Алексей ПОЛУБОТА. Спасение

Рассказ

- Ну, я и попал! – эта произнесённая вслух мысль родила в голове цепную реакцию. Влад долгой бессильной очередью выпустил из себя обойму чёрной матерщины. Он ещё раз, преодолевая заполонившую его жуть, посмотрел т у д а. Там, в трёх шагах от него, прямо на болотном мху лежало тело. Голое. Если не считать рваных, почему-то приспущенных трусов.

Тело было ещё живое – издавало стоны. Но что-то сквозило в нём страшное, уже не причастное земному бытию. Человек, ещё человек, лежал неподвижно, не обращая внимания на тучи комарья, облепившие его. В зуде кровососущих слышалось что-то уверенно-злорадное. Обессиленное тело они считали своей добычей и теперь по капле, с какой-то даже деловитостью, вытягивали из него оставшуюся жизнь.

Особенно много крылатых тварей скопилось возле глаз. Кожа вокруг них была бледно-голубой, бескровной. Распухшие уголки век сочились желтоватой влагой.

Но самое страшное было в другом. Человек в забытьи тёр воспалённый член. Влад всего лишь на мгновение задержал взгляд на этом месте, и ему показалось, что скоро бомж разотрёт свои половые органы в кровавое месиво.

Влад никак не мог уложить в своём сознании две несопоставимые вещи: северная тайга, где до ближайшего посёлка полсотни километров бездорожья, и – голое тело. По всем признакам тело бомжа. Как он мог здесь оказаться в таком виде?! От неразрешимости этого вопроса ледяные круги расходилась от затылка по всему телу.

Влад был современным человеком. А современного человека бомжом испугать трудно. Мало ли Влад перевидал их в душных склепах подземных переходов, на обочинах тротуаров, заживо гниющих в чёрной осенней грязи. Людские потоки огибали бомжей с тем же равнодушием, с каким здешняя река Мара огибает многочисленные валуны. Некоторые плотоядные парочки даже целовались рядом с углами, где копошились, матерясь, отравляя воздух, бывшие люди.

К бомжам привыкли, как не очень чистоплотные хозяева привыкают к тараканам в своём жилище.

Но то – в Москве. Там всегда можно отвернуться, оправдать себя усталостью, тем, что другие ещё равнодушней, и есть же, в конце концов, какие-то специальные службы, которые должны заниматься этой проблемой.

Здесь же надо было что-то делать. Что?! Взваливать на себя тело, к которому даже не прикоснёшься без страха и отвращения, тащить в посёлок? Но Влад даже не знал в какую сторону идти. А если бы и знал… Одна мысль, что бомж может окочуриться на нём, делала Влада слабым. Не дойти с таким грузом, не дойти.

Укутать бомжа чем-нибудь, уложить рядом с палаткой и ждать вездехода? Но он придёт только через пять дней. Влад сам поставил условие ребятам из местной турфирмы, чтобы эти пять дней его никто не беспокоил. Хотелось одиночества. Вот и получил. Хоть волком вой – никто не услышит. Пятьдесят километров. Меньше, чем от Москвы до дачи под Дмитровым. Смешное расстояние. В окрестностях столицы один звонок решил бы все проблемы. Здесь же позвонить по мобильнику было также невозможно, как в центре Москвы наткнуться на морошковое болото.

И всё-таки надо было что-то делать. Влад посмотрел на часы, потом на солнце. Половина первого ночи. Бледно-жёлтый шар светила замер над вершиной ближней сопки. В его немигающем взгляде было что-то потустороннее, магическое. Казалось, солнце испытующе смотрело в самую душу человека. Полпервого. «Золотое время уходит», - вдруг подумал Влад.

Как ни странно, он ни на секунду не забывал, что именно в это время суток лучше всего берёт кумжа – красивая, хищная рыба, голубая мечта многих московских рыбаков.

«До речки полсотни шагов, а тут возись с этим доходягой, да ещё извращенцем в придачу! Нашёл место, где трусы стаскивать!», - распаляя себя малодушной злобой, подумал Влад.

В нём начал просыпаться продавец с Лубянской площади. Когда-то во времена студенчества ему приходилось подрабатывать в ночном магазинчике в самом центре Москвы. Туда заглядывали и новые русские, и бомжи. И если первых положено было всячески обихаживать, стараясь раскрутить на покупку подороже, то со вторыми особо не церемонились. Чекушку в зубы, и – пошёл! Влад знал какую интонацию придать голосу, чтобы бомж, не задерживаясь, попятился к двери.

Да, там, в столице, хватало окрика, чтобы избавиться от очередного вонючего охламона. А здесь… Даже если сделать вид, что забыл про эту страшную находку, про этого ещё человека, он укоряющей тенью будет ходить за ним, отравляя всякое удовольствие от долгожданной рыбалки. В глубине души Влад понимал это, однако мозг его лихорадочно искал оправдание ещё не совершённому предательству.

Он спустился к реке, зачерпнул в котелок иссиня-чёрной с накипью пены воды. От ледяного душа тело на мху даже не вздрогнуло. Потревоженное комарьё липкой, злой волной хлынуло на Влада. Отвращение охватило его: те же твари, что разъедали посиневшее тело бомжа, теперь облепили его лицо, шею, ладони. На мгновение ему показалось, что он задыхается. Инстинктивно он отступил на несколько шагов, махая руками. Впрочем, насекомые быстро отхлынули, почуяв противный им запах защитного лосьона. Бомж вдруг, перестав стонать, выкрикнул что-то бессвязное. «Да он же пьяный! - Осенила догадка Влада. - Залил зенки какой-нибудь жидкостью для размораживания замков и побежал в речку купаться. Жарко показалось. А я тут переживаю из-за него!».

Влад испытал что-то вроде облегчения от такой простой разгадки, мучившего его вопроса. Однако внутри, левее солнечного сплетения не таял зловещий холодок.

Влад открутил колпачок лосьона, вылил половину его содержимого на распростёртое тело. «На несколько часов хватит, а там, глядишь, этот ханурик очухается», - Влад поднял с земли спиннинг и, не оглядываясь, пошёл к реке.

Как это часто бывает на севере, незаметно наползли облака, погасили солнце. Серебристо-серые сумерки окутали тайгу. Мара непроницаемо чернела, неся свои быстрые воды между огромных, настороженных валунов. Владу нравились эти потусторонние тени северных ночей и загадочная чернота Мары. Казалось, своими быстрыми, яркими блёснами он вторгается в запретные глубины, чтобы похитить у речных духов живые сокровища – переливающихся радужным разноцветьем рыбин.

Именно из-за этого чувства тайного противоборства с романтичной, почти нетронутой человеком природой он приезжал сюда уже третий год. Но не только из-за него. Ему нравилось воображать вокруг себя ореол избранности, едва он оказывался в тихо угасающем северном посёлке. Молодые ребята из доморощенной турфирмы были предупредительны и сговорчивы. От таких (не очень-то многочисленных) клиентов, как Влад, зависело их благосостояние. Влад чувствовал эту зависимость, и она ему нравилась. Как нравилась и та небрежность, с какой он мог позволить себе купить самый дорогой коньяк в самом приличном местном магазине. И хотя глаза продавщиц, неторопливых северных женщин, оставались непроницаемо спокойными, ему казалось, что за внешним спокойствием прячется та же невольная услужливость, с какой он когда-то обихаживал новых русских. О, ему хорошо было знакомо это заискивающее состояние в минуту, когда очередной богатенький клиент приценивался к бутылке элитного пойла! Владельцы торговых заведений придумали безотказный способ поработить продавцов, заставить их молиться на хозяйскую выручку. Влад точно знал, что от этой самой выручки зависело, сколько денег окажется в конце смены в карманах бедных, почти нищих по московским меркам северянок.

Где-нибудь на черноморском курорте Влад затерялся бы среди более богатых и ярких отдыхающих. Здесь же каждый его приезд был хоть и маленьким, но всё же событием в жизни посёлка. По крайней мере, ему нравилось так думать.

Влад взмахнул спиннингом. Он прицеливался к скале у противоположного берега. Под ней темнела небольшая заглубь. Там-то, наверняка, поджидала добычу хищница-кумжа.

Золотистая, с алым оперением блесна плеснула прямо у скалы. Прежде Влад в душе обязательно бы порадовался мастерскому забросу. Он и сейчас порадовался, но как-то отрешённо. Как будто сделал это чужой ему человек. Механически начал он крутить катушку. Магического, приятно волнующего ожидания поклёвки не возникало. Даже когда по леске с мгновенностью электрического разряда пронёсся удар, рождённый в холодной глубине Мары, он почувствовал его подушечками пальцев, но не сердцем. Крупная рыба, схватившая блесну, лихорадочными рывками пыталась вернуть себе свободу, уйти под камни. Там, надеялась она, от неё отстанет эта непонятная, неумолимая сила, которая влекла её к себе, острой болью раздирала губы. 

Влад знал, что лучше сначала измотать свою пленницу. Он то подтягивал, то снова стравливал леску. Спиннинг натужно изгибался, в его чёрном блеске было сейчас что-то змеиное. Кумжа, отчаявшись уйти под камни, сделала свечку – взметнулась мощной золотисто-зелёной радугой над смолянистой зыбью воды. Влад особенно любил это зрелище – демонстрацию силы и свободолюбия. И даже сейчас оно на миг стряхнуло с души охватившее её оцепенение.

Через пару минут всё было кончено. Кумжа медленно умирала в рыбацкой сумке Влада. Иногда он чувствовал бедром, как рыба сотрясается в слабеющих предсмертных конвульсиях. Радости Влад не испытывал. Может быть, впервые с детских лет ему стало жаль погубленного из собственной прихоти существа. Он даже подумал, что вторую, попавшуюся на крючок пленницу, обязательно отпустит.

Его по капле точило чувство непонятной вины. То ли из-за рыбы, то ли… Но ведь он поступил лучше, чем поступили бы многие на его месте. Кто-то и вовсе сделал бы вид, что этот пьяный бомж для него не больше, чем обыкновенный валун. А Влад не пожалел даже половину бутылочки столь драгоценного здесь лосьона. И всё-таки его не оставляло ощущение, что он расписался сегодня в своей человеческой несостоятельности. Так уже было раз в его жизни.

Влад снова механически взмахнул спиннингом. Мара, словно уловив состояние пришедшего к ней человека, решила не тратить понапрасну свои сокровища. Для проверки она ещё раз подразнила его поклёвкой. Но едва Влад начал бестрепетно выводить рыбу к берегу, леска обмякла, и вскоре катушка притянула пустую, виновато поблёскивающую блесну.

Больше поклёвок не было. Влад облавливал самые заманчивые места, рискуя дорогими блёснами, делал проводку возле кустов и коряг, забирался по скользким валунам чуть не на середину реки – всё было безрезультатно.

Постепенно в нём распалялся азарт. Но не тот нетерпеливо-радостный, когда сердце замирает уже при мысли о поклёвке, а злой, упрямый азарт человека, стремящегося во что бы то ни стало перебороть строптивую реку, заставить её откупиться от него, отдать на заклание новые жертвы.

Влад поднимался всё выше по течению. Здесь Мара текла шире и яростней. Тут и там её побелевшие от гнева воды дробились о валуны, закручивались в стремительные воронки, отплёвывались пеной на сумрачные берега.

Прежде Владу нравилась эта неукротимая мощь – не сравнить с раздумчивой ленцой привычных с детства среднерусских речек. Но сейчас в кипении Мары ему почудился вызов и насмешка над его потугами переупрямить природу.

Вдруг он увидел водопад. Его высота была небольшой – метра полтора-два. Однако вода обрушивалась с отвесной скалы с какой-то дикой, угрожающей силой. Слышалось в её шуме что-то первородное, что никогда до конца не покорится человеку.

Захваченный угрюмым обаянием падуна, Влад несколько минут не отрывал от него глаз. Неожиданная мысль мелькнула в его мозгу. Он подошёл к тому месту, где вода ярилась, брала отчаянный разбег, прежде чем рухнуть в пустоту. Глубина потока здесь была чуть выше колена – как раз по краешек сапога. Если осторожно ступать по лежащим на дне камням, есть шанс перебраться на другую сторону Мары. Правда, камни, зеленеющие из-под воды скользкой плёнкой водорослей, лежат уж очень ненадёжно. Если хоть один из них зашевелится, вырвется из-под ноги, течение наверняка свалит Влада в ледяной клокочущий котёл. Разобьёшься вряд ли, но пока выгребешь к берегу, сорвёшь с себя одежду, разведёшь костёр… А из таблеток – только одна упаковка аспирина.

Для чего так рисковать, он ответить себе не мог. Однако знал, что рискнуть должен.

Влад зябко поёжился. Белая северная ночь клочьями седых облаков цеплялась за угрюмые пики елей. Мельчайшая водяная пыль, словно вредоносные бациллы, заражала холодом берега Мары.

Влад вдруг поразился тому, как сурова, враждебна человеку здешняя природа. Никогда прежде он не задумывался об этом. А теперь, заново оглядывая выпрыгивающую из берегов реку, смутно и тяжело темнеющие в белесом мареве каменистые громады сопок, он удивлялся сам себе: «Надо же, как утомили меня люди, что я сбежал от них в такие края!»

Вдруг с острой тоской захотелось пройтись по солнечному, сверкающему утренней росой лугу. И чтобы обязательно за лугом виднелись незамысловатые дачные домики.

А ещё лучше, прижаться мокрым телом к золотому горячему песку, слушать ненавязчивый шелест моря, смотреть на загорелых соблазнительных девушек и не думать ни о каких посиневших бомжах и мрачных водопадах.

А водопад шумел, гибельной воронкой притягивал к себе. «Нет, не перейду, кишка тонка», подумал Влад и сделал первый шаг. Холодная резиновая тяжесть облекла ногу возле самых колен.

Влад несколько секунд бессмысленно смотрел, как пенистая накипь подбирается к краешку сапога, как смыкаются за ним две быстрые чернильно-жёлтые полосы, возмущённой вторжением воды. Ему казалось, что течение вымывает из него, уносит в бездну остатки порождённой непонятным отчаянием решимости. Было ещё не поздно вернуться. Никто не посмеётся над его слабостью, не сморщит лицо в презрительной гримасе, как тогда в школе, когда он не ответил на оскорбление. Шаромыга из тех, что подростки называли коротким, хлёстким словом «бич», демонстративно, при всём классе, а, главное, при ней плюнул на его портфель. А потом ещё ударил беспомощного, парализованного страхом Влада ногой в живот. Бич был уверен в своей безнаказанности. За его спиной ухмылялась стая дружков-отморозков. Подраться с одним из них, значило бросить вызов всем. Мало кто решался на такое. Не решился и Влад.

Сквозь прозрачную толщу потока хорошо видно, как взгромоздились друг на друга зеленоватые валуны. Какой из них не подведёт, не дрогнет под тяжестью налитого свинцовой усталостью тела?! Глупо, бессмысленно доверять вот этим равнодушным ко всему на свете булыжникам своё здоровье, а, может быть, и жизнь! И опять, словно бы не по своей воле, Влад оторвал ногу от твёрдой опоры и осторожно начал загребать ей против течения.

Нет, не слухом, а нервными окончаниями напряжённой, стиснутой резиной ступни он услышал приглушённый скрежет. Это голыш, на который он ступил, пополз из-под сапога. Теряя равновесие, Влад взмахнул руками, и в ту же секунду почувствовал, как предательской, ледяной, отвратительной ртутью заливается в сапог вода. Страх метнулся в голову, взорвался в ней животной панической мыслью: «Бежать! Неважно куда – бежать!» Он и побежал бы, если бы не понял в тот же миг, что занесённая вперёд нога упёрлась во что-то твёрдое, а сам он обрёл устойчивость.

И сразу пришла трезвая ясность: поторопишься – пропадёшь. 

Влад замер на месте, пытаясь привыкнуть к пронизывающему холоду в наполненном водой сапоге. Он стоял почти ровно посередине бушующей стремнины. Отступать теперь было бессмысленно. Только вперёд! Влад примерился к цели – серой в родимых пятнах лишайников макушке валуна. За ним, за этим валуном уже мелко, за ним течение, не опасное даже для ребёнка. Влад всего себя выложил в рывок. И всё-таки не сдобровать ему, если бы какая-то, рождённая отчаянием пружина, со страшной силой не разжалась в нём. Задев за макушку спасительного валуна, Влад рухнул на колени в прибрежную отмель, как будто собирался молиться всевидящему Богу за своё спасение.

Немного подсушить брюки и носки. Впрочем, носки есть и запасные. Влад смотрел, как понемногу разгорается дымный костерок из сырых веток. Они здесь всегда сырые, даже если не один год провалялись на земле. Тепло от костра почти не шло, но Влад не мёрз. Давно забытое чувство довольства собой лучше огня грело сердце. Конечно, сказывалась и пара обжигающих глотков из фляги. Дым от костра приятным облаком окутывал лицо, отгоняя комарьё.

Влад уже подумывал о том, чтобы раскочегарить костёр посильнее, вскипятить воды для чая, как его изнутри ожгло совсем другим кипятком. Что же я делаю! Там ведь человек умирает, а я чаи гонять собираюсь! …Бомж, конечно. Хотя с чего я решил, что бомж? Может, просто неряшливый старик. Да и какая разница! Главное – человек. Больше того – человек в беде. Кто знает, по своей ли дури валяется он голым в болоте?

Когда-то в детстве Влад вычитал, что прежде существовала такая казнь: раздетого человека бросали в тайге на съедение гнусу. Что если к людям вернулась былая дикость, и старик – жертва местных разборок? Вот уж никогда Влад не думал, что придётся задаваться такими вопросами.

Словно рыбина, пробившая сеть, из облаков вырвалось солнце. И сразу вспыхнуло, доверчиво засияло нежной зеленью берёзовое редколесье, засинела, рассыпая золотые искры, река. Даже сейчас Влад поразился этой способности северной природы из суровой неприветливой мачехи человеку мгновенно превращаться в наивную голубоглазую девочку-сестрёнку. Впрочем, уже через несколько минут свершилось обратное превращение – солнце снова затянули низкие неприветливые облака.

Влад не сразу отыскал злосчастное место. Обратно переходить реку у водопада он не рискнул. Поэтому пришлось долго спускаться вниз по течению, пока не попался серый с отмершей корой ствол вековой сосны, перекинутый людьми ли, ветром ли с берега на берег.

У знакомого изгиба тропинки Влад остановился, вглядываясь в зеленовато-бурые болотные кочки. Однако стариковского тела нигде не было видно. Он ещё раз внимательно и боязливо ощупал взглядом каждый пятачок того места, где оставался лежать брошенный им человек. «Слава тебе, Господи!» – облегчённо выдохнул Влад и даже перекрестился, хотя религиозностью никогда не отличался. Значит бомж, или кто он там, валялся пьяный, а теперь очухался и умотал. А он-то, наивный московский парень, переживал!

И всё-таки, как ни старался, в глубине души Влад не мог поверить в то, что всё так легко разрешилось. В самой поспешности, с которой он обрадовался исчезновению тела, было что-то малодушное, лживое. И действительно, пройдя несколько метров, Влад, увидел его.

Человек уже не стонал. И комаров вокруг было гораздо меньше. Умер? Этот вопрос самому себе оглушил Влада. Ему показалось, что кровь, леденящими душу пузырьками лопается где-то в затылке.

- Эй, мужик, вставай, помрёшь, комары сожрут! – не своим голосом орал Влад, тыкая старика в грудь первой попавшейся палкой.

Он никогда не прикасался к мертвецам и боялся даже представить минуту, когда прикоснуться придётся. И потому сейчас с ужасом всё тыкал и тыкал трухлявой валежиной не подающее признаков жизни тело.

Лихорадочно он нащупал в карманах какой-то пакет и побежал к реке. Пакет оказался рваным, и большая часть воды на обратном пути вылилась. «Зачем пакет, у меня же котелок есть» – эта простая мысль отрезвила и устыдила Влада: «Мечусь, как перепуганная первоклассница!»

Уже спокойнее он достал из рюкзака котелок, торопливо пошёл к Маре. Только после третьей порции ледяной воды по обросшему щетиной старческому лицу прошла слабая волна жизни. Старик задвигал нижней челюстью, выдавливая попавшую в рот воду. Он открыл мутные глаза и вдруг резко оторвал ото мха своё тощее туловище.

- Не знаю… найти не могу… - тихо и бессвязно бормотал он, глядя в лицо Владу жидкими бледно-коричневыми глазами. И вдруг совсем по другому, жалобно произнёс: «Плохо мне, так плохо, как будто я уже умер».

Может быть, впервые Влад столь пронзительно почувствовал, как нужен человеку человек. Хотя бы для того, чтобы вот так, в трудную минуту, передать кому-то частичку своей боли.

Тут же старик снова опрокинулся в ложбинку между двумя кочками и безжизненно замер со скрещенными на груди руками.  «Как в гробу лежит», - мелькнуло в голове Влада.

Кроме страха, что вот сейчас, при нём, единственном свидетеле, может свершиться то необратимо-ужасное, что называют простым и беспощадным словом смерть, Влада мучило чувство вины. Целая ночь потеряна для борьбы за жизнь этого несчастного. Целую ночь он пытался забыть об умирающем, уверить себя, что человек на мху просто пьян. Жалкое оправдание! Даже современные, оглушённые цивилизацией люди способны чувствовать близость смерти. И он почувствовал, с первой минуты почувствовал это потустороннее облако, пришедшее забрать душу старика. Его-то он и испугался, от него-то и попытался убежать. А мог ли он поступить иначе? Потом. На этот вопрос он ответит потом. А сейчас надо что-то делать. Хотя бы для того, чтобы не сидеть рядом с угасающим человеком, не чувствовать, как слабеет накал жизни в этом восковом, обезображенном гнусом теле.

Однако, что же делать, что?! Никаких лекарств, кроме аспирина у него нет. Да и не умеет он никого лечить. Даже как выбраться отсюда за помощью не знает.

Влад не любил, даже ненавидел себя, заражённого чувством беспомощности. И эта ненависть к себе заставляла лихорадочно работать мозг, находить решения, которые в другой ситуации показались бы мальчишеством, абсурдом. Вот и сейчас в голове у него проблеском солнца между тучами мелькнула мысль. Не мысль даже, сцепление слов. След от вездехода. Как же он раньше не подумал об этом? Должен ведь остаться след.

Сапоги всё глубже увязают в болотной жиже. Уже больше часа он не чувствует под собой твёрдой, надёжной, родной земли. Тонкие иглы комариного писка впиваются в гудящую, распалённую укусами, ядовитыми парами лосьона, бессонными ночами голову.  Почему он не помнит этого бесконечного болота? Видимо, объезжали его где-то по кромке тайги.

Влад давно уже потерял след вездехода и теперь шёл, с трудом ориентируясь по компасу и карте. Спасибо, ребята из турфирмы всучили-таки. Эх, карта! Всего двадцать сантиметров от этого злосчастного болота и вот он – обведённый чёрным, жёлтый кружочек. Там люди, электричество, там, дребезжа изношенными железяками, вперекор всем инструкциям и гарантиям ездят машины. И лучшая, самая быстрая из них, помчит его, Влада, к оставленному в палатке на берегу Мары человеку. Обязательно помчит… И кто знает, может быть ещё удастся спасти старика, снять камень с виноватящей себя души.

Он остановился отдышаться. Пятьдесят километров. Теперь уже – сорок два, если он не ошибается в расчетах. Влад вспомнил, как в школе они всем классом решали задачку, в которой пешеход двигался со скоростью пять километров в час. «Это средняя скорость, с какой обычно ходят люди», - пояснила учительница. Семилетний Влад тогда почему-то испугался: «А что, если я хожу медленнее, чем «средний» пешеход?» Подумать только, и имя учительницы, и лица большинства одноклассников стёрлись из памяти, а вот эти «пять километров в час» врезались на всю жизнь. Стать бы сейчас тем пешеходом из задачки, шагающим по ровной предсказуемой дороге из пункта А в пункт Б. К вечеру был бы в посёлке. А по этой вот проклятой тайге неизвестно когда доберёшься. Да и доберёшься ли?!

Влад чувствовал, как понемногу, вкрадчиво и хищно всасывает его холодная слизь болотной утробы. Хватит стоять, надо идти, идти, не останавливаясь!

Шаг, ещё шаг, ещё… Отяжелевшие, раскалённые, стиснутые колодками сапогов ноги всё труднее выдёргивать из плотоядно чавкающей хляби. Сердце стучит, мечется, словно теннисный мячик между двумя ракетками. Не дай Бог кто-то из игроков оступится, не рассчитает каверзной траектории чужой подачи, не выдержит накала борьбы… И, чиркнув по ракетке, полетит в пустоту беспомощный мячик, расплющится белоснежным комком о грязно-жёлтую стену… Отдохнуть. Надо отдохнуть.

Влад давно заприметил небольшой остров, замшелым бугорком белеющий над буро-жёлтой равниной. Там он и передохнёт немного. Там можно ощутить, наконец, одно из величайших чудес света – твёрдую землю под ногами. Там можно лежать на сухом белом мху, и – Бог с ними, с комарами! – слушать, как шелестят тонкоствольные берёзки над головой. Полчаса, ну час от силы он позволит себе вздремнуть. Разве это такое уж большое прегрешение перед стариком?!

А за островком не так далеко до темнеющей в пасмурной дымке гряды сопок. Там-то он найдёт след от вездехода. А если и нет – не беда. Главное – выйти на грунтовку, которая, если верить карте, проходит километрах в семи отсюда. Он помнит эту дорогу. Водитель вездехода говорил, что она связывает посёлок с каким-то заповедником.

Нога с беспомощным хлюпом провалилась в болотную жижу по самую ляжку. Влад, падая, ткнулся лбом в кочку и тут же обхватил её, как испуганный ребёнок – мать. Медленно, осторожно отнял у трясины увязшую ногу. Сырая грязная штанина, неприятным холодом липла к телу. Ну вот, а местные говорили, что болота у них не опасные, мелкие.

Влад сделал ещё два шага и снова провалился. Когда же всё это кончится?! Барахтаясь в пустоте и жиже, он рванулся к острову.

Всё! Допрыгался! Влад уже выше пояса завяз в склизкой стылой каше. Чахлые, колдовски изогнувшиеся сосны плясали невдалеке неподвижный, страшный в своём безмолвии танец. Радуются, ведьмы! Как же он сразу не догадался: это здешняя нечисть мстит ему, чужаку, за то, что осмелился вторгнуться в её владения. Может быть, бомж – просто морок? Может всё это задумано, чтобы заманить его в трясину, устроить шабаш над вонючими пузырями, которые будет пускать болотная утроба, переваривая его обмякшее тело?!

Вдруг Влад увидел невдалеке человека. Невысокий приземистый старичок с маленьким, похожим на горб рюкзаком маячил недалеко от острова. Пасмурные, так и не проснувшиеся с ночи сумерки скрадывали черты его лица, но Влад явственно почувствовал, что старичок пристально смотрит на него. Странно смотрит, дремуче, словно высмотреть что-то хочет в его, Влада, душе.

Да пусть его, как хочет, смотрит. Главное – человек. Надо скорей, пока не поздно, позвать его на помощь! Однако крикнуть Влад не смог. Что-то остановило, окаменило язык беззвучным предупреждением: «Молчи!». Несколько нескончаемо-тягостных секунд смотрели они в глаза друг другу. Не в силах больше вынести потустороннего молчания старика, Влад рванулся к нему, руками, ногами, животом разрывая, расталкивая дорогу перед собой.

Он лежал на белом пышном мху. Совсем рядом, сплетаясь в воздухе, темнели корни старой поваленной сосны. Их-то он и принял за человека. Влад так устал, что ничему не удивлялся, хотя раньше был уверен, что всякого рода мистические видения – выдумки писателей и людей с больным воображением.

Не разжигая костёр, он развесил одежду на ветках, завернулся в спальник и медленно стал погружаться в нездоровый тревожный сон.

Во сне что-то назойливо-горячее колючими щупальцами ворошило ему волосы, жгло затылок, забиралось в мозг. Он отворачивался от него, натягивал спальник на голову, но оно доставало его и там. На мгновение Влад просыпался, непонимающим взглядом смотрел на маслянистую зелень шелестящих солнечных берёз и снова проваливался в чёрно-жёлтое забытьё.

Он проснулся через несколько часов с тяжёлой головой и ломотой в пояснице. Однако, вопреки телесной разбитости, он вдруг почувствовал необъяснимый душевный подъём. Какая-то звенящая ликующая жилка пронизывала всё его существо.

«Ну, что, Владислав Николаевич, хочешь, не хочешь, а дойти придётся, сказал он себе, глядя на млеющие в бледно-голубом сиянии очертания иссиня-чёрных гор. Он вдруг подумал, что впервые за много времени назвал себя по имени-отчеству. И ещё подумал, что дойдёт, обязательно дойдёт к людям.

Жизнь представлялась ему сейчас вот этим утопающим в солнечных лучах простором. И только тот, кто сумеет собрать все свои силы, не позволит себе ни на минуту расслабиться, поверить обманчивой приветливости заболоченной равнины, только тот сумеет дойти, вдохнуть полной грудью воздух мерцающих на горизонте гор.