Сергей ЛАГЕРЕВ. Всё это было в январе…
Третьего января 2017 года исполнилось бы 81 год замечательному русскому поэту Николаю Рубцову. Уже 46 лет его нет с нами. В Крещение 19 января 1971 года в Вологде случилась страшная трагедия, поэт был задушен женщиной, с которой хотел связать свою судьбу.
Во многих городах проходят литературные вечера, посвященные творчеству поэта. Сургут тоже не останется в стороне, ведь уже более 20 лет, традиционно, в нашем городе проходят праздники поэзии Николая Рубцова. Но наряду с этим опять будут мелькать в СМИ, в основном в желтой прессе, как бы «сенсационные» интервью убийцы поэта Людмилы Дербиной (Грановской), в которых она станет рассказывать о том, что она ни в чем не виновата, что не убивала поэта, что пострадала и была осуждена несправедливо. Что Николай Рубцов, мол, скончался сам, от сердечного приступа. Дама очень действенная, она нашла каких-то докторов, которые будто бы доказали это (доказали по ее словесным воспоминаниям через столько-то лет после убийства?!). На поэтических сайтах в интернете она не только печатает свои стихи, надо сказать - небесталанные, но и встречается с молодёжью, ведет большую переписку, где также постоянно муссирует тему трагедии, конечно, обыгрывая ее в свою пользу. Писатель В.И. Белов называл Дербину «Дантесом в юбке». О ее гордыне хорошо написал в своей книге «Любовь, исполненная зла…» Станислав Куняев, друживший с Николаем Рубцовым.
Долгое время, занимаясь творчеством Николая Рубцова, исследуя его жизнь, я читал об этой трагедии у многих авторов, так или иначе знающих эту тему. Но мне очень хотелось услышать об этом еще и от тех, кто приезжал на похороны поэта из Москвы в далеком 1971 году.
Так я вышел на писателя и поэта Бориса Шишаева. Откуда и от кого я получил его адрес, я не помню. Написав ему в п. Сынтул, что под Рязанью, где жил писатель, рассказав о своем увлечении поэзией Рубцова, получил ответное письмо, в котором Борис Михайлович дал мне свой телефон, при этом отметив, что писать письма он не любит и что лучше общаться по телефону. И до самой смерти писателя, в 2010 году, мы, можно так сказать, дружили, перезваниваясь друг с другом. Я постоянно просил Бориса Шишаева рассказать мне о тех печальных днях, но он все отговаривался. И, наконец, к 70-летию Рубцова, в январе 2006 года, написал мне письмо, в котором рассказал о поездке на похороны поэта. Представляю полностью этот документ в орфографии автора.
Здравствуй, Сергей!
Прости, что так долго не мог выполнить твою просьбу – рассказать о похоронах Николая Рубцова. Вспоминать об этом тяжело, потому, наверное, и оттягивал – всё никак не мог сесть за письмо. Я бы, наверное, вообще предпочёл молчать, не затрагивать эту тему и носить всё происшедшее тогда, что называется, при себе, в своём сердце, но слишком уж много кривотолков стало ходить о Николае, слишком «распоясалась» женщина, убившая его. Она весь северо-запад России взбудоражила гнусной клеветой на него, давно уже прошедшего через суд Божий. И, наверное, надо, насколько это в наших силах, расставлять точки над «и».
Я тогда учился в Литинституте, а Рубцов только что закончил его, защитив диплом на «отлично». Сидели мы, помнится, в общежитии Литинститута, в моей комнате, завсегдатаем которой был в своё время Рубцов, с моим земляком, писателем Николаем Родиным, приехавшим в Москву по издательским делам. И вдруг вошёл Борис Примеров, мой однокурсник, прекрасный поэт, и оглоушил нас страшной вестью – погиб Коля Рубцов. Что с ним случилось, как погиб он в Вологде, ничего об этом известно не было, ясно было только, что не умер, а именно погиб. «Ты поедешь на похороны?» - спросил меня Примеров. «Наверное, надо уже собираться, - ответил я ему. Через десять минут буду готов». И поехали мы поздним вечером втроём – Боря Примеров, я и Саша Сизов, поэт, тоже довольно близко друживший с Рубцовым. Ни Бориса Примерова, ни Александра Сизова теперь тоже уже нет в живых – ушли из жизни в тяжкие 90 – е годы. Помнится, как громыхал поезд, кренясь на каких-то там поворотах, и вспоминались рубцовские строчки:
Поезд мчался с грохотом и воем,
Поезд мчался с лязганьем и свистом…
Мы пили водку, взятую с собой в дорогу, и угрюмо молчали. В Вологду приехали ранним утром – ещё только начинало светать – и, посоветовавшись, решили направить свои стопы к Виктору Петровичу Астафьеву. Он жил тогда в Вологде и знал нас всех, поскольку довольно часто, приезжая в Москву, останавливался в родном литинститутском общежитии.
- Молодцы, ребята, что приехали, - сказал Виктор Петрович, когда мы вошли в его квартиру. Потом, когда, не чокаясь, выпили по рюмке, Астафьев спросил: - Вы знаете, как он погиб? Мы отрицательно покачали головами. – Его задушила женщина, - сказал Виктор Петрович. И рассказал, что знал. Начинающая поэтесса Людмила Дербина, с которой у Рубцова были близкие отношения – настолько близкие, что он собирался на ней жениться – задушила Николая во время возникшей между ними ссоры. Мы были потрясены.
А потом в вологодском Доме политического просвещения стояли в почётном карауле у гроба Рубцова. Без содрогания смотреть на него было невозможно. На лице Коли были кровавые полосы, как будто проведённые когтями тигра, и одно ухо едва держалось – было совсем почти оторвано. Я ещё подумал тогда: неужели нельзя было в морге хоть как-то упорядочить это всё, привести в божеский вид?! И душили меня слёзы. И ясно было одно: Коля убит, причём убит зверски. И кто бы что ни говорил, что бы ни трезвонила теперь убийца, я тогда убедился в этом, и всегда буду говорить только это – Рубцова зверски убили.
Хоронили мы его на новом кладбище, и это тоже оказывало какое-то подавляющее действие. Представь себе: чистое поле, в центре его два-три свежих могильных холмика и рядом с ними – в этом чистом поле, опускают в могилу Рубцова. Холодно как-то и жутковато стало на душе, когда застучали о крышку его гроба первые комья земли. До сих пор мурашки бегут по спине, когда вспоминаю об этом…
Теперь-то уж это поле превратилось в «заселённое» полностью кладбище, и в центре его рядом с Колей, лежит ещё один мой друг – прекрасный поэт Серёжа Чухин. Мы учились с ним на одном курсе, в одном семинаре. Он тоже погиб трагически. Ну а потом были поминки в писательской организации – из тех, кто присутствовал на них, сейчас почти никого нет в живых. Из Москвы нас было трое, да ещё какой-то парень из журнала «Молодая гвардия», который без конца шумел, перебивал всех, лез везде, так что пришлось его «успокоить как следует». Наверное, никто из давних друзей Рубцова – московских друзей – собраться на его похороны не успел.
Боря Примеров отправился ночевать к Астафьеву, а мы с Сашей Сизовым – к Василию Ивановичу Белову, он повёз нас к себе. Посидели, погоревали, и я собрался уезжать – мне надо было сдавать толи зачёт, толи экзамен в Литинституте. Глубокой ночью Белов посадил меня на поезд, а утром я уже был в Москве. И никогда не забуду, как встретила меня в этот день Москва – там шёл проливной дождь! И снега на улицах не было совсем – это в январе-то, когда должны трещать крещенские морозы… Январь 1971 года…
Вот так оно всё было, Серёжа, и тяжко об этом вспоминать. Наверное, больше никому ничего не скажу – ей Богу, тяжко.
Удач тебе новых в твоём святом деле. Терпения и мужества!
Искренне твой - Борис Шишаев
Январь 2006 года.
Сейчас, к сожалению, уже нет в живых и самого Бориса Михайловича Шишаева, нет Виктора Петровича Астафьева и Александра Сизова, нет Василия Ивановича Белова и Бориса Примерова. И тем ценнее для меня это письмо, эти, пронизанные болью и страданием, слова! Конечно, на литературных вечерах, вспоминая поэта, надо просто наслаждаться музыкой его стиха. Но наряду с этим я искренне считаю, что надо еще и защищать добрую память о нем от тех кощунников, что любят «потанцевать на костях». И пусть это представленное мною письмо будет еще одним словом Правды очевидца против иезуитской лжи.
