Екатерина ГЛУШИК. Брат мой

Рассказ

Памяти моего брата Валерия Фёдоровича Глушика

Над домами – воздушный змей. Белое полотно, с полосами крест-накрест, как окна в домах во время войны, которые я видела в кино. Змей взвивается, затем идёт вниз, цветные ленты, словно еле поспевают за ним, играя в догонялки. Восторженно смотрю на змея и даже горжусь, потому что узнаю в трепыхающихся лентах свои банты! Это брат Валерка сегодня довольно бесцеремонно взял мои ярко-голубые сокровища, лежавшие на этажерке, бросив на ходу: «Вечером отдам». Зачем мальчишке, совсем большому, который уже даже работает на заводе, мои бантики? И вот мои ленточки, которые мне подарила тётя Нюра «под цвет глаз», гонятся за воздушным змеем!

Группа мальчишек, запустивших змея, стоят, задрав головы, на пустыре, служащем и местом для игр и для футбольных схваток «двор на двор», а то и «подъезд на подъезд», ведь в доме полно детворы самых разных возрастов! Заводилой в играх часто выступает именно мой брат Валерка – высокий, статный, сильный красивый мальчишка, который уже закончил 7 классов и пошёл в ФЗУ при заводе. Школу он еле-еле окончил, его чуть не оставили на второй год. Мама упросила выдать ему аттестат, потому что тянуть семерых на своих плечах маме, овдовевшей 4 года назад, тяжело. Старший брат Вовка уже работал, и вот помогать семье должен и второй из братьев – Валерка, который получил двойку за год по истории. И никак не хотел пересдавать, потому что по истории всё неправильно учат, и он излагал свой вариант истории, своё видение. А оно у него есть. Валерка читает столько много книг! Он умён до гениальности! Но в учёбе – разгильдяй, как говорит мама, хотя мог бы быть отличником. Если бы немного постарался. Он знает обо всём на свете! Умеет играть во все игры! И рисует так здорово, что ему в училище даже доверили нарисовать плакат с портретом Ленина. А Ленина разрешают рисовать не всем, как заявил дядя Коля Вылегжанин, сосед с пятого этажа, который очень любит нашего Валерку за его удивительный нрав, сочетающий полную независимость и абсолютное рабство в дружбе! Если он с кем-то дружит, то нет ни ночи, ни дня, ни усталости – всё для друга! «За други своя» – и на плаху! Вот кто в действительности отдаёт последнюю рубашку. Не готов отдать, а именно отдаёт. И это своё качество он сохранял всю свою жизнь. Как и свой свободный, буйный, преданный, непреклонный, бескорыстный нрав. Может быть, именно в нём, в моём брате, сохранилась последняя русская удаль молодецкая в эталонном виде. Мой брат Валера – поистине удалой молодец! Хоть картину с него пиши, хоть былину слагай.

…В доме – водяные титаны для нагрева горячей воды, и даже совсем недавно, хотя я этого не помню, были печи для готовки на кухнях. От печки остался только дымоход с чугунной заслонкой и прибитый лист железа на полу: если из печки упадут головёшки, чтобы пол не загорелся. И Валерка, как и Вовка, всем соседям помогал пилить и колоть дрова, таскать их в подвал, где для каждой квартиры есть кладовки именно под дрова. Но Вова уже работает, и у него не всегда есть время. А вот Валерку даже звать не надо. Если кому-то во двор привезли дрова – он сам спрашивал, не надо ли помочь, созывал и других мальчишек, и за день любая гора дров превращалась в поленницу в кладовке. В благодарность хозяева покупали лимонад, пряники, угощали помощников, накрыв во дворе стол, за которым то и дело играли в домино мужики.

Но вот змей летает, я им любуюсь, горжусь своими бантиками. А вечером мама будет выговаривать Валерке, что он утащил у неё белые нитки № 10 – прочные, необходимые ей для пошива светлой куртки. Про банты маме никто не скажет, чтобы не расстраивать и не навлекать на Валерку дополнительное недовольство, и ленточки ко мне вернутся. Правда, не вечером, и все в клее.

Валерке часто достаётся. Ну, как достаётся: мама строго пожурит. Но для нас и это – непереносимо строгое наказание. Мама сердится! Мама огорчается! И до конца её жизни наказание для нас – огорчить маму.

Достаётся брату всегда по делу, но он парадоксально при этом всегда прав, потому что, с одной стороны, нельзя у младшей сестрёнки забирать единственные ленточки для бантов и нитки у мамы, когда в семье на счету каждая копейка. Но с другой стороны – какая радость для всей округи – воздушный змей, которого он смастерил так здорово, что тот высоко-высоко парил и выделывал такие пируэты, что и птицы завидовали.

Или он привёл домой собачонку – помесь овчарки с дворнягой. В небольшой квартире и без того совсем мало места для восьми человек, а тут ещё и собака, которую брат авторитарно поместил в коридоре, постелив ей половик и грозно приказав: «Место, Рекс!». Рекс – потешный кутёнок, который лез ко всем целоваться, сел на половик и тут же оставил лужу – от страха, как со смехом прокомментировали мальчишки, пришедшие посмотреть на новоселье охотничьего пса, как его аттестовал брат.

Какая уж в таких условиях собака! И мама это недовольно сказала Валерке, добавив: «Он же вырастет большим, ему и мясо надо будет!»

А мясо и мы себе можем позволить только по о-очень большим праздникам. Всё правильно. Но разве Валерка пройдёт мимо дрожащего собачонка? И разве мама всё-таки не разрешит оставить собаку у себя? А уже изрядно подросшего пса пришлось всё-таки увезти в деревню к каким-то знакомым, и Валерка гордился тем, что Рекс всю свою собачью жизнь считал именно его, Валеру, своим хозяином. И бросался к нему с визгом и радостным лаем, когда брат приезжал в деревню, иногда именно для того, чтобы встретить эту собачью абсолютную преданность и любовь.

У нас дома была самая удобная скалка, какую только можно придумать. А придумал такую скалку мой брат Валера. В нашей семье стряпня даже не укоренившаяся семейная традиция, а образ жизни. Мы всей семьёй собирались и стряпали пельмени, сопровождая это действо разговорами и шутками. По выходным мама обязательно ставила тесто и пекла пироги, ватрушки, шаньги, рулеты. Среди недели жарились пироги или чебуреки. И скалка была в самом активном ходу. С закруглениями-набалдашниками по краям, ручки, плавной волной переходящие в «тело» скалки. Гладкая, как стекло, руки ходили по ней, как по палке, какой раскатывают сочни для пиццы. И в то же время при желании ты чётко мог фиксировать положение рук. Она была по размеру и детским ручкам, и мужским ручищам. Эту скалку выпилил, потом выстругал, потом зачистил наждачной бумагой брат на уроке труда, ещё пятиклассником. Тогда во дворе школы ураганом свалило дерево. Учитель со старшеклассниками распилили его на чурки, которые были принесены в школьную мастерскую. И трудовик предложил ученикам смастерить каждому, что захочет. Кто кораблик, что круг-подставку под чайник. А Валера изготовил скалку и толкушку. Принёс и подарил маме. И до конца жизни эти «инструменты», да ещё швейная машинка «Зингер», были самыми востребованными мамиными инструментами, орудиями домашнего труда.

Какая гордость была у нас, когда Валера, к тому времени уже шофёр 2 класса, пошёл в армию и сразу стал ефрейтором! А потом и сержантом! Как мы смеялись, когда он описывал, как ему перед всем строем вручали солдатские сапоги – 48 размера. Не по уставу он первые дни после призыва ходил в ботинках, в которых в армию и ушёл. Сапоги ему специально заказывали.

А как ему шла солдатская форма: вот он в шапке-ушанке набекрень – франт! Вот он, подпоясанный солдатским ремнём с надраенной пряжкой, в пилотке, заломленной на затылок. И нет ни одной фотографии, где он бы не улыбался широкой открытой улыбкой.

Из армии он пришёл ещё более возмужавшим! И если где-то за правое дело надо было кому-то «мылить лобовое стекло», то в его силовой поддержке можно было не сомневаться. И если кто-то из парней со двора или его друзей бежал, крича «Валера, Валера!», то у нас сердце сжималось, ведь порой после таких «вылазок» он приходил то в разорванной рубахе, то с синяками и ссадинами. А брат выскакивал на улицу и на ходу «вникал в суть вопроса».

Не было ничего в доме, да и в домашнем хозяйстве вообще, что он не смог бы починить, смастерить, улучшить. Электрика, мебель… Мог поставить дом от фундамента до «конька» на крыше, выпилить наличники, сложить печь в бане, покрасить, поклеить. Мог и ставил дома. Просто так – друзьям, коллегам.

В нашей новой квартире своими руками смастерил кухонный гарнитур, великолепный гардероб в прихожую, под свои и своего сына два с лишним метров роста соорудил кровати.

Диван-уголок на кухню, тумбочки, табуреты, скамеечки. Говорят, лучшие повара – мужчины. Не про всех скажу. Про брата – скажу. Готовил всё! Супы, пироги, отбивные, котлеты, плов. Просто покупал продукты и готовил! Ничему нигде не учился специально. Была хватка! На все работы и труды. Но никакой хватки на самое востребованное ныне занятие – делание денег. Даже об оплате своего труда стыдился заикаться. «Да ладно!»– только рукой махнёт, когда в очередной раз его, подрядив на какую-то работу, «прокатят», рассказав слёзную историю, что денег в кассе нет, или что семья заказчика «дачи под ключ» сильно нуждается.

А какое остроумие! Не травил байки или пересказывал анекдоты, а именно шутил. Шутки рождались при тебе и были столь изящны! Тончайший юмор, с пониманием уместности шутки. Записывать надо было.

Водитель на многотонной машине, исколесивший всю страну, в каких только передрягах ни побывавший, он ни разу при ком-либо из нас, семьи, не произнёс ни одного бранного слова. Крепких словечек отпустил немало. Крепких, но не грязных.

Ушёл из жизни молодым глупо – опять же из-за своего характера. Не обращался к врачам никогда, на больничном, пожалуй, ни разу в жизни не был, стеснялся: в больницах вон какие больные, старики да старухи, а я что пойду время у врачей отнимать? Сердце болит? Пройдёт. Не прошло.

И он ушёл. Брат мой. Лучший на свете мастер на все руки, лучший на свете друг, лучший на свете брат.