Андрей ТИМОФЕЕВ. «Сын человеческий» как зеркало современной литературы

О рассказе Дмитрия Филиппова

Я всегда очень ценил талантливого петербургского прозаика Дмитрия Филиппова (http://www.rospisatel.ru/filippov1.htm ) и считал его одним из самых одарённых и зрелых авторов своего поколения. Но его рассказ «Сын человеческий» я долго не мог принять. Мне виделось в этом рассказе глубокое кощунство, гораздо более страшное, чем десяток самых грязных ругательств. И ведь действительно – настойчиво следуя за библейским сюжетом Рождества, подбирая соответствующим образом и события, и имена героев, автор лишь раз допускает существенное отклонение от евангельских событий – но какое! Чудо непорочного зачатия в рассказе «Сын человеческий» превращается в неловкое совокупление на берегу реки с крепким щетинистым мужиком Григорием, чьё имя прямо намекает на архангела Гавриила. Нет, я никак не мог смириться с этим внутренним кощунством, низведением библейской истории не просто с небес, на землю, а куда-то в глубокую преисподнюю. И потому мне хотелось просто забыть о существовании этого рассказа, как о случайной ошибке автора.

Но проходило время, и я стал понимать, что раз уж рассказ написан, значит, о нём нельзя просто забыть. Значит, он выражает что-то важное в самом авторе, а может, и во всей современной литературе.

Да, мне, как критику, очень бы хотелось, чтобы молодые современные прозаики шли в глубину человека, вели напряжённые поиски в духовно-нравственной сфере, говорили о том, что трагедия – не последнее слово жизни, чтобы в их мире было место подлинному живому Богу (пусть не обозначенному явно, и даже лучше, если не обозначенному явно!). И потому так пленяли меня, например, – поиски нравственного идеала в народной среде в рассказах Андрея Антипина (http://literratura.org/1366-andrey-antipin-smola.html ), насыщенный глубокий психологизм Юрия Лунина (http://moloko.ruspole.info/node/6074 ), пронзительная нравственная зрелость повести того же Дмитрия Филиппова «Три дня Осоргина» (http://moloko.ruspole.info/node/6722 ). Как же я грезил в мечтах о новой русской литературе, с одной стороны – продолжающей традиции великих предшественников, а с другой – пытающейся соединить родовое и православное (по меткому выражению критика В. Лютого http://www.pereplet.ru/text/lyutiy26oct05.html ).

Но пока это только мечты. И если что и есть, то оно только зарождается в недрах нашей литературы, только оформляется, только предчувствуется. А пока в ней властвует – приземлённый «новый реализм», как властвовал в ней в 90-ых годах пресловутый постмодернизм.

Вот и этот рассказ Филиппова по своему мироощущению близок именно «новому реализму». Отсюда и совершенно прилепинский эпизод с зарезанной свиньёй, созвучный физическому ощущению греха. И это надсадное: «Слушай меня, баба. Я – Саня Мелихов. Я три раза в атаку ходил, два раза был ранен. Под лопаткой осколок сидит. У меня две звездочки на груди – не за хер собачий.  Я тебя вытащу». И слово «человеческий» в названии, приобретающее совсем иной оттенок, нежели в евангельском употреблении. Промыслительное чудо в мире этого рассказа невозможно, а локальная победа над смертью – лишь следствие героизма (и даже несколько показного) или, максимум, кровной близости двух сестёр и их доброты друг к другу.

Но и всё-таки… «смерти больше нет»… Может, когда-нибудь это будет чем-то большим, чем словами в конце рассказа о человеческой боли и страданиях. Надежда на новое и большое не покидает меня. И если и есть в нашей литературе сейчас подлинная борьба, то это не борьба между маргинальным либерализмом и по-юношески максималистичным патриотизмом в духе Саньки Тишина. А как раз борьба между приземлённым и вечным; между мелким и глубоким; между «новым реализмом» и будущей надеждой на настоящую литературу. И как бы пафосно это не звучало, но мне иногда кажется, что борьба эта идёт во многом в сердце и в прозе талантливого молодого прозаика Дмитрия Филиппова.