Валентин СОРОКИН. Доверчивая стая

Валентин Сорокин поэт

Стихи разных лет

 

Сила и красота русского национального характера отразились в стихах выдающегося поэта России Валентина Сорокина. 25 июля 2016 года ему исполняется 80 лет. «МОЛОКО» поздравляет Валентина Васильевича со знаменательной датой, желает добра, здоровья и любви! Спасибо поэту за радость высокого слова!

 

Ветер встречи

 

Глубоко вздохну и вытру слёзы, –

Не тоскуй, душа моя, держись!..

Эти взгорья, речки и берёзы

Нам продлят и успокоят жизнь.

 

Молодость весёлая вернётся

В наши соловьиные края,

И не раз, как прежде, улыбнётся,

Нам с тобой, любимая моя!

 

Тихо скажет: – Не тропою жалкой

Я шагала, верная судьбе,

Нет, я серебристою русалкой

Выплыла из омута к тебе!..

 

И в ответ ей всполошится лето,

И такой начнётся перелёт, –

Птичий звон

и ливень,

  ливень света

Нам опять в ладони упадёт.

 

И куда я тайно взгляд не кину,

Красоты её не миновать...

Будет тополь обнимать рябину,

Будет ветер травы целовать!

 

 

Угасание империи

 

Вколачиванье догм – безверие,

Двор,

без оглядки и ворот.

Ещё держалась вся империя,

Но главный умирал народ.

 

Захваченные территории

Не просто, а назло врагам

Тянулись к собственной истории,

К поверженным своим богам.

 

А в Риме речи, в Риме по́сулы

Величия нетрезвый дух.

И валят друг на друга консулы

Тоску очередных разрух.

 

Права господ и слуг уменьшены.

Мужчины сведены на нет,

И так рога им ставят женщины,

Что помутился белый свет!

 

Добро бы – хоть средь благолепия,

Под звуки арф прикрылась дверь…

Всё полудикое отребие

За первый сорт идёт теперь.

 

Войною хуже, чем проказою,

Отравлен мудрый лад в домах.

И римляне широкоглазые

Лежат бестрепетно в холмах.

 

Цари ж, места освоив злачные,

В знак благодарности судьбе

Возводят памятники мрачные

Самим себе,

самим себе!

 

 

Слово моё

 

 

Я готов помолиться,

Но не с вами же, группой, –

Мало святости в лицах,

Больше важности глупой.

 

Да и муки-то ваши

Спешным ячеством громки.

Я – убитый, я – павший,

Встал вослед похоронке.

 

Частых ран не итожил,

Над ослабшим склонялся,

Согрешил,

что я ожил,

Из-под пули поднялся.

 

И не вы меня к Богу

Пригласили, а вскоре

Эту кровь и дорогу

Мне означило горе:

 

Вроде в доме забытом,

На ветрах, у откоса

Реет в сердце открытом

Вещий голос Христоса.

 

Пусть накажет, не скажет,

За какие пороки

Я подсуден и даже,

Каюсь,

минули сроки.

 

Раздвигая границы

Луговин обозримых,

Я мечтал утвердиться

На просторах родимых.

 

А они таковые,

Посмотрел – удивился:

Будто сам я впервые

Нынче здесь появился.

 

В зорях утренних днюя,

А в закатных ночуя,

Никого не виню я,

Ничего не хочу я.

 

И не бейте баклуши

В сенях храмовых правил

Ваши толстые души

Похудеть я отправил.

 

Лейся, росная замять,

Вей травою густою.

И гори, моя память,

Над Россией –

 звездою!..

 

Дорогою жертв

 

 

В мире этом, грубом и нелепом,

Полном подозрений и борьбы,

Движутся, обшиты царским крепом,

В бездну одиночества гробы.

 

И молчит над ними в ровном блеске

Солнце, не сошедшее с небес...

Где вы, изумрудные подвески?

Где ты, пышнобокий “мерседес”?

 

Ложь и доллар во святые силы

Объявили, вздыбили тщету.

Глянули б на русские могилы,

Разоренье их и нищету!

 

В душах жизнь страданием убита.

Только киллер киллеру и рад.

Небольшая почесть – из гранита

Выситься среди кривых оград.

 

Все-то нам понятно, да непросто, –

Думы прорицателей верны:

Там, где нагло попраны погосты,

Не построить божеской страны.

 

Тонут люди в торжище свирепом,

К храму нет намоленной тропы.

И плывут, обшиты царским крепом,

В бездну одиночества гробы.

 

Ну а те, которым и не снятся

Терема услад в заморской мгле,

Промелькнут и тихо растворятся

На родной и проклятой земле!..

 

 

Дух свободы

 

Памяти бессмертного крейсера «Варяг»

 

Есть усталость железного хода,

В скоростях издержался металл.

Есть пределы души у народа,

Разуверился, сникнул и сдал.

 

О, народ мой, оратай и воин,

Пулей выбитый, взятый тюрьмой,

Ты, как море больное, спокоен, –

Только вздох и туман за кормой.

 

Только выплеск да свинченный ропот,

Да бунтарская хватка волны.

И не зря рулевой-недотёпа

Громко трусит твоей глубины.

 

За монархами в подвиге славном,

В гневе праведном,

рыцарь земли,

Осенённый заветом державным,

Ты разламывал вдрызг корабли?

 

На широтах в заботе отважной

Ты не сгиб среди скальных ножей,

Обворованный злой и продажной

Бандой циников и торгашей.

 

Но грядущего знака расплаты

Не дано миновать никому.

В недрах дрёмы родятся раскаты,

Остро молнии реют во тьму.

 

Дух свободы и воля свободы,

Не ломается в бурю лоза.

Запевайте о Разине, воды,

Свет высокий, буди небеса!

 

 

На тракте

 

 

Что ты хочешь,

На Руси рождённый,

Славы и богатства,

Тишины,

Неуёмный

И не ограждённый

От своей

И от чужой вины?

 

А твоя вина –

Твоё призванье,

Совесть близких,

Горе их и свет,

Не за это ль

Козни и страданье

На лицо

Означивают след.

 

Сколько гроз

Мятежливо скатилось,

У какого ж

Доброго царя

Голова скорбяще

Наклонилась

Над лихой

Могилой бунтаря?

 

Трон – царю,

А вольному – недоля.

Две дороги:

Истина и ложь.

А в моём отчестве,

Тем боле,

То и то в излишестве

Найдёшь…

 

Вон стоит с клюкой

Вдова-старуха,

А по тракту,

Развевая пыль,

Пролетел,

Покаркивая глухо,

Бронированный

Автомобиль.

 

Новый барин

Мчится через годы,

Знаменит

   грабительством,

И рад,

Будто знамя

Братства и свободы

Не взлетало

С наших баррикад!..

 

 

Коты

 

 

Вам, имена провозглашающим

Лжелириков

                        и лжеправителей,

Вам, с умилением глотающим

Чесночный шницель покровителей.

 

Я говорю: «Кончай художества –

Лизать порог колонизаторов,

Сие пусть делают ничтожества

Из холуев и провокаторов!»

 

Ты посмотри на них, красавица,

Они везде и всюду нужные,

Им получать награды нравится,

Кресты серебряножемчужные.

 

Я говорю им: «У, салонные

Коты,

            жуёте и не каетесь,

Упитанные, пустословные,

Мурлычите, а не кусаетесь!»

 

И ты, сестра моя надёжная,

Не удивляйся жизни драмовой,

Будь с ними очень осторожною,

Когда спешишь тропинкой храмовой.

 

Скворцам о беркутах не плачется,

О, эти одовоскрешители,

Они ведь за крестами прячутся,

Как за углами

                            потрошители!

 

Меж звёзд

 

 

Порой замыканною бабой

Я громко заревел бы в ночь.

Но сильному не может слабый

И в одиночестве помочь.

 

Живым страданье не чужое

И знает гибельная мгла:

У сильного крыло большое

И взмах тяжелого орла.

 

На высоте последней круга

Пусть отрезвит меня гроза.

Я не хочу глазами друга

Свои испытывать глаза.

 

Иди, коль ветер, так на ветер,

Иди, огонь, так на огонь,

Я славлю тех, кого не встретил,

Протягиваю им ладонь.

 

Меж звезд не значится граница.

Спешит в долину солнце с гор.

И сильным птицам в стаю сбиться

Стрелки мешают до сих пор...

 

Путь человеческий в ухабах,

И ты,

            от Бога ждя вестей,

Не задевай крылами слабых,

Не шевели земных страстей!

 

 

Возвращение к себе

 

Вся жизнь, как череда порабощений,

И ты идешь к начертанной судьбе.

Из всех, плохих и добрых, возвращений

Есть возвращенье главное – к себе.

 

И ничему уже не удивится

Душа твоя...

А молодости нет...

И только рожь звенит и серебрится,

И сквозь березы льется лунный свет.

 

А за туманом гнутся те же дали.

Кого окликнуть?..

         Ворогу на страх

Друзья, прижавшись к гривам, ускакали

И канули в погибельных ветрах.

 

И тот же холм и те же избы рядом,

И вечная висит над ними пыль,

Но под твоим высокодумным взглядом

Не расцветёт красавицею быль.

 

Она вела, фантазиями грея,

И возле сердца шаря день и ночь,

Других юнцов пленит ещё быстрее, –

Жаль, не могу обманутым помочь.

 

Круг завершен, но опыт не мерило,

И новый день не легче понимать,

Не зря меня терпеньем одарила

И в грозный путь

        благословила мать!

 

 

***

 

Когда остаюсь я один

В ночи за пределами дома,

Неслышимый голос долин

Меня окликает знакомо:

 

«Ты здесь?» – от земли до небес

Поднялся я вверх, не сутулясь,

Так скушен мне каменный лес

И джунгли бетонные улиц.

 

Я здесь, под мерцанием звёзд,

Я здесь, на холме за рекою,

Где острою думой погост

Не даст задержаться покою…

 

Туманы придут и уйдут,

И в городе утлом строптивей

Встряхнут мелкодремный уют

Вселенские всполохи ливней.

 

Россия, луна и тоска,

Трагичен твой подвиг, но светел,

Недаром стучит у виска

И в бездну бросается ветер.

 

 

Мчится воин

 

Слава Богу, отбесились ветры.

Степь лежит, жарой обожжена.

И на все прямые километры –

Светлый дождь, река и тишина.

 

Хорошо родиться на Урале,

Где хранят доныне времена,

Как в бою хрипели и скакали

Кони, обрывая стремена.

 

Диким смерчем, тяжкою метелью

Налетал внезапно Емельян.

Край,

безумно кинутый веселью,

Превратился в грозный океан.

 

Шла расплата, и под скрежет стали,

Вжиканье косы или кнута

Господа и слуги трепетали, –

Дыба избавителя крута.

 

Он кипел, ярился – к роте рота.

Сотрясал корону скорый слух.

Невозможно вырвать у народа

Пламя правды и бунтарский дух.

 

Величался в зыке колокольном

Царь-заступник,

    принимая лесть.

Но уже на сговоре окольном

Нёс предатель будущую месть.

 

Голова на плахе кумачёва.

А в глазах казачьих, что ни день,

Мчится храбрый воин Пугачёва

По дорогам русских деревень.

 

 

***

 

Дождь просыпался робко и вяло

И на тропы, и на тополя,

Но внезапно заря засияла

И лучи устремились в поля.

 

Влага холода, зимняя дрёма

В пробуждённой земле разлилась.

По оврагам бушует ядрёно

Молодая весенняя власть.

 

Чисто озеро, шорохом, свистом

Птичьих крыл

прибережье полно.

И в закате, большом и огнистом,

Точит молния стрелы давно.

 

И во мраке, что в пропасти рудной,

Бродит месяц, и вновь до утра

Непонятною удалью трудной

Бьют под самое сердце ветра.

 

Успокоюсь, замру и отчаюсь.

Мир гремливый, ты всюду не пуст:

Это я от печали качаюсь,

Как горящий сиреневый куст.

 

На дорогах бездумного мая,

Там, где звёздный поток нерушим,

Я стою,

 широко принимая

Камнеглыбные вздохи вершин!

 

 

***

 

Давно заметил я,

У крупного поэта

Берёзка есть своя,

Дом, родина, планета.

 

А очень небольшой

Поэт подобен пытке:

Цепляется душой

За каждый гвоздь в калитке.

 

Мешает взору злость

И даже мутит лиру,

Принадлежит, мол, гвоздь

Не только мне – и миру!

 

 

Преклонение

 

 

Холм зелёный, зелёное поле,

У реки зелены берега.

И черёмухи белой на воле,

Чуть качаясь, искрится пурга.

 

Сколько вёсен я знаю вот это:

Даль и небо, и солнца зенит,

Птичий гомон, как будто планета

Только здесь и поёт, и звенит.

 

И опять я себя повторяю,

Сердцем в жизни назвав красоту, –

Путь теряю и радость теряю,

Крыл бесстрашных сдаю высоту.

 

Обманусь, натоскуюсь, натешусь

Вечной истиной,

    и невпопад,

Хлынет гроз неохватная свежесть,

Со скалы забурлит водопад.

 

Настежь душу и настежь просторы:

Ну, попробуй, шатни или сбей,

За горами горбатятся горы,

За степями начало степей!

 

И судьбу я встречаю не одой,

А мятежною долей морей.

Горше совестью, твёрже свободой,

Мерой взгляда, что молний острей.

 

Правит облако, с думой о лете,

В ночь,

 где вспыхнет кометовый след.

И в крови моей стоны и ветер,

И черёмухи яростный цвет.

 

 

Синь озёрная

 

Синь озёрная, скальный гранит.

Облаков серебристые спины.

И на взгорье недальнем горит

Пламя красное старой рябины.

 

К ней стремится рассвет и закат,

Солнце клонится, падают звёзды.

А вон там, на лугу, Салават

Метит стрелами буйные вёрсты.

 

И в башкирский разбуженный быт

С-под руки, окаймлённой парчово,

Залетает, как цокот копыт,

Беркутиная речь Пугачёва.

 

Слава краю, героям его,

Слава братству и грохоту боя!

На высотах пути моего

Голос прошлого – шумы прибоя…

 

Это – ветры и волны озёр.

Это – гроздья рябины в просторе.

Всё берёт понимающий взор,

С грозной волею предков не споря.

 

О, свобода, царица огня,

Не ржавеет отважное время, –

Я и сам оседлал бы коня,

Вскинул меч

и привстал бы на стремя!

 

Среди Африк, Америк, Европ

Есть у каждого память-судьбина,

Где из тысяч обстуканных троп

На одной – полыхает рябина.

 

Плата

 

Я радуюсь звонкому дню

Среди вечеров и рассветов,

Я горькое слово ценю

И храбрые судьбы поэтов.

 

 

Третье восхождение

 

Я был ещё ребенком, воды

Катил Урал, вздымал Урал.

И ветер грома и свободы

В просторе ливнями играл.

 

И синева клубилась густо,

И время шло, и, молодой,

Я с тем же трепетом и чувством

Встал над весеннею водой.

 

Дожди и молнии свистели,

Трава цвела на берегах.

И древним скрипом коростели

Опять катили ночь в лугах.

 

Но через годы – над рекою,

Где думы падают во мглу,

Я из тщеты и непокоя

Опять поднялся на скалу.

 

Волна сильна, да некипуча.

И реже синь,

и тише гром,

И жизни холод неминучий

Росою светится кругом.

 

И в звёздных сумерках природы

Мне утоленья не найти.

А ветер грома и свободы

Кого-то ищет на пути.

 

 

Доверчивая стая

 

Мне ль в любимцах у вечности быть,

Быстротечна ты, жизнь, и права.

Только будет клубиться и плыть

Над Россией моей синева.

 

Будет ветер стремиться вперёд,

И на поле, где клонится рожь,

Кто-то сильный и новый, придёт,

На меня вдохновеньем похож.

 

Он доверчиво глянет вокруг.

Запылает от дум голова.

Белой стаею выпустит вдруг

Из хозяйских ладоней слова.

 

Эх вы, лебеди-соколы, вы

Полетите с земли на звезду,

Мимо скошенной мною травы,

Положив под крыло борозду.

 

Край мой древний меж впадин и гор

Так, чтоб сизые перья найти,

Голубыми огнями озёр

Вам полнеба осветит в пути.

 

И опять повторится, опять –

Песня, сумерки, сказка в дому.

Их нельзя потерять, отыскать,

Можно вырастить

лишь самому.

 

 

К юбилею Валентина Сорокина вышла книга Лидии Сычевой «Дорога поэта».

Справки по телефону: +7 (495) 6385734

Project: 
Год выпуска: 
2016
Выпуск: 
7