Светлана ТЮРМОРЕЗОВА. «Надо жить достойно! Надо жить не пошло!»
О творчестве Игоря Растеряева
Игорь Растеряев - коренной петербуржец. Актёр театра и кино. Русский поэт. Стихи его самобытны. В них нет ни одного литературно-фальшивого слова. Манера исполнения песен – потрясающая – задевает и трогает душу! Система ценностей – настоящего русского человека: Бог, Россия, народ! Содержание своих стихов он черпает из народной жизни, поэтому каждое слово в его стихах – правда: от лирики и красоты природы до всеобщей разрухи села и покоящихся на деревенских погостах «страны с названьем Россия» русских мальчишек.
Услышав первый раз его песни, прочитав его стихи, подумала: пишет на потребу публике. Ошиблась…
Встреча с творчеством поэта произошла случайно. Всё те же мальчишки, ученики:
– Светлана Александровна, а Вы слышали Растеряева?
– Нет. А он кто?
– Да Вы что? С Луны свалились? Мишка, дай ей «Ермака» послушать!
– Да нет, надо не с «Ермака», включи «Ромашки»…
На экране монитора запестрела разнотравьем степь, заиграла гармошка, наша хуторская, зазвучала песня…
У меня лежит не один товарищ
На одном из тех деревенских кладбищ,
Где теплый ветерок на овальной фотке
Песенку поёт о паленой водке.
Себе такую дорогу
Ребята выбрали сами,
Но, все же, кто-то, ей Богу,
Их подтолкнул и подставил.
Что б ни работы, ни дома,
Что б пузырьки да рюмашки,
Что б вместо Васи и Ромы
Лишь васильки да ромашки.
Я сидела возле компьютера, недоумённо смотрела на поющего (или, тогда показалось, орущего?) деревенского парнишку, лихо растягивающего меха гармошки, и слушала.
И вдруг в какой-то момент у меня перехватило дыхание: перед глазами, как живой, упрямо вставал умирающий донской хутор…
Полуразрушенные, заколоченные дома и дворы, где, нетронутые, зреют груши и сливы. Заброшенные сады вдоль речного русла в зарослях бурьяна. Несколько старых подлатанных кое-как куреньков, где доживают свой век старики-старушки. Относительно новые постройки 70-80-х годов оставшихся ещё здесь хуторян. По узким улочкам-тропинкам за полдня прогулок я так и не встретила ни одного пацанёнка. За хутором - поросшее травой кладбище, где можно отыскать и древние захоронения с каменными крестами, и современные, недавних лет. Даты, даты, даты, и среди них – между четырёзначными цифрами – подсчитываю в уме – 16-25 лет жизни…
Иду к старому проржавевшему причалу с покосившейся деревянной будкой, что некогда была билетной кассой. Помню, сколько было здесь этой детворы с раннего утра и до полуночи… Сколько всего здесь открывалось для любопытного детского глаза: и большегрузные корабли, и маленькие лодочки, и даже парусные яхты. Порой читать хуторская ребятня училась именно здесь, считывая по слогам названия судов на подводных крыльях. Я и сама когда-то складывала здесь первые слоги. «Ра-ке-та», «Ко-ме-та», «Ме-те-ор», «Вос-ход» – всплывают в памяти названия судов крылатого донского флота. Сидишь, бывало, и смотришь, как весельные и моторные рыбачьи лодки уступают дорогу тихоходным большегрузам, а те отзываются короткими предупреждающими гудками. А ночью, если повезёт и не хватятся дома, здесь можно было увидеть и большой, нарядный корабль, празднично переливающийся разноцветными габаритными огнями… Сидишь на речном ветерке и смотришь, как вторят этим огням вдоль глубокого фарватера красные и зеленые маячки на плавучих буйках...
С тех пор у меня возник интерес к творчеству Игоря Растеряева.
Молодой поэт – один из тех, чьи товарищи лежат нынче на деревенских погостах. Один из тех, чьи ровесники уходили «под пули прямо, не сутулясь, / Превращаясь в слезы, превращаясь в гордость, / В синие таблички деревенских улиц». Он один из тех поэтов, кто задаёт сегодня обществу непростые вопросы, заставляет думать и размышлять, искать ответы.
Игорь Растеряев – поэт-гражданин. Его гражданственность строится на твёрдом убеждении в личной ответственности каждого в том, что происходит, и, может быть, поэта в особенности:
Друг мой, медный колокол, нету мне покоя,
На Земле так многим одиноко жить.
Нам сыграть суметь бы что-нибудь такое,
Чтобы нашим звоном всех объединить.
Чтоб стоять могла
в бескрайнем русском поле
Колокольня, как маяк,
Чтоб людские души плакали и пели,
Так же, как поет моя!
(«Звонарь»)
Кто-то, поразившись дисгармонии окружающего мира, открывшегося в произведениях поэта, небрежному ритму строк, импровизационности его стихов, подумает: пишет вульгарно. Но мы знаем примеры из русской классической литературы, когда «при всём своём вульгарном словаре и сюжете» в стихотворных произведениях происходило «преображение низменного в святое»[1].
Другие скажут: рифма плохая. Но и поэты-классики порой допускали небрежность рифмовки и стилистическую свободу. «Есть иная живопись, где самое главное – колорит, а до линии почти дела нет…»[2], — писал А.К. Толстой в письме к приятелю. Эти свойства поэзии И. Растеряева заставляют нас внимательнее прислушаться к общему тону поэзии, к тому, что критики называют «пафосом» или «сказуемым» творчества, к смысловому богатству его строк. Кроме того, сознательная небрежность рифмовки создаёт впечатление непринуждённого разговора с читателем или слушателем, придаёт стихам молодого автора близость к действительной жизни, правдивость и искренность.
Игорь Растеряев остро чувствует время, в которое живёт:
Ходики идут, на столе – вино.
Солнца луч стучит в закрытое окно.
Я пока что трезв, а вчера был пьян:
Философия одна – старенький диван.
(«Ходики»)
Сюжет стихотворения «Ходики» – история современного Обломова «с похмельной дрожью», душевно опустошённого, уставшего от жизни. За строками стихотворения молодого поэта видится и конкретный опыт жизни, и озвученный крик души, и долгие раздумья автора о том, что стало со всеми нами, почему мы променяли наше первородство, «наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы», наши страдания «за понюх табаку», за чечевичную похлёбку.
Если проследить, как развивается тема родины в поэзии Растеряева, то можно увидеть те характерные образы, в которых воплощается патриотическая идея его творчества. Именно для него, своего современника, для которого «черная ночь, белый день — страх и лень», воскрешает поэт характеры общенационального значения и звучания. Это образы святого Ильи Муромца, русских богатырей, Ивана Сусанина, Ермака, защитников блокадного Ленинграда, «обычного солдата Сталинграда, / Расстрелянного в решето»:
Январь сорок третьего года.
Бомбёжка. Метель. Сталинград.
Несутся в Германию письма
Замёрзших немецких солдат…
Они сумасшедшие просто!
Такого нету нигде!
Стреляешь – а он, как апостол,
В атаку идёт по воде.
(«Курган»)
Этими образами он проверяет себя, сегодняшнего, нынешнее поколение молодых, настраивает читателя на серьёзные размышления, утверждая личную ответственность каждого человека за свою судьбу, судьбу страны:
Не кукуй, кукушка! Помолчи, давай!
Подмигни с иконы, батька Николай!
Но не оправдаться мне в твоих глазах!
Правы только стрелки в стареньких часах.
(«Ходики»)
В стихах И. Растеряева обращает на себя внимание животворная связь с фольклорной стихией. Следуя поэтическим традициям древнерусской литературы, поэт даёт нам необыкновенно волнующие одухотворённые образы родной природы, любящей своих детей, заботящейся о них, защищающей их с давних времён и до наших дней. «Подпевает степной ветерок» богатырям (стих. «Богатыри»). Соловей «всё дишканит… про родной дом, / Всё поёт… про Хопёр, Медведицу и Дон» солдатам Первой мировой (стих. «Рожок»). Обескровленный отряд уходит от врагов по «плачущей земле». Помогает воину дорога: «Вытри слезы, отдохни немного, я русская дорога, / Отходи, а я тебя прикрою…». Лютые морозы «на выручку спешат» обессиленным бойцам (стих. «Русская дорога»).
На деревенском погосте, где лежат ровесники поэта, сегодняшние мальчишки, «теплый ветерок скачет изумленно, / Синие кресты помня поименно…» (стих. «Ромашки»). Не светит, не заглядывает, не просится, а «стучит в закрытое окно» лирического героя, для которого «свобода стала, как тюрьма», солнечный луч (стих. «Ходики»).
«Ермак» — одно из стихотворений Игоря Растеряева, объединенных темой Родины. Горьки раздумья лирического героя, приехавшего на малую родину и увидевшего запустение своего хутора:
Тут когда-то был наш хуторок
А теперь бугорки да садочки,
А теперь перекрестье дорог,
В горизонт уходящих до точки…
Я стою у иссохшей реки:
Ни воды, ни лягушек, ни ряски.
Где народ, что рубил в две руки,
Взял Сибирь и дошел до Аляски?!
Из самого сердца исторгается крик героя, ощущающего родственную, кровную близость к своей разорённой земле, а в памяти всплывают строки другого автора, также мучительно переживающего разор русских деревень:
Стоял, задумавшись, и я,
Привычным взглядом созерцая,
Зловещий праздник бытия,
Смятенный вид родного края…
(Н. Рубцов. «Во время грозы»)
Как после нашествия супостатов выглядит вымерший пейзаж родимой земли. Всё безжизненно:
Я смотрю на терновый кусток,
На осину, что между садочками,
То не тёрн, то терновый венок
И осиновый кол с листочками.
Я поставил на Родине крест -
Пусть стоит здесь, как наваждение,
Как финальный аккорд этих мест,
Как пародия возрождения.
(«Ермак»)
Терновый кусток, вызывающий на ассоциативном уровне в памяти читателя образ несгорающего куста терновника, библейской неопалимой купины, казалось бы, должен стать символом сохранности и нерушимости родной земли, но он представляется герою терновым венком, напоминающим терновый венец Спасителя.
Хутор умер. Что привело его к смерти? Повод для раздумья об этом - образ осины. По народным поверьям, считалось, что из осины был сделан крест, на котором распяли Христа, а также гвозди и спицы, которыми мучили Спасителя. По народному преданию также считалось, что Иуда Искариот повесился на осине. Образ осинового кола имеет двойную семантику. Это и символ предательства Христа и народа, и зловещее предупреждение: осиновый кол, воткнутый в землю, начинает обрастать листьями и укореняться. Если в повести «Прощание с Матёрой» В.Г. Распутина, мы ещё видим стариков, оплакивающих родную деревню, мучающихся, оттого что им приходится оставлять родительские дома, бросать могилы предков, а значит, предать свою малую родину, то здесь уже ничего не напоминает нам о человеке. Нет ничего живого и будто бы не было: не кипела жизнь, не играла гармошка, не звучали старинные песни, не игрались свадьбы, не рождались дети.
Выражение «Я поставил на Родине крест» совмещает в себе несколько значений. Это и настоящий рукотворный крест всем родным, всем землякам, жившим когда-то здесь, а теперь оставшимся только в памяти героя; это и опознавательный знак того места, где стояла когда-то родная деревня; и страшный приговор: не возродиться никогда уже больше родному хутору.
Стихотворение «Ермак» так же, как и стихотворения «Русская дорога», «Георгиевская ленточка», «Богатыри», «Курган», «Рожок» продолжает рубцовскую традицию видений. «Кресты, кресты... / Я больше не могу!» – скажет с невыразимой болью народный поэт в стихотворении «Видения на холме».
Красной нитью через всё стихотворение «Ермак» проходит мысль-крик: «Где народ?»
Где все те, кто в бескрайнем бою
До Китая Россию раздвинули?
Почему я сегодня стою
Здесь один, без земли и без имени?
Где те времена, когда «весь мир смотрел, как у Камчатских скал / Тихий Дон впадал в Тихий океан»?
Декларации поэта обращены и к тем, кто уже не раз покушался на нашу землю, политую кровью своих воинов-предков, которые «руку ставили рубкой хвороста». Его мысль в них выражена порою резко и обострённо, она будит национальные чувства, грозно спрашивая своё с иноплеменников: «Как-то ты недобро щуришься, браток, / Отдавай-ка быстро островок!» («Ермак»). Как грозное предупреждение и как пророчество звучат строки поэта:
Пусть ругают нас с западных столиц –
Нам на них плевать, нас не взять на понт:
У России нет никаких границ –
У России есть только горизонт!
Думы поэта и о том, кто останется на родимой земле: на вольной Медведице, на Тихом Дону! Обезлюдеет земля, уйдут из родных мест последние потомки Ермака, придут другие... Уже пришли:
Вот уж видно их вдалеке,
Черный главарь по-звериному щерится.
Что ты позабыл на реке,
Что называется вольной Медведицей?!
(«Казачья песня»)
А мы не пашем, не сеем, не защищаем, не дорожим, оттого что наша «жизнь идет из перекуров, / тамбуров и каламбуров» (стих. «Ходики»). Мы постепенно утрачиваем своё место на этой земле, отчуждаемся от неё и превращаемся в безродных кочевников, потому что родной земля становится только тогда, по словам Анны Ахматовой, когда мы «ложимся в нее и становимся ею, оттого и зовем так свободно — своею» (стих. «Родная земля»).
Яркой образностью и глубоко личным ощущением темы («Но я прекрасно помню и без лент / Как бабка не выбрасывала крошки») пронизано стихотворение «Георгиевская ленточка». Просто и естественно связывает поэт памятные военные лихолетья с сегодняшним днём. Он слышит голоса павших в недавних сражениях бойцов, тени которых «по ночам тебе поют / Как будто просят и хотят чего-то: «Откопай меня, браток, я Вершинин Саня, / Пятый миномётный полк, сам я из Рязани…».
«Откопай меня скорей, умоляю снова
Я Моршанников Сергей, родом из-под Пскова.
Адресок мой передай в родную сторонку:
Восемнадцатый квадрат, чёрная воронка».
Павшие взывают к живущим, ждут воскрешения словом, поскольку только они, считает поэт, могут сегодня пробудить в потомках русское самосознание.
Перечитывая поэзию Игоря Растеряева, слушая его песни, осознаёшь, что ни один его текст не лишен гражданского чувства, пушкинской любви «к отеческим гробам», напротив, это чувство поразительно усиливается с каждым его стихотворением. Необычайный по характеру и силе эмоционального воздействия сюжет дороги в стихотворении «Русская дорога» созвучен с блоковским пониманием сущности судьбы России, русского пути, противостоящего мировому злу («И вечный бой, покой нам только снится…»).
По плачущей земле, не чуя сапогов,
Наш обескровленный отряд уходит от врагов,
Питаясь на ходу щавелевым листом,
Ночуя в буераке под калиновым кустом.
Да, больше слёз наша история знала, чем радости. Да, много крови пролили, потому что врагам всегда нужна была не только наша территория, им нужно было сломить русский дух. Калиновый куст – не только символ горькой судьбы, которую России суждено испить до дна, но ещё и символ пограничной заставы духа. В русских сказках богатыри, бьющиеся у Калинова моста, перерождались, преображались, становясь взрослыми воинами и защитниками Руси-матушки от тёмного мира, из которого чудовища да змеи многоглавые на Русь идут. Это стихотворение продолжает разговор и о природе русского духа, загадочной Руси, которая «веками непонятна чужеземным мудрецам» (стих. М. Ножкина «Я люблю тебя Россия»).
Запомните загадочный тактический приём:
Когда мы отступаем – это мы вперед идем!
Вместе с холодами и лесами, впереди – Сусанин.
Образ дороги, пронизывающий всё стихотворение, приобретает метафорический смысл и перекликается с тютчевским «Умом Россию не понять…». Здесь чувствуется и зиновьевское: «А мы встали на колени помолиться пред боем» (Н. Зиновьев, стих. «Как ликует заграница»).
Как здорово сказано: «Это мы вперёд идём!» Откуда, почему такая уверенность? Да потому, что во все времена, когда враг пытался, по словам М. Ножкина, «душу русскую убить» (стих. «Я люблю тебя Россия»), когда, казалось, вроде бы всё потеряно: и в Смуту поляки засели в Кремле, и Москву в 1812 году французу сдали, и в сорок первом фашисты вплотную подошли к столице, – чудным образом земля Русская спасалась – то морозом, то болотом, то лесами, то явлением святых заступников, то Иваном Сусаниным, то Кузьмой Мининым и Дмитрием Пожарским, то Суворовым и Кутузовым… Разве это не попечение Божьего Промысла о стране, о людях, которые в чрезвычайных ситуациях оказывались героями, способными на подвиг?
Эмоциональная пружина стихотворения заключена в движении мысли, сюжете, ритме стиха, в углублении поэтического подтекста, в смысловой насыщенности строки:
Нам отдохнуть нельзя - бегом, бегом, бегом,
А наши, якобы, друзья засели за бугром.
И смотрят, как нас бьют, не отрывая глаз,
И только длинные дороги полностью за нас!
Эта эмоциональная пружина торопит мысль, подталкивает её к завершению и разрешается в кульминационных строках: «Просто нам завещана от Бога Русская Дорога…».
В стихотворении «Богатыри» присутствует определённый налёт иронии и даже куража:
Разлетаются черные вороны,
Уползают в леса упыри:
Это мы едем - русские воины,
Называют нас Богатыри.
Богатырство не мерится возрастом,
Дело в силушке и кураже,
Вон Илюха из Муромской области
К нам призвался за 30 уже.
Но в сознании читателя ирония и кураж постепенно снимаются и устраняется возможность упрощённого понимания слов, зовущих читателя возвратиться к своим истокам:
Нам вернуться б к Анюткам, да к Олечкам,
Да к родному котлу кислых щей.
Этот кураж присутствует во многих стихотворениях Игоря Растеряева, в том числе и в стихотворении «Весна». Есть в нём какая-то надежда, что будет, обязательно будет весна и «на нашей улице»:
Солнце, грязь, воробьи, распутица,
Кот орет на гараже.
Я шатаюсь по мокрым улицам
На весеннем кураже.
Прямо с юга, да на проталину
Журавлиный клин пришел.
Но поет он не про Италию,
А как дома хорошо.
Извечные, дорогие русскому человеку символы, наполненные глубоким духовным смыслом, неизменно сопровождают персонажей произведений Игоря Растеряева: пастуший рожок, калиновый куст, камень в поле с указанием трёх дорог, колокольня, медный колокол, Мамаев курган, журавлиный клин, русская гармошка.
Знаю точно, что когда-нибудь сюда будут добавлены и растеряевские синие таблички деревенских улиц 80-х…
Но пора настанет, верю без оглядки,
И в огромной книге летоисчисления
В год восьмидесятый лягут, как закладки,
Синие таблички - символ поколения.
Прокричат таблички нам открытым текстом:
«Надо жить достойно! Надо жить не пошло!»
Всё, что было Юркой, всё, что было детством,
С этого момента сразу стало прошлым…
(«Про Юру Прищепного»)
Сценический образ Игоря Растеряева настолько слился с ним, что многие в России его так и воспринимают, как обыкновенного недалёкого деревенского паренька, гармониста-самоучку, то ли блаженного на деревне, то ли пьяницу-сквернослова, то ли дурачка-балагура с гармошкой в руках. Это та своеобразная форма юродства, что сродни есенинской: «И похабничал я, и скандалил для того, чтобы ярче гореть». Это говорит о силе таланта артиста театра и кино, о его вживании в этот образ. А вот о том, что он провидчески почувствовал, выбрал сейчас этот образ, это уже особый разговор. Это уже его гражданская позиция. В то время, как многие ищут и придумывают себе предков-дворян, он становится сыном разрушенной деревни, сыном своего народа.
И этот образ позволяет ему порой иносказательно, порой прямо в лоб говорить такие вещи, которые очень нужны нам сегодня.
Каждый поэт приходит всегда в своё время. Игорь Растеряев пришёл как человек из народа – вовремя. Его песни взывают к совести, будят национальное самосознание, говорят о трагедии русского народа, забывшего свои национальные корни... А что возьмёшь с дурачка? Пока разберутся, о чём поёт дурак, глядишь, целое поколение очнётся. Молюсь за парня, зная участь в России настоящих поэтов: «Господи, хоть бы пожил!»
г. Сургут
[1] А.А. Блок. Стихотворения. Поэма: Анализ текста. Основное содержание. Сочинения / Авт.- сост. С.В. Ломтев. А.В. Терновский. -2-е изд. – М.: Дрофа, 2000. – С. 68.
[2] Лебедев Ю.В. 10 кл. Учеб. для общеобразоват. учреждений. Базовый и профил. уровни. В 2 ч. Ч.2 - М.: Просвещение, 2009. – С. 194.