни парашютиста-испытателя нет места сомнениям, но человек – это всего лишь человек, он не может не размышлять и не сомневаться. Рано или поздно он задаёт себе вопрос: «Зачем я? Почему всё так, а не иначе?» Для неба это слишком тяжёлые вопросы, они тянут к Земле страшнее, чем сила притяжения.
После похорон деда Игорь взял недельный отпуск, чтобы привести свои мысли в порядок. Это была ошибка. Он слишком долго был на Земле, наедине со своими мыслями. Небо могло почуять измену, а небо не прощает измен.
Испытание парашюта из экспериментальной ткани должно было стать для Игоря первым после отпуска. Но из-за погодных условий прыжок уже два раза откладывался. Подобные отсрочки, обычно, раздражали Игоря, но теперь, к своему удивлению, он был им рад. Он не хотел испытывать этот парашют, как будто что-то чувствовал.
Опытный врач на обязательном перед прыжком медосмотре сразу заметил во взгляде Игоря какую-то тревогу и растерянность. С таким взглядом нельзя подниматься в небо даже опытному парашютисту. Но все объективные показатели (давление, пульс, температура) у Игоря были в норме, и врач обязан был разрешить прыжок.
– Может быть, есть какие-то жалобы?
– Нет.
– Точно?
– Точнее не бывает, док.
Больше врач ничем не мог помочь Игорю. А Игорь никогда ни на что не жаловался. Не имел такой привычки. Да и на что жаловаться? На то, что никак не может забыть дедовы поминки? Не может забыть разговор с отцом на лестничной площадке? Бред! Об этом не говорят вслух.
Выходя из кабинета доктора, Игорь уже был внешне спокоен, но его внутреннее равновесие было нарушено. Теперь ему не за чем было возвращаться на землю.
После каждого прыжка, при первой возможности, он бежал к телефону: «Мама! Мамочка! Не волнуйся, родная! У меня всё хорошо!»
Кому теперь звонить? Для кого возвращаться?
Игорь сидел в самолёте и думал о матери. Спокойный голос лётчика вернул его в реальность.
– Игорёк, ты сегодня осторожней. Сегодня болтанка сильная.
– Справлюсь, Михалыч! Не боись!
Самолёт уже набрал заданную высоту. Прыжок с высоты восемьсот метров, что может быть проще? Он уже много раз выполнял подобные прыжки. Всегда был цел и невредим. Ни одного синяка, ни одной царапинки. Всегда чёткое приземление. Разве сегодня может быть иначе?
Лётчик строго взял курс по наземным ориентирам. Точная, заданная скорость, высота. Никаких резких изменений. Всё чётко.
Игорь шагнул в бездну. Его голова завращалась по малому кругу, ноги по большому, раскручиваясь всё быстрее и быстрее, словно юла. Он попал в штопор.
Игорь оставался хладнокровен. Он даже был рад, что попал в штопор. Он хотел себя испытать. Он хотел доказать себе, что несмотря ни на что остаётся настоящим испытателем, мужчиной...
Игорь свернулся в комок, подогнул ноги, убрал руки. Вращение ускорилось. Игорь резко выпрямился, разбросал руки в стороны. Ему удалось перевернуться лицом вниз и распластаться. Он вышел из штопора.
Довольный собой, он дёрнул кольцо, но не почувствовал резкого рывка раскрывающегося парашюта. Что? Что случилось?
Почему он? Почему именно сейчас? Это не правильно! Этого не может быть! Разве могло это случиться с ним? Разве может он умереть? Как же так? Ему ведь только двадцать пять.
Игорю страшно захотелось жить! Он совсем не хотел умирать, но обледенелый бетон взлётной полосы неумолимо приближался. Ещё чуть-чуть и на нём будет лежать труп молодого красивого парня, который столько сил отдал ради спасения других, незнакомых ему людей, так же как и он, одержимых небом. Но найдётся ли сейчас человек способный спасти его самого? Есть ли такой человек на Земле?
Вдруг в памяти Игоря возникли слышанные или прочитанные когда-то слова. Откуда они? Откуда он их знает?
Ог твоего креста, и сохрани мя от всякого зла.
Ади мя, Господи, силою честнаго и животворящаго твоего креста,
И сохрани мя от всякого зла.
Мама!
Внезапно Игорь почувствовал резкий рывок раскрывающегося парашюта. Но было уже поздно. До земли слишком близко. Парашют уже не спасёт. Смягчит падение, но недостаточно.
Взлётная полоса приближалась всё с той же неумолимой быстротой. Вдруг Игорю показалось, что внизу стоит его мать. Она сняла с себя пуховый платок и за два конца выбросила перед собой. Игорь зажмурился и упал на него.
Игорь лежал на огромном снежном отвале, который образовался за те несколько месяцев, что уборочная машина чистила взлётную полосу. Мигая красным огоньком, к нему спешила «скорая». Игорь, лёжа в снегу, пытался понять – цел ли позвоночник. Вдруг он почувствовал резкую боль в правом бедре. Такую сладкую и приятную боль, означающую только одно – он жив, он будет жить.
Игорь уже не увидел огоньков спешащей к нему «скорой», теряя сознание, он лишь успел подумать: «Мама! Мамочка! Не волнуйся, родная! У меня всё хорошо!»
