Виктор БОЧЕНКОВ. …И пошел мстить.
- Господи, одни лысые, одни лысые... И куда ж вас столько едет?
- Защищать права человека, бабуль!
Дмитрий Нестеров «Скины: Русь пробуждается».
Уже обложка книги кое-что говорит. Крепкие сапоги, готовые раздавить любого. Символ силы. Содержание оправдывает полностью обложечный символ: главный герой-скинхед не знает никакой рефлексии и самокопаний, он для себя уже все решил. Остается только действие. Кулаком, сапогом, намотанной на руку цепью. Колебания - признак слабости. Но надо представить книгу. Дмитрий Нестеров, «Скины: Русь пробуждается» (М., 2003. - 383 с.).
Надо вначале, во-первых, отметить, что в литературе нашей до сих пор не было ничего о скинхедах. Их мир, идеология этого молодежного движения не были доселе предметом исследования в художественной литературе. И до появления книги Нестерова эта ниша оставалась пустой. Второе: автор – молодой писатель. Из тех, кому определять в будущем литературную ситуацию в стране. Третье: автор – бывший скинхед, прекрасно знающий изнутри все то, о чем взялся писать. До бытовых, психологических и всяких других мелочей. Порой они так перегружают текст, что требуются авторские пояснения в сносках. Ненормативная лексика и разговорный синтаксис служат для создания эффекта достоверности.
И вот где особенно чувствуется молодая писательская рука, так это в отсутствии психологического анализа – раз, в отсутствии «иного голоса», взгляда на скинов и движение со стороны – два. Сюжет книги прост. Живет скинхед по прозвищу Квас, и на триста с лишним страниц – его борьба с рэперами и «хачами». В этой борьбе есть жертвы с обоих сторон. Сюжет поддерживается любовной интригой - прием старый, как мир. В конце Квас убеждается в бесперспективности движения: подходит возраст, не позволяющий бегать по электричкам и дворам в поисках, кого бы побить. Приходит осознание: «Вы можете еще очень долго мочить хачей и рэперов, но этим вы страну не спасете. До главных виновников, хотя бы тех, кто сидит в России, вам не дотянутся». Выход – вступление в партию «Российский национал-социалистический союз». Борьба, таким образом, становится лишь качественно другой, но продолжается. Как уже говорилось, герой не знает колебаний в своих поисках. Все найдено и осмыслено. Нет нравственных метаний, есть совершенствование с течением времени техники драк, погромов, избиений. А «неуверенность, трусость, слюнявую жалость» герой уже в себе убил. Как убил – за кадром. Однако это-то и было бы интересно. Душевный перелом, постепенное становление нацистского мировоззрения в борьбе с сомнениями не стали предметом психологического анализа, который мог бы быть воплощен во внутренних монологах героя или иным художественным способом. Психологизм проявляется лишь в отдельных деталях, в штрихах, делая их убедительными и точными. Но он – не того уровня.
Обозначена лишь «отправная точка», поясняющая, почему Дмитрий Никодимов, он же Квас, стал скином: «Квас побрил голову после работы санитаром, но он не был тогда нацистом, ничего по этому вопросу не читал, просто парень из нормальной семьи столкнулся близко с тем, как наглы и жестоки кавказцы, когда вдруг они оказываются сильнее русских, и пошел мстить». Семья у Кваса действительно нормальная и благополучная: мать работает в НИИ, есть удобная, уютная квартира с лоджией. У его друзей были иные дороги. «Кто-то пришел просто от нечего делать, просто потому, что юность должна во что-то верить, а ему подсовывали всякую грязь. Кто-то хотел повыпендриваться... Кто-то пришел за компанию... Но многие потом и отходили...Чаще отходили из обычного страха. А ля гер ком а ля гер – их тоже били. Били в милиции. Били рэперы – когда десять на одного. Но надо сказать, лучшие оставались – и чем дальше, тем больше и шире им открывалась правда. И они шли за этой правдой... Многие хотят выпендриться – и становятся настоящими скотами. Так что если кто-то из каких-то пусть мелких соображений, но стал бритым, а не каким-нибудь юным торчком, что-то в нем есть».
Книга «монофонична». То есть скины показаны однобоко, глазами такого же скина. Позиция, например «рэперов», их точка зрения, их правда, это все в большей степени за кадром и рассматривается однозначно критически. Автор не обладает мастерством писательской отстраненности, но, собственно, он и не ставил себе задачу отделять собственную точку зрения от позиции героев. Не ставил задачи сталкивать разные точки зрения с их правдами, имеющими в произведении одинаковое право на существование. Отчасти на этом стоит основная стилевая доминанта романа – публицистичность.
Книга была задумана как ответ на вопрос «Кто такие скинхеды». Она написана с расчетом на то, что крайняя острота романа, актуальность, молодежная тематика прикроют возможные художественные «шероховатости». Роман действительно останется острым, покуда существует публицистический повод, поддерживающий его актуальность. Повод исчезнет, книгу забудут. Скинхеды показаны в разных ситуациях: дома, на работе, в общении между собой и, разумеется, в своих «боевых операциях». Этически оценки всюду соответствуют идеологическим установкам скинхедовского движения. Автор стремиться показать и обосновать скинхедовскую идеологию, а для этого требуются самые разные художественно-публицистические приемы.: авторские характеристики, включение в текст статей соответствующего содержания, эпизод с интервью скинхеда журналистам (совсем уже не литературный жанр), споры Кваса с родителями, наконец, введение особого персонажа – девушки Инны, с которой Квас знакомится в электричке, возвращаясь с очередного побоища. Любовная интрига – само собой, но Инна становится тем «несведущим» персонажем (tabula rasa), благодаря которому Квас может изливаться и рассказывать о скинах целыми страницами, отвечая на разные «каверзные» вопросы, подкрепляя все сказанное цитатами из «Майн Кампф». Кстати, чисто с литературоведческой целью интересно отслеживать, как выполняет публицистическую задачу особый скиновский фольклор (песни, поговорки, цитаты из фильмов, включенный в другой контекст, порой переиначенные).
Итак, роман о скинхедах – литературный факт. О чем говорит это? Ну, понятно, что у нас есть скинхеды и что просто так рукой от них не отмахнешься. Не помогут разные запреты и ярлыки, пока государство не отладит молодежную политику. А для этого надо четко определить идеалы и ценности, к которым должна стремиться молодежь, провозгласив их на государственном уровне. Пока нет ясных ориентиров, очень трудно переубедить человека, что «фашизм – это круто! Потому что культивируются здоровые вещи – храбрость, любовь, личность. Это ваша дерьмократия стоит только на дураках, ворах, пидарасах, наркотиках и предателях». Ничего не получится, пока не будут четко определены понятия «нацизм», «национализм» (в такой стране, как Россия, это тем более важно), пока не будут выработаны на государственном уровне приоритеты межнациональных отношений. Пока не будет, наконец, на государственном уровне сформировано понятие национальной идеи России. Задача подвести уровень бедности к показателям, которые были бы не ниже европейских, или создать «конкурентоспособную экономику» – это не то. Это не «Москва – третий Рим» или «Православие, самодержавие, народность», не тот размах...
Что делать? Филология и литература могут только поставить этот вопрос. Отвечать на него социологам и политикам. А пока ответа нет, то... «Только-только Квас вышел после обеда покурить на балкон, где так здорово курил утром, – вот тут и ливануло. Неизвестно к чему он вспомнил, как однажды вот в такую же точно погоду они разом накинулись на толпу рэперов у какого-то ДК в Капотне, жавшихся от дождя под козырьком подъезда. Лидер орет: «Прыгаем!!!», и толпа рвется волной вперед. И пошла, и все быстрей, быстрей, разбрызгивая лужи. И Квасов там всяких уже нет, это скользит в атаку броненосец, отсвечивающий мокрой тканью бомберов и камуфляжей, оглушающий врага топотом одинаково обутых ног. И их уже не остановить. Кто их может остановить? Во имя какой идеи, кто осмелится встать на пути их, упоенных чувством единства и экстазом самоотречения? Уж, конечно, не модная молодежь! Все разом срываются и вперед! И тогда – страшно...»
