Юрий БАРАНОВ. Туфа на туфту, или «Аль-Кайда» в Смольном.

На самых видных местах в книжных магазинах громоздятся тома в очередной раз переизданных «Детей Арбата», по телевидению, занимая самое лучшее вечернее время первого канала (с повтором по утрам) идет многосерийная экранизация этого романа Анатолия Рыбакова-Аронова. Будто повторяется хорошо срежиссированный взрыв восторга, коим было встречено появление этого сочинения в перестроечные годы. Возможно, нынешняя реанимация приурочена к 70-летию убийства Кирова, на которое «завязан» сюжет романа. Естественно, множатся и статьи о юбилее и о книге. Опять с жаром доказывают, что злой Сталин организовал убийство доброго Кирова, чтобы осуществить «кадровую революцию», как формулировал Анатолий Рыбаков-Аронов; или – чтобы ликвидировать «послеоктябрьскую элиту», как сгоряча ляпнул кандидат исторических наук Яков Рокитянский в «Литературной газете» (№ 48 за 2004г.). Политические кампании (а это, сами понимаете, не эпизод литературной жизни, а политическая кампания) ни с того ни с сего не раскручиваются и не проводятся. Значит, «их» что-то беспокоит. Что именно? Об этом – ниже, а пока надо все же вспомнить кое-что из истории.
…Семьдесят лет тому назад, 1 декабря 1934 года, в Ленинграде один очень нервный и несчастный молодой человек свел счеты с обидчиком – убил любовника своей жены. Рогоносец был безвестен и ничтожен, его счастливый соперник – знаменит, популярен, всемогущ. Он – член Политбюро ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома Сергей Миронович Киров (Костриков), а его убийца – ничем не примечательный Николаев. Но вот ведь как в жизни бывает – у харизматического Кирова жена болезненная и жуть какая некрасивая, способная только тоску наводить, а у жалкого Николаева – аппетитная краля. Эх, Киров, Киров, учили же тебя еще в дореволюционной школе: не пожелай жены ближнего своего…
Наверное, нет смысла тратить время и место на разоблачение официальной туфты, согласно которой Киров погиб в результате целого заговора зиновьевских двурушников, вдохновляемых из-за рубежа Троцким. Истинную причину человеческой трагедии Кирова прекрасно знали в высшем эшелоне партии. Но Сталину его туфта нужна была, чтобы, воспользовавшись ею, расправиться со своими врагами. Хрущеву тоже нельзя было сказать правду: партийные деятели высокого ранга должны быть святее ангелов. Повторять сталинскую туфту о заговоре он не хотел, открыто валить на Сталина не мог – боялся разоблачений со стороны своих заклятых друзей-сподвижников. Поэтому Хрущев ограничивался намеками.
На ХХ съезде партии в 1956 году Хрущев сказал: «Необходимо заявить, что обстоятельства убийства Кирова до сегодняшнего дня содержат в себе много непонятного и таинственного и требуют самого тщательного расследования». Пятью годами позже, на ХХП съезде партии, Хрущев говорил: «Надо еще приложить немало усилий, чтобы действительно узнать, кто виноват в его гибели. Чем глубже мы изучаем материалы, связанные со смертью Кирова, тем больше возникает вопросов. Сейчас ведется тщательное изучение обстоятельств этого сложного дела». Прошло еще три года, и в партийном официозе, газете «Правда», в статье, посвященной 30-летию событий 1934 года, говорилось, что якобы Киров был препятствием для честолюбивых устремлений Сталина, после чего следовал такой пассаж: «…Преступная рука оборвала жизнь Кирова. То было заранее обдуманное и тщательно подготовленное преступление, обстоятельства которого, как сообщил Н.С.Хрущев на ХХП съезде КПСС, до конца еще не выяснены». То есть опять намек, но не прямое утверждение. Сейчас, когда бытовая причина гибели Кирова стала общеизвестной, исчез интерес к самому убийству, однако события, последовавшие за ним, были весьма важны для судеб нашей страны, а потому не перестают волновать историков. Сталинская интрига и в самом деле была, только началась она не до, а после убийства Кирова. Можно сказать так: Николаев, отомстив своему обидчику, сделал Сталину поразительно щедрый, «перспективный» подарок. И надо было быть Сталиным, чтобы, внезапно получив его, мгновенно понять, какие возможности открыл для него роковой выстрел в коридоре Смольного института, где располагался Ленинградский обком партии.
И еще одно замечание. Либеральные толкователи происшедшего 1 декабря 1934 года, тот же «кандидат исторических наук Яков Рокитянский» изображают дело так, будто Сталин поставил себе в образец нацистскую провокацию с поджогом рейхстага. Между тем Сталину не надо было обращаться к «зарубежному опыту». Достаточно было извлечь уроки из истории той самой «послеоктябрьской элиты», по которой проливают слезы Рокитянский, Рыбаков и их единомышленники. Эта «элита», читай – старые большевики не раз прибегали к такому трюку.
Первым можно считать убийство Николая Баумана в 1905 году. Во время демонстрации этот большевик (он был ветеринарным врачом), размахивая красным флагом, стал выкрикивать оскорбления в адрес царя, что вызвало возмущение рабочего Михалина, и тот убил «бунтовщика». Ленинская партия тут же объявила, что Бауман пал жертвой «черносотенцев», что весьма устроило и других оппозиционеров. Бауману были организованы грандиозные похороны, что совершенно не соответствовало ни его личности, ни его роли в революционном движении. Дело было не в нем, а в «черной сотне», которую следовало представить источником террора в стране. А Михалин продолжал свою аполитичную трудовую жизнь, однако вскоре после революции был опознан большевиками и убит без суда и следствия.
Другие задачи стояли перед большевиками в 1918 году. Еще в памяти народной был жив успех партии эсеров на выборах в Учредительное собрание; тогда она завоевала абсолютное большинство и, если бы соблюдалась законность, могла бы сформировать правительство. Как известно, «Учредилка» была разогнана большевиками, однако авторитет у эсеров был еще немалый. Поэтому убийство начальника Петроградской ЧК Урицкого и покушение на Ленина было «повешено» на эсеров. Хотя Урицкого в порядке мести кровавому палачу убил беспартийный молодой интеллигент-одиночка Канегиссер (к слову сказать, приятель Сергея Есенина), а полуслепая эсерка Дора (Фанни) Каплан, как давно уже установлено историками, не была и не могла быть исполнительницей теракта над «вождем мирового пролетариата».
Общая особенность перечисленных дел – это то, что большевики вовсе не жаждали открытых процессов, хотя они, казалось, были бы им очень выгодны – в смысле изобличения вражеских партий. Но – втихаря прикончили Михалина, поспешно убрали Канегиссера, а Каплан, прежде чем расстрелять, свезли даже не в ЧК, а в личную(!) тюрьму товарища Свердлова, находившуюся в подвале его дома в Кремле. Это была нелишняя предосторожность – в ЧК тогда немалые посты занимали левые эсеры, да и вообще не все еще устоялось, позиция самого Дзержинского представлялась не совсем ясной, и Свердлов, которого многие историки считают истинным организатором покушения на Ленина, боялся возможной утечки информации.
Точно так же быстро расстреляли и Николаева – видимо, не было уверенности в том, что он будет говорить то, что нужно. Да и Сталин, судя по всему, понимал, что если слова Николаева в протоколах судебного заседания будут написаны пером, их потом не вырубишь топором. Он же хотел полной свободы рук, и потому его больше устраивал навеки замолчавший убийца Кирова. Так сподручнее было строить, выражаясь по-современному, виртуальную реальность.
Подобные приемы практиковались, конечно, не только в нашей стране. Не успели неведомые самолеты разрушить небоскребы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, как американские власти в лучших большевистских традициях завопили о несомненной причастности к происшедшему полумифической организации «Аль-Кайда». Описание двух арабов с кухонными ножами удивительно походило на байки НКВД о передаче Троцким (из-за границы!) инструкций Николаеву, когда и как лучше всего кокнуть Кирова. Но какие перспективы открыл перед Вашингтоном теракт 11 сентября! Тут и вторжение в Афганистан, и завладение базами в среднеазиатских республиках бывшего СССР, и, наконец, захват Ирака…
Но каковы же были цели Сталина 70 лет тому назад, для чего, собственно говоря, он воспользовался убийством в коридоре Смольного? Если поверить в проклятия, которые потоком хлынули тогда из всех пропагандистских рупоров, получается, что главные враги народа, коммунистической партии и советского правительства, лично товарища Сталина – это Зиновьев с Каменевым и стоящий за ними Троцкий. Это, мол, они убили Кирова, чтобы, начав с него, расправиться со всеми другими вождями, ликвидировать социализм и восстановить капиталистический строй. Чушь, конечно, несусветная. Яковлевы-волкогоновы-рыбаковы исписали горы бумаги, доказывая, что, убивая Кирова и преследуя Зиновьева с Каменевым, Сталин-де стремился к укреплению своей власти. Но к тому времени ей уже ничто не угрожало.
Троцкий был выслан за границу, где его встречали отнюдь не с распростертыми объятиями; западный мир воспринимал его как одного из главных злодеев, заговорщиков и революционеров, убийц и палачей. Крупнейшие страны отказались его принять. Еле-еле Троцкий пристроился в Норвегии (потом вынужден был перебраться в Мексику). Русская эмиграция его ненавидела. Для Запада Троцкий не имел даже пропагандистской ценности: ведь он проклинал Сталина не за революционность а, напротив, за отход от нее.
Бывший кровавый палач и петроградский диктатор Зиновьев к 1934 году был изгнан из большой политики, занимал третьестепенные должности, до неприличия униженно пресмыкался перед Сталиным; разумеется, в партии еще помнили, что некогда он был другом Ленина и потому его допускали на партийные форумы, но – уже открыто над ним потешались. Никакой опасности для Сталина «товарищ» Зиновьев (он же Радомысльский, он же Апфельбаум) представлять уже не мог. Так же, как его друг и постоянный союзник «товарищ» Каменев (Розенфельд). Ну, а другие притянутые к убийству Кирова «злодеи» были еще помельче калибром.
Нет, нет, в 1934 году Сталина и его соратников уже никто не смог бы оттеснить от руля власти. Целью всей кампании был не организационный, а идеологический перелом, и в этом случае нельзя не согласиться с Троцким. Сталин действительно отходил от идей Октябрьской революции в России, которая, как это неоднократно заявляли и Ленин и Троцкий, и другие её вожди (но не Сталин), была затеяна исключительно в расчете на революцию мировую. Сталинская идея построения социализма в одной стране, вызывавшая яростные проклятия Троцкого, была враждебна, разумеется, не только ему.
Немало «пламенных революционеров», «последовательных интернационалистов» считали, что дела в России (СССР) имеют гораздо меньшее значение, чем мировые проблемы, как часть всегда меньше целого. Для них священным заклинанием еще звучали слова Ленина, сказанные им в 1918 году: все умрем за германскую революцию; они помнили, как откровенно Ленин заявил тогда, что «для нас» германская революция имеет неизмеримо большее значение, чем русская. Они хмыкали и хмурились, наблюдая, как постепенно в СССР реабилитируется русская история и русская культура.
В свое время Троцкий арестовал бывшего «царского» полковника Шапошникова, пошедшего служить в Красную Армию – он счел его «русским националистом», который воюет не с белополяками за красную Европу, а просто с поляками за Россию; Сталин выдвинул Шапошникова (будущего маршала Советского Союза) на высокие посты. Любезный друг Ленина и Троцкого нарком просвещения Луначарский (Хаимов) отменил преподавание истории в советских школах, сказав «крылатую» фразу – детям рабочих и крестьян незачем знать, что когда-то жил какой-то князь по имени Александр Невский; сталинский выдвиженец секретарь ЦК партии Жданов восстановил преподавание истории.
По тонкому наблюдению историка Сергея Семанова, вся сталинская группа партийных руководителей отличалась от своих противников-троцкистов ориентированностью на Россию. Сплоченные группы Сталина и Троцкого, – пишет он, – зародились в одном болоте, но разошлись на великом водоразделе, имя которому – Россия, они потекли в очень разных направлениях… Все были хороши. Но разница есть, и она существенна, более того – принципиальна. Называется эта самая разница патриотизмом, а по-русски говоря, любовью к Отечеству. Для сына местечкового еврея Кагановича или сына смоленского крестьянина Андреева, для простоватого Ворошилова или получившего неплохое образование Молотова (Скрябина) – для всех этих людей в равной степени центром мира в общем и целом оставалась Россия… Все они отличались изрядной жизненной закалкой, происхождения были самого незнатного, знали цену труду.
Ну а как обстояло с этим дело у их политических противников? Сам Троцкий родился в зажиточной семье землевладельца, в ссылке был недолго. Йоффе – сын очень богатого торговца. Радек (Собельсон), Раковский, Пятаков – отпрыски богатых семей. Преуспевающим и высокооплачиваемым адвокатом вплоть до 1917 года был Крестинский. Никто из сталинской группы в эмиграции не жил. Зато по много лет провели заграницей Троцкий и Йоффе. Радек и Раковский вообще были иностранными гражданами и в России объявились только после Февральской революции. К этим наблюдениям Сергея Семанова можно добавить и то, что никто из сталинской группы не имел никакого отношения к связям большевиков с немцами.
Для большинства членов партии «сталинцы» были понятнее и ближе, чем их антиподы. И тем не менее какой-то героический ореол, искусно поддерживаемый пропагандой, в которой заправляли ориентированные на мировую революцию «интеллигенты», окружал «старую ленинскую гвардию». Простодушная молодежь могла не разбираться в тонкостях политических платформ, она просто уважала героев, посвятивших себя революции. Одно то, что товарищ Имярек лично встречался с Лениным, имело для них огромное значение. Через Зиновьева, Каменева и Троцкого (ясно, что все большевики с дореволюционным стажем были друг с другом знакомы) Сталин «привязал» старых партийцев к убийству Кирова, как за шестнадцать лет до того Зиновьев в день убийства Урицкого возложил коллективную вину за это преступление на эсеров. Так началось избиение «ленинской гвардии», «послеоктябрьской элиты» или как там ни назови это сообщество местечковых образованцев, меченых русофобией, демагогией, наглостью и террором.
Не мое дело ставить оценки. Еще древние римляне говорили, что история пишется не для того, чтобы доказывать, а для того, чтобы поведать. Но не понимаю я тех, кто проливает слезы не по раскулаченным крестьянам, а по их палачам. Кроме первого наркома внутренних дел Генриха Ягоды, реабилитированы все руководители репрессивных органов, в том числе начальники ГУЛАГа 1930-х годов – Лазарь Коган, Матвей Берман и Израиль Плинер. Немало слез пролито и по Пятакову, зверствовавшему на Украине в годы гражданской войны. Его первая жена, ярая троцкистка Евгения Бош, «прославившаяся» невероятной жестокостью по отношению к русским крестьянам при подавлении Антоновского восстания в 1921 году, удавилась в 1925-м – она раньше других осознала неизбежность политического краха своего кумира. Вторая жена Пятакова была арестована, как и он сам, в 1936-м. Узнав о том, что ее приговорили к высшей мере наказания, Пятаков обратился к наркому внутренних дел Ежову с просьбой разрешить ему самому расстрелять свою жену и тем доказать преданность партии и одобрение всех ее решений.
Недавно вышла книга, восхваляющая Адольфа Йоффе. Он не был репрессирован, он пустил себе пулю в лоб в тот день, когда с политического Олимпа был сброшен его кумир Троцкий. «Дипломат ленинской школы» Йоффе щедро отдавал куски наших исконных территорий на переговорах с Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, шел на любые уступки. Это он проводил границу между Россией и Казахстаном, сделав его столицей Оренбург. В 1970-е годы в Высшей партийной школе при ЦК КПСС нам разъясняли, что Йоффе был, конечно, нехороший троцкист, но границу проводил из правильных коммунистических соображений – чтобы на базе железнодорожных мастерских (Казахстану он прирезал огромный кусок земли, где не было казахов, но проходила Транссибирская магистраль) «ковать национальный рабочий класс». Не удивлюсь, если узнаю, что в кабинете у Назарбаева стоит бюст Йоффе…
И последнее. Реанимация рыбаковского опуса, назойливое проталкивание на экран его идей, его героев вызвано, как представляется, страхом нынешних либералов, недавних перестройщиков. Это те же ярые троцкисты-интернационалисты первых советских десятилетий, которым наплевать на Россию, только фразеология у них чуть иная: не пролетарский интернационализм, а общечеловеческие ценности, не всемирная республика советов, а мировое правительство под знаменами ВТО и МВФ.
Разумеется, не репрессий они боятся, а утраты авторитета и влияния в обществе. Как в свое время Троцкий набирал полтора процента в партийных дискуссиях, так и ныне катастрофически мало голосов собирают на выборах «правые». Герои «перестройки» превратились в шутов, один Горби чего стоит. Да и фигуры двух эпох порой удивительно похожи. Чем не Евгения Бош нынешняя Ирина Хакамада с ее людоедскими воззрениями на стариков, которым, по ее мнению, надо бы поскорее вымереть…