Ольга АКСЕНОВА. “Хвост” и другие рассказы. (2001)

Хвост висел на белой стене. Настолько белой, что даже самой безлунной ночью на ней были видны серые пятна в левом верхнем углу.

Нет, она не была грязной, просто крыша протекала именно в этом месте. А дожди здесь шли часто, с небольшими перерывами, поэтому пятна никогда не исчезали.

Фонари на этой улице не горели. Ночью их вообще не было видно. Только рано утром, куда ни посмотришь - сталкиваешься со взглядом их, больных, незрячих, сгорбленных.

Но никто не собирался их сносить, потому что ночью на них отдыхали сны, сложив свои густо-синие усталые крылья. Им было очень далеко лететь сюда, и они некоторое время дремали на фонарях перед тем, как протиснуться в квадратные окошки под самым потолком.

Они падали внутрь очень тихо, даже не отгибая поржавевших гвоздиков, которые держали стекло с той стороны. И тогда рыжей пряди грубых конских волос снилось, что она снова часть грациозного великолепного лошадиного хвоста. Ей снились пресные ледяные брызги росы, которые она собирала с высоких трав. Прохлада в сильном голосе ветра, с которым она играла во время своего полета. Утренняя свежесть, которая щипала ноздри ее хозяину.

Но наступало утро, и все вокруг становилось пошлым и банальным. Она снова становилась всего лишь прядью из рыже-золотистого хвоста, которая висит на белой стене.

Танцы на грани

Дозорная вышка над обрывом. Кто-то сжег ее изнутри, и от будки наверху осталась только крыша на четырех столбах да смотровая площадка вокруг.

...Когда забираешься наверх, пальцы пачкаются сажей и ржавчиной.

...Ветер с моря то поет под обугленным сводом свои колыбельные, будто пытаясь усыпить могучего часового и, сонного, свалить на землю, то грызет в отчаянной злобе тросы, держащие вышку с четырех сторон... И руки застывают, сжав холодное железо, и страшно пошевелить пальцем.

А внизу море продолжает бессмысленный штурм берега. Белые гребни, как сотни тысяч лет назад, разбиваются о камень, отмеряя последним ударом минуты, часы, годы... Можно целую вечность следить за их сменой.

Страх и восторг сжимают грудь. Я пою. Ветер и прибой все равно заглушили бы мой голос, поэтому я слушаю музыку, звучащую во мне, повторяю одними губами слова знакомых песен, каждым вдохом впуская в себя ветер.

Мне кажется, что я всегда умела летать... Еще миг, и я кинусь вслед за чайками собирать крыльями белые осколки волн.

Вышка вздрагивает под новым ударом бури... Здесь я и на земле и на небе. Я живу музыкой ветра на грани приходящего и вечного. Я танцую.

***

У нее были красивые длинные волосы. Она любила расчесывать их на крыльце рано утром. А крыльцо - прямо над озером. Лесным озером, очень глубоким, в расщелине - щели несовмещенных земляных пластов, по краям которой цветут кувшинки и лилии, желтые кувшинки и белые лилии, которые она никогда не срывала.

Она любила озеро, каждую замутненную тоской заводь, где вода затянута ряской. Лодка служила мостиком - ловить рыбу, мыть красивые волосы, нырять в волну. Плавать в лодке было невозможно - весла потеряны.

Каждую осень, когда вода по вечерам переставала излучать пар, когда плеск воды застывал ледяной коркой у берега, лодку вытаскивали на землю, дном в небо смотрела она. Случайные прохожие, редкие до скуки, видели ее издалека. Не то, что летом, когда она пряталась в ивовых зарослях. Сначала лодка смущалась своей непристойной позы, повернутая брюхом ко всему миру, плакала бриллиантами росы каждое утро, потом покрывалась снегом, утешалась и засыпала.

А девушка каждое утро расчесывала свои волосы над мутнеющим холодом озером.

Весной днище покрывали свежей смолой - лодка мечтала о большом плаванье, вспоминала по именам (их конечно не знала ее хозяйка) ручьи, заливы, долгий мыс и островки, отмели и ямы своего озера.

Летом - так же ждала на привязи, когда придет умыться девушка с красивыми длинными волосами. Вечером солнце садилось за лес на том берегу, отмывало в озере свои кисти - вода становилась нежно-розовой. Тогда девушка садилась на корму, вычерпывала дождевую слякоть из лодки, а та шептала ей сказки, напевала старые песни о ручьях, заводях, долгом мысе и островках, где береза и ольха растут прямо из воды, отмелях и омутах.

И о том, что когда-нибудь с востока, где восходит солнце, придет мужчина и сделает для них новые весла.