Владимир СМЫК. Слава, честь, власть

«Тебе подобает хвала, Тебе подобает пение, Тебе слава подобает, Отцу и Сыну и Святому Духу» - каждый раз слышим мы с клироса на Всенощной. Почему мы славим Бога? Потому, отвечает Православная Церковь, что Бог по своему непостижимому величию достоин этого: «Достоин Ты, Господи, принять славу и честь и силу - ибо Ты сотворил всё, и всё по Твоей воле существует и сотворено» (Откр. 4.11). Собственно смысл Православия состоит в том, чтобы правильно славить Господа. Значит, слава в сути своей имеет сакральный, священный смысл. А земная слава, та, которую мы воздаем смертным людям, разве не должна соотноситься с Божественной славой, быть ей так же подобна, как человек, творение Божье, подобен своему Творцу? Если так, то речь должна идти о правой славе, славе подлинной, такой, которая причастна славе вечной.

Герой на Западе и герой на Востоке

Отсюда естественно возникает вопрос: кто из людей достоин подобной славы? Достойны, конечно, святые, угодившие Богу своим подвигом. Подвигом во имя веры. В основу такого подвига всегда положена жертва: жертвенная любовь к Богу, способность путем самоотречения идти в этой любви до конца, вплоть до принятия мученического венца. Этот первый и высший подвиг является выполнением главной христианской заповеди, заповеди любви к Богу. Вторая заповедь - по слову Господа нашего Иисуса Христа, подобная ей, - возлюби ближнего твоего как самого себя (Матф.22, 39). Что является вершиной любви, высшим подвигом любви к ближнему? Ответ находим в Святом Евангелии: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Ин.15, 13).Образец такой жертвенной любви явил сам Сын Божий - пастырь добрый, Душу Свою положивший за овцы (Ин.10,11).

В прошлом году мы отметили 70-летие победы в Великой Отечественной войне, которая далась ценой массового героизма, ценой жертв, величайших в мировой истории. Конечно, славны все герои, но память тех, кто в боях пошел на жертвенный подвиг, пал за други своя, почитается нашим народом особенно: из числа 14 739 Героев Советского Союза 3051 человек удостоились этого звания посмертно, но, конечно, число тех, кто совершил жертвенный подвиг во имя Родины, во много, много раз больше.

Когда говорят о подвигах той войны, многие прежде всего вспоминают Александра Матросова. Может быть, не все знают, что также как он, своей грудью закрыли амбразуру 412 человек, при этом Матросов не был в их числе первым. Подвиг Гастелло повторили 595 лётчиков, на воздушный таран подобно Талалихину пошли 300 человек.

И что показательно. Среди миллионов вражеских солдат, в числе которых, наряду с немцами, были представители почти всех народов Европы, не нашлось ни одного, кто совершил бы подвиг Александра Матросова. Немецким комбатантам в той войне нельзя было отказать в стойкости и смелости, среди них, конечно же, были свои герои, но таких, кто захотел бы пожертвовать своей жизнью, отдать ее за других, не нашлось.

В чем причина? Почему герои Запада так не похожи на героев нашей страны? Причина очевидно в том, что веками русские люди воспитывались в Православии. Оно рассматривает человеческую личность как неотъемлемую часть Соборной Апостольской Церкви, которая есть Тело Христово.

Мне резонно возразят, что среди героев, жертвовавших своей жизнью, многие были атеистами. Это, действительно, так, но, во-первых, не забудем, что советская молодежь воспитывалась на началах коллективизма, в котором идея соборности светила как бы отраженным светом. Во-вторых, говорят, что на войне неверующих не бывает: вспомним, героя Сталинградской битвы генерала армии Чуйкова, у которого после смерти нашли в партбилете молитву, написанную по вдохновению им самим: «О, Могущий! Ночь в день превратить, а землю в цветник. Мне всё трудное легким содей и помоги мне»; вспомним, что Георгий Константинович Жуков, в ноябре 41-го года, перед началом контрнаступления под Москвой, когда землю сотряс первый залп мощной артподготовки, сказал: «Ну, с Богом», а через два года, освободив от гитлеровцев Киев, попросил духовенство отслужить в освобождённом от врагов Киеве благодарственный молебен. В столице Украины есть чудотворная «Гербовецкая» икона Божией Матери - ее маршал победы отбил у фашистов.

Николай Степанович Мельников, академик РАЕН, доктор технических наук, профессор, один из руководителей программы создания космического самолета «Буран», которому в детстве выпало видеть, как молодые солдаты со связками гранат бросались под немецкие танки, признавался, что его долгие годы мучил вопрос: что помогало этим героям преодолеть страх смерти. И он пришел к следующему выводу: «Герои — это те, у кого в экстремальных ситуациях пробуждается вечная Душа и берёт управление мыслями, чувствами и поведением человека, избавляя его от иллюзии отдельного существования»

Герой на Западе отличается от героя, воспитанного в православной вере, православной культуре, православной традиции. Он не стремится к тому, чтобы стать причастником славы вечной. Он одиночка. Будучи продуктом западного индивидуализма, он отделён от других. Вспомним героев книг западных авторов. Один из наиболее ярких среди них - старый рыбак в повести «Старик и море», одинокий герой, сражающийся с целой стаей акул, набросившихся на пойманную им небывалых размеров рыбу. Герой Эрнеста Хемингуэя не лишен человеческого достоинства, но сама мысль о Боге ему чужда; вспомним западные фильмы - хотя бы знаменитую «Серенаду солнечной долины». Выбираю именно эту картину, поскольку она создана во время Второй мировой войны. Вдумаемся: где-то в далекой России рекой льется кровь, а здесь убежавшая от войны в благополучную Америку молодая норвежка правдами и неправдами побеждает (или покоряет – кому как нравится) преуспевающего музыканта Теда Скотта: влюбляет в себя, – хитростью, ловкостью, спортивностью - овладевает его сердцем и таким образом устраняет его возлюбленную певицу Вивьен Доун. Симпатии зрителей, по замыслу создателей киноленты, на стороне победительницы Карен Бенсон. Банальный мюзикл, в основе которого – любовный треугольник. Но в нем - чисто американский дух. Его апофеоз – в весьма характерном кадре: американка, с которой порвал Джордж, уходя от него, поскользнулась на гладком полу и падает лицом вниз, но никто из джентльменов не думает подать руку женщине, больше того – они смеются: пусть проигравший плачет, Vae victis - горе побеждённым.

Западный герой выпадает не только из христианской традиции, но и из языческой – античной. Над древнегреческими героями тяготел рок, все они гибнут - западные же герои погибать не любят. Им слишком дорога собственная индивидуальность. Их задача – победить и возвыситься над окружающими. О сострадании к побеждённым не может идти речи. «Падающего толкни», - учил Ницше. Это у русского философа Василия Розанова такой призыв вызвал реакцию: «Какой подлец!» А европейцы приняли как должное. Их герои не жертвуют собой ради других. Рискнуть, пуститься в самую даже опасную авантюру – это пожалуйста. Но только во имя своих интересов. «Человек для себя своя последняя цель», провозгласил Иммануил Кант в работе «Антропология с практической точки зрения». В высшей степени показательно, что основоположник классической немецкой философии, поставивший земную, человеческую мораль выше Бога, назвал русских главными врагами немцев (кстати, в трактате «К вечному миру» кёниксбергский мудрец впервые высказал идею объединенной Европы, которую - каждый на свой манер - реализовали Наполеон, Гитлер и нынешние руководители западных стран Старого Света). Начавшись Кантом, немецкая философия логически пришла к Ницше с его сверхчеловеком, и завершилась теорией высшей расы – нацизмом, так сказать, коллективным сверхчеловеком.

Война закончилась 71 год назад, но разгорается битва за историю Второй мировой. Те, кто хочет отнять у нас победу и отдать ее в руки англо-американцев, отрицают подвиги наших героев: стремятся их всячески приуменьшить или даже полностью дискредитировать. Подвиг мученически погибшей Зои Космодемьянской вызывает у них особенную неприязнь: ах, она сожгла дом русской крестьянки - лишила бедную женщину крова! Ах, она сожгла конюшню с лошадьми – какой в этом смысл? Да в своем ли она была уме, не оказалась ли она психически больной? То есть жалеть нужно не юную партизанку, внучку убитого в 1918 году священника, которую гитлеровские садисты подвергли самым жестоким пыткам, - сочувствовать положено домовладелице, бившую измученную Зою палкой, когда ее вели к виселице, сострадать следует погибшим лошадкам. Между тем, Зоя выполняла директиву Ставки Верховного Главнокомандующего, которая предписывала предавать огню дома, где расположились гитлеровцы, чтобы под ногами оккупантов горела земля. Что же касается лошадей, то в условиях, когда на русских морозах в немецких машинах замерзало масло, конная тяга для врагов порой была единственно действенной и использовалась ими как для связи, так и для передвижения орудий.

Отрицают подвиг двадцати восьми героев-панфиловцев (их, мол, столько не погибло, да и самого боя в разъезде Дубосеково не было), отрицают подвиг Александра Матросова (мол, невозможно человеческим телом закрыть амбразуру стреляющего пулемета), а над памятью молодогвардейцев украинские националисты бесстыдно надругались: сбросили с пьедесталов бюсты подпольщиков. Памятник Олегу Кошевому исчез. «Одна из газет, - пишет журналист Виктор Кожемяко, - откликнулась на это ёрническим заголовком: «Исчезают герои, убегают собаки», демонстративно смешав в одну кучу памятник патриоту, погибшему за Родину, и… собак».

В битве за историю Великой Отечественной войны наши противники, отрицая подвиги бойцов Красной Армии и советских партизан, поднимают на щит врагов и предателей: бандитов УПА, жертвами которых стали не только солдаты и офицеры, но и партийные и советские работники, учителя, библиотекари, почтовые служащие - всего более тридцати тысяч человек. Недруги России героизируют солдат печально знаменитой РОА во главе с изменником родины генералом Власовым (кстати, этот «герой» в 1941 году, будучи еще советским генералом, не жалел своих солдат: «Не разрушив огневые точки врага, вы бросили на противотанковую оборону танки и пехоту, - телеграфировал Власову Георгий Жуков. - Приказываю разрушить артиллерией укрепления противника. Запрещаю легкомысленные броски танков на укрепленные полосы противника»).

 С сожалением приходится отметить, что и наши патриотические издания порой теряют ориентиры. Так не столь давно на православных сайтах и на страницах журнала «Наш современник» появилось «Письмо к Богу», написанное накануне боя солдатом, который прожил жизнь атеистом, но чувствуя, что следующий день станет для него последним, прозрел накануне смерти. Нет слов, письмо трогательное, но при этом публикаторы скрыли от читателя или нарочно не обратили внимания на то, что его автор, Александр Зацепа, убитый в 15 километрах от побережья Атлантического океана в бою с высадившимися американцами, принадлежал к составу так называемых «восточных батальонов», сформированных гитлеровцами из советских военнопленных, дезертиров и перебежчиков, следовательно, был предателем родины. Можно ли представить себе, чтобы такое письмо было опубликовано в сороковые или пятидесятые годы? Его бы сочли надругательством над памятью погибших героев Великой Отечественной. Дело в том, что понятие славы неотделимо от понятия чести. Совершивший бесчестный поступок и не раскаявшийся, по глубокому народному убеждению, не может быть прославлен.

Честь России невредима?

Честь, как и слава, в своём высшем проявлении восходит к Господу: «Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков» (Тим. 1, 17). Слава и честь – небесные титулы Богородицы. Она «Честнейшая херувим и Славнейшая без сравнения серафим». Честью увенчаны святые: «Честна пред Господем смерть преподобных Его» (пс. 115, 6). Честь, в изначальном значении этого слова – то, что противостоит нечестию, святые противостоят нечестивым: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судится у нечестивых, а не у святых» (Кор. 6.1.).

Светское представление о чести изначально восходило к евангельским добродетелям. Литературный памятник начала XVIII века «Юности честное зерцало», написанный как кодекс поведения юношей и девушек дворянского происхождения, изобилует примерами из Библии, ссылками на Новый Завет. К самой христианской повести русской литературы - «Капитанская дочка» - великий Пушкин предпослал эпиграф «Береги честь смолоду».

Но честь отнюдь не была привилегией высших классов. Православное духовенство, монастыри учили крестьянство и купечество бояться Бога – «Блажен муж, бояйся Господа» (пс. 111.1) - следовательно, бояться греха. Самый большой грех в народном сознании был иудин грех - предательство, измена Богу, царю, отечеству. Оттого вечный позор покрыл имена изменников – Курбского и Мазепы. Изменить воинской присяге, слову, которое давалось перед Богом, для солдат Суворова было немыслимо. Нарушить слово – значило для православного русского человека совершить вероломство (т.е. сломать веру), предать, уподобиться Иуде. В былые времена русские люди, скажем купцы, расписок не давали. Давали слово. Миллионные сделки совершались без нотариальных контор, юридически оформленных договоров, без каких бы то ни было бумаг - купеческого слова было достаточно. Оно являлось высшей гарантией, поскольку за ним стояла не только честь купца, но и его вера в святость слова: слово земное восходило к Слову небесному, которое было в начале (Ин.1.1.).

Честь, конечно, не экономическая категория, однако скольких трат избегало общество, в котором христианская нравственность являлась общепринятой нормой. И напротив, потеря чести влечёт за собой всеобщее недоверие, подозрительность. Бесконечные проверки, ревизии требуют содержания огромной армии бухгалтеров, аудиторов, контролеров. Но при этом обман, мздоимство только растут. Множится, разбухает класс чиновников, призванных следить за порядком и соблюдением законности, но коррупция не уменьшается. Больше того, уже сам чиновничий класс её продуцирует, и она принимает невиданные масштабы, вызывая усиливающееся массовое недовольство, чреватое мощными социальными потрясениями, тем более что это недовольство подпитывает растущая пропасть между богатыми и бедными.

Если чиновники и управленцы лишены совести, можно ли требовать от тех, кто находится под ними, соблюдать кодекс чести, верность присяге? Тем более, когда снова, как в революционные годы, «натиск тьмы и нечестия сделан на патриотизм… Голоса злобы, зависти и ненависти вопят о том, что любовь к отечеству есть не только ненужный пережиток, но и прямое преступление, что народности родной, близкой и любимой не должно существовать, что верность долгу, присяга, повиновение власти есть признак отсталости и глупости». Я цитирую здесь слова не современного патриотического публициста, а священномученика протоиерея Иоанна Восторгова. Как будто они сказаны сегодня о наших так называемых либералах, а не в промежутке между первой и второй русской революцией…

«Честь России невредима»… Много воды утекло, с тех пор как Лермонтов написал эти слова. Василий Осипович Ключевский, в 1905-1906 годах видевший, как по всей России горели подожжённые крестьянами помещичьи усадьбы, с горечью пророчествовал: «Народ, вступивший на революционный путь, обманул своего царя, которому клялся… Наступает время, когда он обманет и Церковь, и всех, тех, кто его считал «православным» и «богоносцем». Придет пора, он умело обманет, проведет и социалистов, за которыми сначала пойдёт». В наши дни предвидение великого историка сбылось до конца. Можно, конечно, бранить неудачную политику царского правительства, половинчатые реформы Александра II, винить аристократию, многие представители которой, в том числе принадлежавшие к дому Романовых, торопили революцию, можно ругать капиталистов, подкармливавших социалистов разных мастей с расчетом, что они свергнут самодержавие и расчистят для русской буржуазии путь на самые высокие этажи власти… Но, при всей справедливости этих претензий к тем, кто стоял над народом, нельзя не признать, что тогда совершился какой-то надлом в народной душе, в душе простого русского человека. Чем он был вызван? Почему были разбужены темные инстинкты толпы?..

В годы юности я трудился на авиационном заводе. В наш механический цех приходил старый мастер, бывший давно на пенсии, но которому руководство летом, в период отпусков, разрешало встать за станок и подменять опытных токарей. Нам, молодым, конечно, интересно было узнать, какая жизнь была у рабочих до революции 1917 года. Произошел такой разговор:

- Дед, сколько у тебя было детей?

- Моя Татьяна десятерых родила.

- И что, она не работала?

- Как теперь бабы работают - нет, конечно. С десятком ребятни - поди управься. Это и была ее работа.

- И что, ты всю эту ораву один кормил?

- Ну, да. Хозяин справно платил. Мясо, правда, ели только по воскресеньям и в праздники, однако ж, не голодали. Всех вырастили.

- Дед, а забастовки у вас были?

- Ну да, были.

- И ты бастовал?

- Ну а как же – как все, так и я.

- А бастовали при таком хорошем хозяине зачем?

- Хозяевами хотели стать…

Народ был, конечно, обманут социалистическим агитаторами, но если бы не гнездилась на дне его души, зависть к чужому богатству, бунтарство, смутьяны не смогли бы всколыхнуть эти тёмные чувства, которые заставили еще недавно кроткий православный народ вдруг забыть, что человек - образ и подобие Божие.

Стихли революционные бури. Окончилась братоубийственная гражданская война. Наступало время «советского термидора» (выражение Троцкого). Сталин понимал, что потерявшие ценностные ориентиры развинтившиеся массы не способны к движению вперёд, что реконструировать их, собрать заново (тогда и появилось сталинское определение писателей как «инженеров человеческих душ») может только общее дело, общая цель, поэтому в эпоху первых пятилеток был создан образ народа строителя нового общества, народа-победителя, прокладывающего человечеству путь к светлому будущему. Такой образ избранничества замещал или, лучше сказать, вполне сосуществовал с парадигмой христианского мессианства и психологически был понятен народу. Поэтому суровые тридцатые годы, о которых сегодня вспоминают главным образом в контексте чекистских репрессий, начали героическую эпоху - героев труда, героев освоения Арктики, затем - героев Великой Отечественной войны, а после неё – героев освоения космоса. При этом всегда в почёте была работа, подвиг - ратный или трудовой: «Человеку по работе воздается честь» - слова Михаила Исаковского стали лозунгом советского периода нашей истории.

Но грянули лихие 90-е. В эти годы советский народ как национальная общность был разобран, понятие «честь» перестройщики, а за ними реформаторы ельцинской волны с помощью кино, телевидения и купленных журналистов постарались вытравить из сознания людей: героями экрана, эстрады и средств массовой информации стали бандиты, олигархи, проститутки, безголосые певцы и певицы, юмористы, шоумены… Имя им легион: «Закружились бесы разны». Такая категория, как «честь» была по существу изъята из социально значимого обихода.

До недавнего времени, пожалуй, единственным исключением являлся спорт, который худо-бедно продолжал эстафету славы советского спорта. Но то, что мы разрешили издеваться над нашей олимпийской сборной, позволили унизить российских атлетов, согласившись с политическим судилищем, устроенным МОК, - есть прямое следствие забвения понятия чести. Будь у наших властных чиновников элементарное о ней представление, страна не слушала бы жалкий лепет оправданья про «царапины под микроскопом» и «соленую мочу», а брезгливо отвернувшись от пробирок с допинг-пробами WADA, гордо подняв голову, объявила бы бойкот Играм. И олимпиада в Рио из мирового спортивного события превратилась бы в заурядную международную спортивную тусовку. И ведь никто не ответил за очередное поражение в гибридной войне с Западом, за падение международного престижа Державы, за унижение страны, за тот урон, который причинен ее славе, ее чести...

Понятие славы и чести у нас еще со времен горбачевской словесной диареи начали заменять популярностью. Но если честь и слава лишены корысти, они бессребреницы, то популярность, особенно в условиях рыночных отношений, – алчна, жадна и жестока, требует больших денег и сама делает большие деньги. Раскрученные продюсерами поп-музыканты становятся долларовыми миллионерами. Популярность пышно цветет в мире, где все продается и все покупается. Популярности ищут политики, они уже не самостоятельны в своих действиях и каждый свой шаг делают с оглядкой: если шаг в том или ином направлении ведёт к снижению рейтинга, они, как правило, сворачивают в сторону или даже на все сто восемьдесят градусов. Низкий рейтинг грозит потерей власти: деньги конвертируются в популярность, популярность конвертируется во власть. На этом построена вся система так называемых демократических выборов.

Когда нация под подозрением

Парламентаризм в корне отличается от христианского понимания власти, согласно которому источник власти – Бог, а государственная власть – посредник между Богом и народом. Если во главе государства стоит царь, такой принцип правления называется единовластием, самодержавием. Это представление о власти родилось в Византии, было унаследовано от нее Московским царством, затем Российской империей и господствовало до февраля 1917 года. Главной целью революционного переворота, точнее, тех, кто его организовывал и стоял за спинами бунтующих толп, - было свержение Божьего Помазанника на троне и, как следствие, уничтожение Русской державы. Когда Чубайс заявляет, что «Февраль 1917 года мы не отдадим», он, выступая от имени ненавистников России, знает, что говорит.

Наша наука как-то не решается прямо сказать, чем были 90-е годы для нашей истории. Очевидно, слово «контрреволюция» неудобна для нынешней правящей элиты, поскольку вызывает инстинктивное отторжение у большинства наших граждан, хотя это слово вполне адекватно определяет сущность того, что происходило в горбачевско-ельцинский период. Пока новому смутному времени не будет дана объективная оценка, мы не выработаем положительной национальной идеи, которая объединит народы России, и фактической господствующей идеологией, - она не афишируется, но последовательно осуществляется российской элитой на практике - останется социал-дарвинизм с его принципом «выживают самые сильные», а на проверку самые бесчестные и наглые.

Власти без чести и без славы, основанной на насилии, а нередко купленной за деньги, неуютно в мире, где число недовольных неуклонно растет. Она не любит народ и боится его.

Руководители революционных перемен в России, все равно совершались они снизу, как в 1905-1907 и 1917 годах, или сверху - Иваном Грозным, Петром I, Горбачевым-Ельциным, - опирались не на титульную нацию, а на иностранцев или инородцев.

Известно, что Иван Грозный уничтожал древние русские боярские роды с помощью опричнины. Эта беспощадная царская гвардия появилась после женитьбы царя на Кученей, дочери кабардинского князя Темрюка. Следствием брака Ивана IV с Темрюковной стало то, что в ближайшем окружении царя появились и быстро набрали силу – военную и экономическую – азиатские кланы, связанные между собой родственными связями. «Все русские летописцы, - пишет историк Владимир Куковенко, - единодушно обвиняют Кученей в том, что она явилась главной вдохновительницей создания опричнины. Именно она зажгла «пожар лютости», что полыхал над Россией двадцать лет». Во главе опричнины был поставлен сын Темрюка – Салтанкул. Во главе опричных полков – Шейдяков (ногай) и Муртозалей (татарский царевич). Понятно, что они набирали полки преимущественно из своих соплеменников. Вспомним, что в «Песне о купце Калашникове» Михаила Лермонтова имя опричника – любимца царя Ивана Васильевича – Киребеевич. Были и русские опричники – князь Афанасий Вяземский, Алексей Басманов, его сын Федор... Но царь выдал их на расправу. «Похоже, что Салтанкул, - пишет Владимир Куковенко, - проводил безжалостные этнические чистки в своих рядах». Опричники изгоняли русских бояр и дворян с их земель, занимали чужие поместья. Так на Руси появились помещики Черкасские (Салтанкул – основатель этого дворянского рода), Салтыковы, Уваровы, Мурзины… Окружив себя новой гвардией, царь, как пишут ливонцы Таубе и Крузе, долгое время служившие в рядах опричнины, стал «подозревать всё население в измене». Как это перекликается с замечанием выдающегося русского философа Александра Панарина, сделанным в работе «Горизонты глобальной гражданской войны»:«Народ находится на подозрении»!

Петр I, проводя реформы, ломавшие весь строй русской жизни, в значительной мере опирался на немцев. Итогом немецкого засилья стала бироновщина. При императрице Анне Иоанновне, когда Бирон правил Россией, при дворе первое место занимали немцы; во главе Министерства императорского двора стоял немец; в коллегиях президентами были немцы; во главе армии находились немцы. Учреждённая Бироном и Анной Тайная канцелярия была завалена политическими доносами. Вся страна боялась восклицания «Слово и дело!», которым начиналась процедура сыска. Царил террор. Ссылка в Сибирь была самым лёгким наказанием: многих секли кнутом, многим резали язык, многие погибали под секирою палача; немало было и колесованных. Князья Артемий Волынский, Иван Долгорукий и его родственники были преданы мучительной казни. Клириков, в том числе архиереев, протестовавших против попыток изменить по немецкому образцу православные обряды и таинства (делами церкви распоряжался тогда лютеранин Остерман), сажали на кол…

Грянул 1917 год. В карательном аппарате тех, кто пришел к власти после Октябрьского переворота (в большевистской опричнине), славяне составляли явное меньшинство. В процессе захвата власти, когда – повторю слова Александра Сергеевича Панарина – титульная нация берется под подозрение, новая элита выдает своеобразный социальный заказ на отсутствие чести, на предательство и ненависть. Предатель, чтобы оправдаться в своих глазах, обязан ненавидеть то, что предает. Происходит развенчание прославленных исторических личностей, являющихся опорными для нашего национального самосознания.

Контрреволюция Горбачева – Ельцина, катастрофические политические и социально-экономические последствия которой до сих пор не преодолены, поставила страну перед ситуацией, когда, по меткому замечанию журналистки в газете «Православная Москва», не народ меняет правительство, а правительство меняет народ. В информации, размещенной на портале Asarussia.ru со ссылкой на консультанта одного из силовых ведомств, говорится о том, что в сегодняшней Москве русских насчитывается 31 процент, а представителей мусульманских народов – 33 процента.

Но если мусульманские роды, переселившиеся в Россию при московских царях, принимали православную веру, впитывали русский быт, русскую культуру и уже через два-три поколения становились русскими (Николай Яковлевич Данилевский, создавший теорию культурно-исторических типов, где особое место отводил России и славянству как особой цивилизации, писал, что у русского народа есть «уподобительная сила», способность «претворять в свою плоть и кровь инородцев, с которыми приходит в соприкосновение или столкновение»), то сегодня этого не происходит. Мусульманские диаспоры во всем мире, в том числе и в нашей стране, демонстрируют устойчивость, показывая несостоятельность мультикультурных проектов: поклонники Магомета держатся своих традиций, не торопятся переходить в христианство, скорее наблюдается противоположный процесс (биография Варвары Карауловой – пример в этом отношении весьма показательный).

Титульный русский этнос ослаблен, возможность его воздействия на иные народы «мягкой силы» - культурой – искусственно ограничивается: русскому языку и литературе в образовательных программах отводится все меньше часов, книгоиздательское дело захвачено дельцами от искусства. «Вот и получается, - пишет историк, политолог, директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета Андрей Фурсов, - что функцию литературы начинает выполнять антилитература (акунины-донцовы), культуры – антикультура (от «Дом-2» до версии «Руслана и Людмилы» в «режиссуре» Д. Чернякова)… Короче говоря, тень перестала знать свое место, на марше «живые мертвецы».

«Смена народа» элитой, которая пришла к власти после распада Советского Союза, не может не угрожать самой власти: в результате она рискует окончательно лишиться социальной базы, и без того крайне урезанной перестройкой и либеральными реформами. На протяжении многих лет в России происходило понижение авторитета власти – процесс гибельный для нашей страны. Он порождает апатию ее граждан, делает многих равнодушными к судьбе государства, в котором они больше не видят своего защитника и сосредотачивают все свои силы на личном выживании.

Два типа свободы

Сегодня можно сказать со всей определенностью: опыт парламентской законодательной власти в постсоветской России (так же, как учреждение Государственной Думы Российской империи в 1905 году) принес нашей стране слишком много издержек, чтобы признать его состоятельным. Мы не та страна. Россия исторически тяготеет к единодержавию – в силу своих тянущихся из Византии религиозных представлений о сакральности власти, в силу своих исторических традиций. Диктатура Сталина была не следствием «тиранических» качеств вождя, она была объективно обусловлена – во-первых, необходимостью управлять огромной страной в условиях враждебного окружения, во-вторых, - необходимостью искать социальную опору в широких народных массах и учитывать тот образ власти, к которому они, сотни лет жившие в условиях единодержавного правления, тяготели.

Авторитет Владимира Путина, показателем которого служит его неизменно высокий рейтинг, разумеется, объясняется личными достоинствами президента, его качествами политического лидера. Но не в меньшей мере в нем «виноват» и сам русский народ, который устал от руководителей, страдающих то старческим слабоумием, то словесным недержанием, то алкоголизмом. Народ хочет видеть во главе государства сильную личность, способную адекватно отвечать на вызовы современности. Руководитель, лишённый авторитета, не отвечает представлению русского человека о сакральности власти, не отвечает его религиозному чувству, а оно живёт у нас даже в самом отъявленном атеисте - русский человек не бывает без веры. Поэтому всякие попытки насадить у нас демократию западного образца, даже если предположить, что они делаются с благими намерениями и что Запад остается очагом демократии, обречены на провал. И оттого всякий лидер, деятельность которого в той или иной мере отвечает интересам страны, встречает на Западе непонимание, растущее раздражение, переходящую в ненависть. Авторитет российского лидера неизменно воспринимается там как авторитаризм.

Между тем, демократия в Европе и Соединенных Штатах вступила в углубляющийся системный кризис, дальнейшее развитие которого ведет к ее перерождению в свою противоположность – либеральный фашизм. Частная жизнь на Западе подвергается всё более жесткой и мелочной регламентации. Страх населения перед террористами власти использовали для контроля над личностью, грозящий превратиться в тотальный. Прослушивание телефонных разговоров и перлюстрация электронной почты, имплантировние чипов под кожу – всё это стало обычным делом. Английская пословица «Мой дом – моя крепость» потеряла смысл: ювенальная юстиция бесцеремонно вторгается в детско-родительские отношения, причем отнюдь не с целью выполнения библейской заповеди «чти отца твоего и матерь твою». Обывателю внушили, что свобода сексуальных извращений – есть высшее торжество демократии. Одновременно в европейских городах стремительно растет население мусульманских диаспор, а там господствуют законы шариата, для которых гомосексуализм и педофилия – преступления, карающиеся смертной казнью. Война между цивилизациями, которую предрекал американский политолог Самуэль Хантингтон, грозит превратиться в гражданскую войну внутри самого Запада.

Русский взгляд на свободу в корне отличается от западного, он не сводится к демократии, которая по сути дела является результатом цифрового, количественного и потому механистического подхода, характерного для европейского типа мышления, довольствующегося внешним. Восток больше ценит свободу внутреннюю. Борьба за свободу здесь, прежде всего, - борьба с грехом, порабощающим человека. «Где Дух Господень, там свобода» (Кор.3.17). Свобода от греха. И напротив, свобода, к которой движется западная демократия – это свобода для греха, свобода быть слугой дьявола, не зря сегодня на Западе доминирует антихристианский дискурс: британские власти не разрешают открытое ношение нательного креста; Европейский суд по правам человека запрещает распятия в школах Италии. 2 октября этого года в городе Росберг американского штата Орегон 26-летний Крис Харпер Мерсер застрелил девять и ранил семь человек только за то, что они назвали себя христианами. Появление серийного убийцы не назовешь случайным в странах, где главный праздник католиков – Рождество - запрещено называть Христовым, зато празднуется с национальным размахом сатанинский Хэллоуин, который, по наблюдениям протоирея Димитрия Дудко, несколько лет прожившего в Англии, «проповедует патологическую агрессию».

Функция государства, в соответствии с представлением православных христиан,- создавать и оберегать пространство спасения для своих граждан, у которых, как выразилась одна болгарская монахиня, «есть только одна свобода: свобода быть рабами Божьими». Такое представление опять-таки идет от Византии. Его впечатляющей иллюстрацией служит построенный 1400 лет назад Юстинианом Великим храм Святой Софии в Константинополе: огромный, как бы парящий в небе купол – образ неба и одновременно связи небесного и земного, символ мощной империи, под твердью которого совершается спасение его подданных, подданных царства Нового Завета, превосходящего ветхозаветное Иудейское царство. Недаром, построив собор, Юстиниан, имея в виду знаменитый Иерусалимский храм, воскликнул: «Соломон, я победил тебя!»

Христианский Восток приобрел многовековой опыт внутренней - «тайной свободы», говоря словами Пушкина. Сильная государственная власть ей не могла препятствовать даже в условиях цензурного гнета. Одним из проявлений этой свободы является взлет русской литературы в XIX веке, в период, который в исторической литературе приято называть «николаевской реакцией». Характерно, что внешняя – «явная свобода», наступившая после развала СССР, не дала ничего сравнимого с творческими вершинами русской и советской классики.

Сегодня Россия медленно, но всё же возвращается на свой особый путь. Можно сказать, что она вступает в стадию «постсоветского термидора». Наша страна снова усваивает функцию «удерживающего», противостоя усилиям Запада и, прежде всего, США отбросить историю назад. Лишенные исторических корней Соединённые Штаты, надо признать, изрядно в этом преуспели как в сфере политики (созданное их попечением «Исламское государство» возвращает мир в мрачную эпоху раннего средневековья), так и в сфере этики (моральная деградация западного общества достигла предельных значений, откатываясь не только от христианства, но и от заповедей Ветхого Завета). Власть в глазах русских людей начинает обретать те характеристики, которые отвечают их надеждам.