Наталья АЛЕКСЮТИНА. Возвращение романтики.
Давно избитой стала фраза из всенародно любимой «Бриллиантовой руки»: «Приезжайте к нам на Колыму!», «Нет, уж лучше вы к нам!», и давно исчерпанным стало понятие Колымы как беды вселенского масштаба. Кому-то должно воскрешать из пепла погибшее имя края. Удивительного и волшебного, строгого и наивного, таинственного и открытого. Может статься, этим «кем-то» и явился современной русской литературе Станислав Олефир. Педагог и писатель, более тридцати лет отдавший исследованию Севера. В его исполнении Колыма нарождается вновь в своей первозданной красоте, и оттого приобретает магическую привлекательность.
«Колымская повесть» (Магадан, 2001 год), сотканная из разноцветных ниток-рассказов, не что иное, как гимн народу Севера. Как и положено, по жанру она выдержана в строгих тонах, но все же в большинстве рассказов сквозь задуманную торжественность прорывается сердечное, искреннее слово о жизни, которой по сути никто не знает и которая мало кого тревожит. Как человеку, прожившему с эвенами и коряками не один год, Станиславу Олефиру важно показать дивную бесхитростность, простоту их существования. Как писателю-публицисту необходимо донести его ценность. И с той, и с другой задачей он справился неплохо, увязав их в своем произведении. Органично выступая в роли героя-рассказчика, он повествует о вещах повседневных и мистических, неожиданных и узнаваемых. За ним, как за бывалым путешественником, хочется «шарахаться» по тундре, «окарауливать» оленей, жить в яранге и слушать живые, наивные и в наивности своей мудрые рассказы бабушки Мамми, бабушки Хутык, деда Хэччо, Дорошенки, Риты и многих других обитателей страниц «Колымской повести». Реальность здесь настолько осязаема, что кажется, вот-вот услышишь, как трещат ветки в костре, и разносится по тундре запах вареной оленины. Эта достоверность соблюдена без умысла, просто без нее не передать особое состояние северной жизни, не понять поступков, кажущихся цивилизованному миру, необъяснимыми. Кстати, ярко выраженного противопоставления природной органики аборигенов искусственному техно-благополучию жителей Большой земли нет. Оно – в глубине. И оттого на первый план все более выходят жалость и уважение к обычаям и традициям эвенов и коряков, придающие произведению оттенок легкой печали.
Язык «Колымской повести» безпретенциозен. Если можно так выразиться, то он соблюден в лучших традициях путевых заметок. Ничего лишнего, много действия, короткие, но исчерпывающие объяснения и кое-где, как сладкий десерт, добродушные авторские восклицания. Чем это замечательно, так полным невмешательством в жизнь героев повести. Ничто не отвлекает от наблюдения за ними, а отсутствие назидательности в языке позволяет этой жизнью увлекаться всерьез.
На мой взгляд, Станислав Олефир своей книгой очень точно попал в период, когда общество, «накормленное» донельзя суррогатами от литературы, переживает процесс выздоровления. Тяжелого, но необходимого. К читателю постепенно возвращается желание искать в литературном произведении то, на что в действительности он ответа, возможно, не нашел. И книга, как та обновленная Колыма, ломая сложившееся за последнее десятилетие стереотипы, раскрывает перед ним мир цвета, света, запаха и вкуса рядом проходящей жизни. С ее изначальными и не меняющимися ценностями, с героической обыденностью.
В одной из бесед автор «Колымской повести» признался, что никогда не уставал быть романтиком, и книги свои (а их у него немало, в том числе, и для детей) старался заряжать энергией поиска, познания, приключения. В этом нет сомнения. Его литературное произведение вполне может соперничать по силе воздействия с Джеком Лондоном, с его «В дебрях Севера». И хотя у Олефира не наблюдается увлечения сверхточным словом или заманчивым сюжетом, его книга обладает неким секретом. Она отмыкает створки сердца, и ты не ищешь ключи, чтобы вновь запереть свою душу. Мало того, в неприхотливом, открытом быте северян словно обретаешь собственную свободу, давно утраченную в погоне за комфортом. Мне это кажется заслугой… В слове трудно воплотить философию жизни, но Станиславу Олефиру это удалось.
