Николай ПЕРЕВОЗЧИКОВ. Василий и Адель

                              Сказ

Отслужил солдат Василий Прохоров службу в царской армии, и пришел ему срок в отставку идти. Выдали ему на дорогу кисет с табаком и три рубля серебром. Попрощался солдат с друзьями-товарищами и в путь-дорогу отправился. Дошел до березовой рощицы, присел на пенек и призадумался: куда податься? Пойти домой – так родители давно померли,  а в избе, где родился,  давно чужие люди живут – и, понятное дело, в гости его не ждут. Вот незадача какая получается.

         И тут припомнил служивый, что когда с турками воевали, а дело в Болгарии у деревни Шейново было, пошли они в атаку и схватились врукопашную. Наскочил на Василия турок из офицеров их,  и из револьвера пулей ногу ему продырявил, но и Василий в долгу не остался: штык со всего маху турку в плечо всадил. И после таких членовредительских действий очень они друг на друга осерчали. И хотя оба раненые, успокаиваться не желали: вцепились друг в друга. То турок русского колотит, то русский турку тумаки раздает.   А потом от боли, да от потери крови оба сил лишились  и сознание потеряли. Очнулся солдат, уже стемнело, оглянулся по сторонам – вокруг убитые, а кто выиграл или проиграл бой, совсем не известно. Ощупал Василий рану на ноге, терпеть можно. Глянул он на турка, тот хоть и лежит без сознания, но дышит.

– Что ж, – думает Василий, – храбрый противник оказался, до последнего со мной дрался, такому и помощь оказать не грех. Перевязал солдат турку плечо, как мог, и из своей фляжки воды ему в рот влил. Турок очнулся и воду ту с превеликой охотой выпил. А потом отдышался чуток и на ломанном русском языке сказал, что зовут его Аман, и он сожалеет, что поранил такого благородного солдата, который вместо того, чтобы его к праотцам отправить, перевязал и водой поделился.

– В знак благодарности дарю я тебе, – сказал Аман, – золотой перстень с именной печатью. И как только война закончится, приезжай ко мне в гости, в город Стамбул. Всякий, кому ты покажешь перстень, окажет тебе помощь и приведет тебя ко мне. А теперь – прощай, я в свою сторону поползу, а ты, давай, к своим пробирайся.

После таких воспоминаний Василий поразмыслил и решил: «А не  посмотреть ли мне заморскую страну Турцию и не полюбопытствовать ли, как народ там живет, что кушает, да  что пьет? И язык турецкий немного знаю». И отправился солдат в путь-дорогу.

Вот пришел Василий в турецкую страну, нашел город Стамбул, встретил  Амана. Оказалось, Аман – из очень знатного рода. Обрадовался он гостю: « Молодец, что приехал!» Повел Аман Василия по своему дому, а это и не дом вовсе, а дворец, что ни на есть настоящий. У Василия рот как сам собой открылся, когда его Аман в первую комнату завел, так и не закрывался, пока хозяин ему последнюю комнату не показал. Столько он диковинок увидел, серебра и золота, что никакому описанию не поддается. Вот Аман завел его в наикрасивейшую комнату. Кровать там стоит под балдахином, из черного дерева, вся резная, ковры висят персидские ручной работы, вазы стоят из серебра.

– Это твоя комната, – говорит Аман, – живи в ней, сколько хочешь.

Остался Василий у Амана в гостях: купается он в роскоши, кушанья ест заморские, которых отродясь не пробовал: тут тебе и фрукты самые диковинные,  и сладости восточные . Вина он пьет из кубков серебряных. Ароматом эти вина благоухают. Одним словом, рай. Но прошло какое-то время, наскучила такая жизнь отставному солдату, маяться стал от безделья.

         Вот как-то за ужином Василий говорит Аману:

         – Сегодня днем прохаживался я по базару, повидал много всяких вещей занимательных. Были там клинки дамасские, платки бухарские, но более всего мне пришлись по сердцу кубки серебряные, да кувшины медные с узорами чеканными. Увидел я, как ваш мастер все это своими руками творит, узоры тончайшие выводит. И страсть, как мне захотелось этому ремеслу обучиться, ведь до того, как меня в солдаты забрали, я в кузнице отцу помогал, он у меня кузнецом был и чеканкой малость занимался, и работа эта мне шибко нравилась. Подошел я к этому мастеру и стал просить его, чтоб он меня в подмастерья взял. Он подумал и согласился. Сошлись мы с ним на том, что завтра я к нему в мастерскую приду.

– Скажи, – говорит Аман, – зачем тебе все это нужно? Зачем ремесленником хочешь быть? Давай я тебе денег дам, купцом сделаю, будешь товаром торговать, барыш иметь.

Отвечает ему Василий:

– Спасибо за слова такие, но деньги и украсть могут, и потерять их возможно, а вот ежели я мастером стану, то мастерство при мне на всю жизнь останется.

Задумался Аман: « Может, ты и прав. Воля твоя, но если наскучит тебе эта забава, то знай, в беде я тебя не оставлю». А Василий помялся малость и продолжает: «Хочу я переселиться в дом попроще, потому как если прослышит мастер, что живу я в таком  дворце, то, пожалуй, и обучать ремеслу меня не станет. Скажет, что богач с жиру бесится. Так что присмотрел я комнату и с хозяином о цене договорился». Аман глаза округлил:

– Ну, друг, и желания у тебя странные. Но ты – мой гость, будь по-твоему.

Прошло два дня, как-то под вечер приехал Аман в гости к Василию. Посмотрел на его житье-бытье и говорит:

– Неуютно у тебя в доме, женской руки не хватает.

На следующий день  привел Аман девушку лет двадцати. Глаза черные, большие, стан тонкий, косы ниже пояса. И рассказал, что девушка эта - сирота, зовут ее Адель и какого она роду-племени – неизвестно. Но девушка она работящая и послушная, и будет ему по хозяйству помогать. Василий тут возражать стал:

         – Зачем мне служанка нужна, скажи на милость?

         Но Аман слушать его не стал, сослался на неотложные дела и был таков. Остался Василий с девушкой, что с ней делать – ума не приложит. Молчит он, и девушка помалкивает. Дело к ночи, пора ложиться спать. Василий девушке объясняет, чтоб  она на кровати ложилась. А сам пошел в соседнюю комнату, лег на диван, а под голову, вместо подушки, кулак подсунул и через минуту заснул. А что тут хитрого: на службе, во время походов и на земле приходилось спать, иной раз и дождичек поливал, и ничего. А тут на диване, да под крышей! Красота!

Рано утром проснулся он, посмотрел по сторонам и растерялся. Завтрак приготовлен: на блюде плов паром и ароматом исходит, рядом щербет и лепешки румяные. А в комнате чистота и порядок. Что тут скажешь, молодец,  и когда только успела все сделать?

В первый день мастер Ахмед показал Василию инструмент, необходимый для работы: «Вот фигурный чекан, стержень у него стальной, восьмигранный, чтоб в руке  лучше удерживать. Им отпечаток рисунка делают. А это чеканы-трубочки для выпуклых отпечатков. А вот лопатник для выравнивания поверхности. Это рихтовальная плита, а это чеканный молоток». Василий слушает Ахмеда, каждое словечко запоминает.   Прошло три месяца. Жизнь у него, вроде как, наладилась. Мастер Ахмед иной раз похваливать стал. А Василий старается, хочется ему это ремесло чеканщика до тонкости освоить. И дома все в порядке. Василий стал обучать Адель русским словам, а она его – турецким.  Одним словом, живи да радуйся. Но счастье долгим не бывает.

Как-то в мастерской, когда Василий узор чеканный на кувшин наносил, поранил он палец на правой руке. Даже не ранка, а так себе, царапинка. Василий на это и внимания не обратил, но к вечеру палец опух и сделался багровым, а следом  рука опухла и покраснела вся. Василий такие случаи на войне, в лазарете, повидывал и знал, как запросто врачи-хирурги оттяпывали руки и ноги у таких раненых. Понятное дело, гангрена начиналась, и выбор был невелик: либо руки лишиться, либо помереть.

– Нет, калекой – это не житье, – решил Василий. – Как же я себе без руки на пропитание зарабатывать стану? А ходить, да подаяние просить – не по мне. Раз судьба со мной этакий фортель выкинула, пусть так и будет. Пожил я на земле-матушке предостаточно, другим и столь пожить не довелось.

Вздохнул Василий, прочитал молитву, лег на свою постель, стиснул зубы от боли и стал ждать. Спустя какое-то время стало его в жар бросать, а потом он будто куда-то провалился. Иногда, когда Василий приходил в сознание на короткое время, видел он бледное лицо Адель, несколько раз мелькало расстроенное лицо Амана, еще какие-то чужие лица. Потом снова наваливалась темная пелена, и Василий впадал в беспамятство. И вот как-то очнулся Василий, чувствует – боль отступила, и жар в теле спал. Стал он вспоминать, что с ним было, да что сейчас делается. Вдруг – как кипятком ошпарило: с рукой- то что сталось? Повернул голову, взглянул на правую руку и вздохнул с облегчением.

– Слава тебе, господи, все на месте, хоть и забинтована рука по самый локоть, но целехонька.

Перевел взгляд в другую сторону –  рядом с ним сидит Адель, положила свою руку ему на грудь, и такое лицо у нее бледное и осунувшееся, будто не Василий, а она сама болеет. Глаза у нее закрыты, длинные ресницы сомкнуты. « Да она же спит», – догадался Василий. И так ему стало замечательно на душе, что есть на белом свете человек, который о нем так печалится и заботится. А Адель почувствовала на себе взгляд Василия, распахнула глаза, увидела, что Василий в сознание пришел, и радостно улыбнулась. Потом вскочила резво на ноги и закружилась в танце по комнате. Затем резко остановилась, бросилась к Василию, припала к его груди и залилась в рыданиях. А Василий голову Адель гладил и шептал: «Ну перестань, ты что же плачешь, аль не видишь, легче мне сделалось». А через час Аман пришел, увидел, что Василий в полном здравии, тоже обрадовался: « Слава Аллаху, вижу, болезнь от тебя отступила.»

Прошло еще немного времени, поправился Василий окончательно и опять в мастерской пропадать стал. Мастер Ахмед самую сложную работу доверять стал Василию. И то сказать, что он не сделает, отбою от покупателей нет. Снова все вошло в свое русло. Но вот однажды приснился Василию сон, будто он, совсем еще мальчонка, лежит на палатях в родительской избе, а за окном зимняя ночь стелется, луна в окно заглядывает. И вот слышит он, что где-то на улице под ногами запоздалого путника снег негромко поскрипывает. А как стал путник мимо их окон по тропинке проходить, то и скрип снега усилился.  Когда стал удаляться от избы, то и скрип снега стал глуше да тише, пока совсем не стих. Проснулся Василий среди ночи, и такая его тоска взяла, захотелось ему к себе на родину, зиму увидать, да морозным воздухом подышать. Готов он был тут же подняться с постели и пойти домой, в Россию.

На следующий день пришел Василий к Аману и говорит:

– Аман, собрался я к себе на родину ехать.

 Аман отвечает:

– Да что же ты, Василий, таким неугомонным человеком родился? То тебе непременно ремесленником захотелось стать, теперь вот на родину собрался. Кто тебя в России ждет, кто там о тебе вспоминает?  А ты об Адель подумал, разве не видишь, как она на тебя смотрит? Эх, не хорошо ты поступаешь!

Подошел Василий к Аману и молвил:

– После моего отъезда помоги Адель, не оставь ее без заботы. Нравится она мне, но не хочу брать ее с собой. Места у нас суровые, зимы холодные да длинные, не выдержит она наших морозов, она снегу-то в жизни не видела.

Отвечает ему Аман:

– Не беспокойся за Адель, помогу, без денег и крова не оставлю. Но и ты, знай, что мой дом всегда открыт для тебя.

После этого пришел Василий к себе домой, увидел глаза Адель, ее радостную улыбку и сник. Не знает, как подступиться да сказать, что расставаться наступило им времечко. Потом вспомнил, что купил  для Адель на прощание золотые серёжки и говорит: «Вот тебе подарок от меня», – и протягивает руку. Адель увидела сережки, схватила их, к груди прижала, а глаза с такой любовью смотрели на Василия, что он совсем оробел,  но собрался с духом и промолвил:

– Через два дня уезжаю я к себе  на родину, в Россию, но ты не печалься, с Аманом я о тебе договорился. Будет у тебя и крыша над головой, и работа найдется.

У Адель улыбка мигом с лица исчезла. Увидел он, что выскользнули из ее рук сережки и на пол упали, а она даже внимания на это не обратила. Посмотрела своими большими глазами на Василия и тихо молвила: « Возьми меня с собой, я и обед готовить буду, и стирать, и в доме прибирать». Он ей отвечает:

– Да куда я тебя возьму, у меня на родине и угла-то нет, где можно голову прислонить. А места, куда я отправляюсь – суровые, лета там совсем не бывает, весной и осенью – дожди бесконечные, да грязь непролазная, а про зиму и говорить страшно. Как выпадет снег, занесет дома по самые крыши, приходится жителям рыть в снегу проход лопатой, чтобы в лавку сходить, да съестного купить. А те, кто побогаче, с осени запасы в погреб складывают и всю зиму из избы носа не высовывают. Оладьи да хлеб пекут, весну ожидают. А кто победнее, тому худо приходится. Пока он по снежному проходу пробирается, его в засаде медведи да волки ждут. Чуть что – цап, и все, даже костей не сыщешь.

Одним словом, Василий небылицы плетет, старается Адель напугать. А она, знай, свое твердит: « Возьми меня с собой ».  Василий ей вновь отвечает:

– Глупая ты, ну зачем тебе, скажи на милость, отправляться со мной в чужедальнюю страну, от холода да голода мучиться. Потому как ты мне шибко нравишься, не хочу я твою жизнь ломать, чтоб ты потом разнесчастной была. А здесь, дай бог, и жених сыщется, и выйдешь ты замуж, и будешь жить припеваючи, а обо мне даже не вспомнишь. Вот тебе весь мой  сказ.

Посмотрела Адель на него долгим взглядом, а потом подошла к дивану, легла, свернулась калачиком, закрыла глаза и затихла. А он и не знает, что еще молвить. Махнул рукой и пошел в мастерскую к Ахмеду прощаться. А когда вернулся домой, то увидел, что Адель как лежала, так и лежит, даже не шелохнулась вовсе. « Адель! Ты не  заболела ли часом?» – спрашивает он. А в ответ ни слова. Василий и так, и сяк старается Адель разговорить – ничего не получается.  Пошел он за помощью к Аману, рассказал все, тот выслушал его и сказал:

– Видишь, тут такое дело – если восточная женщина мужчину полюбит, так это на всю жизнь, и ничего тут не поделаешь. Если ты любишь Адель и добра ей желаешь - забирай ее, иначе она без тебя тут зачахнет, и никакое снадобье, и никакие лекари не помогут.

Вернулся Василий домой, подошел к Адель и говорит:

– Ежели ты действительно надумала со мной  ехать, то нужно и вещи какие-никакие подсобрать, и ужин приготовить.

Адель от таких слов птицей взлетела с дивана.

Через некоторое время доехали они до России, добрались до села, в котором Василий родился. Там он выкупил родительский дом и, не мешкая, ремеслом занялся, стал мастерить кувшины  бронзовые, табакерки да шкатулки серебряные. И к восточному орнаменту стал Василий русские узоры добавлять: то листок березовый, то цветок ромашки или василек, и так это у него замечательно выходило, любо посмотреть.

 И всю жизнь считался Василий большим мастером, свое именное клеймо имел, и очень гордился, что для храма Спаса-на–Крови чеканные оклады для икон мастерил

И Адель в селе быстро прижилась. Сначала бабы ее настороженно встретили, а потом посмотрели, какая она хлебосольная и работящая, еще и мастерица: и бисером узоры вышивать умеет, и платье любое может выкроить и сшить, то, понятное дело, зауважали.

Пришла зима, увидела Адель, как первый снег ложится на землю, выбежала во двор, подставила ладонь под падающие снежинки. И когда несколько снежинок упали ей на руку, зажала она их в кулаке и быстренько назад в дом вернулась. Бросилась к Василию, щеки у нее от мороза горят, глаза радостно светятся, разжала она кулачок: « Посмотри, какая красота».  А там ничего нет. Смотрит Адель на ладонь, ничего понять не может. Все ей в диковинку было. Увидела, как детвора на улице играет, на салазках катается да снеговика лепит, и давай приставать к Василию, чтобы такое же чудо возле дома смастерил. Так что очень полюбилась Адель русская зима.

А еще Василий Аману весточку послал, рассказал о своем житье-бытье и упомянул, что часто его  вспоминает. Вскоре Аман прислал ответ, написал, что ждет Василия и его семью в гости.

Прошло немного времени, женился  Василий на Адель, и жили они в любви и согласии. За это время появились у них дети: дочь Анастасия и  сын Александр.

 Когда сын подрос, стал отцу в работе помогать. Спустя какое-то время отправил Василий Александра в Петербург ювелирному делу обучаться. Закончив учёбу, вернулся сын в село и подарочек привёз: серебряный чайный сервиз. Глянул Василий на сервиз и ахнул – отродясь такой красоты не видывал. Аж немного завидно стало, но потом гордость за сына появилась. Подошёл Василий к Адель и молвил:

– Александр-то наш даже меня в мастерстве перещеголял. Ничего не скажешь – молодец!

Ну а если разобраться, каждому родителю хочется, чтоб его ребёнок был талантлив, умён и в жизни счастлив.

И по сей день, коллекционеры считают большой удачей приобрести изделия Прохорова старшего и Прохорова младшего: чеканные оклады для икон, блюда и вазы серебряные, и в большой цене они у них.