Ирина РЕПЬЕВА. О новой повести Валентина Распутина.
Поставив в центр своей повести типичное русское семейство, Валентин Распутин поступил по примеру многих писателей - классиков отечественной литературы.
И тем самым он заставил нас внимательнейшим образом проанализировать характеры и взаимоотношения членов семьи Воротниковых, ещё раз пересмотрев свою оценку того, что мы, читатели, давно, быть может, считаем вполне «нормальным», «естественным», потому что притерпелись, потому что иного в жизни не знаем.
И, думаю, только на первый взгляд, может показаться, что Валентин Распутин откровенно гордится поступком главной героини своей новой повести, Тамары Ивановны, её отчаянной решимостью на убийство кавказца.
Может даже показаться, что это произведение написано специально для того, чтобы быть поставленным в ряд так называемой литературы реванша, или русского сопротивления.
Ведь, на первый взгляд, враг русского народа в повести Распутина вполне очевиден: это - мрачное, дикое племя кавказцев, которое заполоняет отечественные города, а на востоке даже вместе с китайцами. В ответ русский народ практически ничего не предпринимает.
Неслучайно один из героев повести, Дёмин, говорит, что нами, русскими, потеряна некая деталька, без которой нация, «ходовое хозяйство», теряет свой «натяг», «хлябает», «трется».
Так что же, талантливый, совестливый русский писатель Валентин Распутин призвал нас своею повестью: «Русский, убей кавказца!»? Предлагает объединить нацию пролитием крови варвара - иноземца?
Нас не может связать в единое, дружное сообщество своя собственная русская кровь - так пусть нас свяжет пролитие чужой? Едва ли не ритуальное убийство? Словно мы - бандиты или террористическая организация, вроде той, которую описывает в «Бесах» Федор Михайлович Достоевский?
Полагаю, что произведение Валентина Распутина глубже, и оно задает нам не только вопрос: «А мог бы ты, как Тамара Ивановна?», но и другой: а почему, собственно, мы, русские так не дружны? Не приходим друг другу на помощь, как приходят, например, кавказцы или евреи, по первому же зову?
Вот и Светка, дочь Тамары Ивановны, когда её похитил с рынка кавказец, не посмела даже закричать в трамвае, позвать на помощь своих соплеменников, потому что не верила, что отзовутся и помогут.
Заставляя нас вглядеться в черты личности самой Тамары Ивановны, её мужа Анатолия Воротникова, её дочери Светланы и сына Ивана, Валентин Распутин, на мой взгляд, дает нам ясный ответ: потому нации дружной и сплоченной нет, что нет дружной и сплоченной семьи.
Это видит и понимает и сам оккупировавший Русь Кавказ, понимает, надо думать, и неглупый, хитрый Китай. И потому смело вторгается не только на наши земли, но и в семьи, посягает на наше семя, на наш генофонд. Берет же он, на мой взгляд, то, что не охраняемо, нелюбимо нами как должно - наших детей.
Ведь можно приводить примеры насилия русских девушек инородцами. А можно и другие примеры. Русские девушки сегодня охотно входят в кавказские семьи, выходят замуж за грузин, чеченцев, азербайджанцев и становятся любимыми и почитаемыми, не только своими мужьями, но и всей их роднёй. Рожая им, естественно, уже не русских детей.
Почему? Мне кажется, повесть Валентина Распутина отвечает и на этот вопрос. Да потому, что в своей семье, родной и русской, любви к себе не нашли.
Любви матерей, отцов, братьев и сестер.
«Дочь Ивана, мать Ивана», как Вам известно, начинается с тревожной сцены бессонной ночи Тамары Ивановны - главной героини этой истории.
Тамара Ивановна не спит, потому что не может дождаться возвращения своей шестнадцатилетней, исчезнувшей дочери. Однако мирно спит её муж, спит и взрослый сын Иван. Точно также будут они спать и в другую, роковую ночь, когда, желая убить насильника дочери, Тамара Ивановна, не предупреждая о том ни супруга, ни сына, станет пилочкой укорачивать дуло охотничьей одностволки, готовя из неё удобный к переноске обрез.
И тут я позволю себе такое объяснение случившемуся: Тамара Ивановна решилась на убийство обидчика дочери, главным образом, потому что любила её любовью животной и, значит, неразумной и недуховной. Не случайно Валентин Распутин отмечает, что Тамара Ивановна чувствовала дочь родившим её животом, не душой.
Не стала же она будить мужа своего, не обратилась к нему со словом, не предупредила о готовящемся ею преступлении, потому что … презирала его.
Вспомните, сколь многоречив был влюбленный герой Достоевского Макар Девушкин. Как часто с пламенными речами обращалась Сонечка Мармеладова к падшему убийце Раскольникову, которого любила не животной, а именно что духовной, «братской» и, значит, ответственной любовью. А как часто и подробно разговаривают с маленьким, семилетним героем «Лета Господня» взрослые, которые его окружают.
Слово есть формула любви, один из главных способов её выражения. Мы едва можем наговориться с теми, кого любим. Если они не отвечают на наши чувства, мы забрасываем их письмами, мы провоцируем их на проявление любви к нам длинными, порой истеричными тирадами.
Слово - вовсе не проявление слабости характера. Слово в религиозной литературе - одно из имен Господа нашего, Иисуса Христа. И если бы молчание действительно было «золотом», литургия бы никогда не завершалась проповедью священника. Не было бы и великой русской литературы. НЕ было бы и Евангелия.
Слово - проповедник, слово защитник.
Валентин Распутин ругает в повести нынешнюю школу, считает её растлителем детей и подростков, наряду с телевидением. И с телевизором Тамара Ивановна расправляется круто: разбивает его под горячую руку. Но никакая ядовитая школа не опасна сердцу ребенка, закаленному нравственным словом матери и отца. Не страшен был бы Светке и рынок, полный кавказцами, если бы, по слову отца и матери, она даже не глядела бы в его сторону, не то, что искала на нем себе работу.
Но много ли говорят между собой члены семьи Тамары Ивановны, да и она с ними? Много ли они читают? Если вы внимательно вглядитесь в повесть, вы заметите, что Валентин Распутин довольно часто повторяет одну фразу: «Он (или она) давно ничего не читали».
Читает только сын Тамары Ивановны - Иван, школьник. Но и его предупреждает мать: языкознание - дело «некормежное».
Ещё более часто упоминает Валентин Распутин о том, что его герои молчат. Вот страшная ночь ожидания дочери, а муж и сын спят. Отчего же, спрашивается, страдающей неизвестностью матери не растолкать хладнокровного мужа? Не поднять его с постели? Не закричать на него, не затопать ногами, не воззвать к его равнодушно дремлющей совести? Не заставить его разделить с ним свою боль? Как, наверняка, поступила бы Екатерина Ивановна Мармеладова. Хотя бы и без надежды на то, что совесть эта проснется. Да и многие другие женщины, которые давно стали, по выражению апостола Павла «плотию единой» со своими мужьями?
Любящая жена верит супругу своему, надеется на его помощь, просит этой помощи, требует даже, как чего-то естественного, данного ей вместе с его любовью - до самого гроба. Но если Тамара Ивановна молчит в эти кульминационные часы своей жизни, значит, она уже презирает и отторгает своего мужа. Мертвый он для неё человек, а не просто ослабевший.
Более того, скрыв от него свой замысел, она, быть может, опять не отдавая себе в том отчета, унизила его перед чужими. Ибо от них узнал он, простодушный Кандид, что его жена убила человека.
Не удостаивая мужа Словом, которое в роковые дни нашей жизни принимает сакральное значение, Тамара Ивановна сама фактически разрушала свой брак, свой договор с супругом перед лицом Бога - молчанием, означавшим недоверие.
Это, конечно, не Сонечка Мармеладова, которая не только разговорила Раскольникова до признания в совершенном им убийстве, но и до глубокого раскаяния в нем, которое случилось уже много позже на каторге.
Отчего же Тамара Ивановна не повела себя как Сонечка? Хотя Анатолий Воротников отнюдь не так скверен, извращен, тяжел, путан как убийца Раскольников? Валентин Распутин даже подчеркивает в повести почти детское простодушие Анатолия.
Оттого, я думаю, что Тамара Ивановна не христианка, ни на грамм, ни на одну букву. Нет, у неё поэтому, и быть не может, самого главного оружия верующего человека - точного евангельского Слова, всех его аргументов, его мудрости, того самого Слова, которое не дало пропасть и Достоевскому на каторге, среди окружавших его разбойников.
Потому молчит Тамара Ивановна и члены её семьи, когда надо говорить, выясняя истину и поддерживая Словом надежду в сердцах близких, убирая из души мстительное и черное, бесовское наваждение, когда надо именно Словом связывать во едино всех членов семьи. Словом, а не кровью.
Вот едет Тамара Ивановна вместе с мужем и Деминым искать дочь. Автор пишет: «Ехали молча». Муж с женой даже не пытаются обсудить факт исчезновения дочери.
Вот другая сцена. Светка найдена. Валентин Распутин пишет: «Тамара Ивановна не знала, что сказать ей, чтобы не сделать больно. Только и спросила: «Ты спала сегодня? - Светка испуганно, быстрыми движениями покачала головой: нет. «А ела?» - Показала, что ела».
Вот они уже дома, и Тамара Ивановна решила «сделать ужин», Бог знает, какое торжество отмечая наличием в доме еды, годной для насыщения одного только живота. И опять им, родным, как будто не о чем поговорить. На рынке, когда шла за едой, Тамара Ивановна так устремилась вперед, что муж едва поспевал за ней. Автор пишет: «Они почти не разговаривали».
С ребенком произошла катастрофа! Как важно проанализировать каждый неверный шаг девочки, каждое её движение, каждый взгляд, который привел её, в конечном счете, в лапы насильника - ведь ни с автобусной же остановки её похитили, не случайная же она жертва! Но отец и мать предпочитают не обсуждать случившееся, хороня это глубоко внутри себя. Словно они все - бессловесные, бессознательные животные.
Дочь, вернувшись домой, явно страдает! «Светка не вышла на голоса (вернувшихся с базара родителей - И.Р.) Тамара Ивановна решительно толкнула дверь в её комнату - Светка в полумраке, с зашторенным окном, полусидела - полулежала, навалившись на спинку кровати. Она даже головы не повернула к матери».
Вот это и страшно! Головы не повернула к матери, значит, нет к матери доверия, нет жажды - услышать её слово, нет потребности в материнском слове. Нет желания - кинуться на материнскую грудь, излить в слезах и словах свою боль. И становится ясно - мать и дочь не являются духовно близкими, чем-то единым и неразделимым.
Мать только и говорит: «Нет, девка. Теперь надо бить сильной. Сильнее себя». А как, за счет чего сильной быть, мать не рассказывает. И, скорее всего потому, что и сама этого не знает. Не знает, поэтому и хватается за одностволку.
Охотничье ружье - вот её Евангелие, её, выросшей на краю леса и в 16 лет покинувшей верующих, православных родителей, чтобы своим, несозревшим умом начать одинокую, бессмысленную, животную жизнь в городе.
Вот какой детальки не хватает, на мой взгляд, героям Валентина Распутина и большинству русского народа - веры православной, жизни по единой для всех книге - Евангелию.
Одной крови для скрепления единства русской нации мало. Потому что давно распались наши тейпы, много веков назад. Наши семейные связи жестоко порублены последней войной, у нас всех мало родни. Великие советские стройки раскидали родственников по разным городам и весям. И захочешь брату помочь, но далеко он от тебя - за сотни и тысячи километров. Животом такой любви не сохранить. Да и подвести любовь животом может, как показывает пример Тамары Ивановны.
Скоро суд животом делается: убить насильника дочери Тамара Ивановна решилась на третий день после насилия.
Правда, попробовала-таки Тамара Ивановна повинить и себя в беде дочери.
Зачем позволила ей уйти из школы так рано, после 9 класса и устроиться на курсы продавцов? Ведь в магазин Светку не могли взять - нет 18 лет. Значит, оставался рынок, и мать не возражала. Так денег скорых хотелось. Каждый день девочка ошивалась у торговых рядов. Здесь её и приметили инородцы.
Фактически Тамара Ивановна бездумно и безответственно сама толкнула дочь в их руки. Но Тамаре Ивановне, этой полумедвидице- получеловеку, сподручнее винить в своей беде чужеземца - зверя. Да и не только ей. Демин говорит: «Это же нашествие - все эти черные, желтые, пегие… они ведут себя как завоеватели, мы для них было».
Но да ведь бесы всегда вокруг человека вкрутились, и всегда будут крутиться. Нужна не только внешняя, нужна внутренняя защита от них, от их соблазна и «прелести». А этой внутренней защиты у героев Валентина Распутина нет.
Тьму бесов не рассеять одним выстрелом из одностволки. Не рассеять и тучей выстрелов. Но всаживает Тамара Ивановна пулю из обреза в некий фантом, о котором она ничего не знает, и попадает в тюрьму на четыре года.
И дочь опять остается одна - без нравственного наущения родителей, без братской подсказки умного брата Ивана, который в повести ни разу не говорит со своей сестрой, словно её и нет. Отец же помогает ей только деньгами, кормит её живот.
Светка выходит замуж за наркомана, кстати, русского, судя по всему, и рожает от него умственно отсталую дочь. Так стоило ли Тамаре Ивановне уходить из жизни и из семьи так надолго?
Бес жив и продолжает вредить её нескладной семье.
И только в конце повести Иван через своё ремесло начинает приобщаться к великой жизни Церкви - участвует в строительстве деревенского храма.
Повесть завершается тем, что Тамара Ивановна выходит на свободу. Но, на мой взгляд, тут, собственно, только и начинается история семьи Воротниковых, которой следует, наконец, посмотреть внутрь себя, опомниться. Повесть явно нуждается в продолжении. Семья должна возродиться!
Сегодня можно услышать, что надо бы провозгласить Достоевского святым праведником. Но ведь это провозглашение означало бы, что мы должны будет принять и евангельскую философию Федора Михайловича, который писал: «Смирись, гордый человек, и, прежде всего, сломи свою гордость».
Что означают эти слова как не то, что свои личные беды русский человек должен, прежде всего, объяснять своей внутренней несвободой от того беса, что давно в нас поселился и мучает каждого из нас! Не абстрактного «раба» надо вытравливать из себя, а «зверя», - «зверя», которому мы все принадлежим.
Не случайно Валентин Распутин то и дело называет героев повести «зверями», «зверьками» ранеными да затравленными. Где же в этих зверях Человек, где лик Божий, как угадать его, по каким поступкам героев, по каким словам? Нет этих божеских слов и нет высоких поступков.
Звери же имеют свойство ослабевать свою привязанность к подрастающему потомству, когда оно входит в «возраст».
Вот и Тамара Ивановна, пока её дети не ходили в школу, подчиняла свою жизнь их требованиям. Пошла работать нянечкой в детский сад, в который их отдала.
Но вот бросает Светка после 9 класса школу, и мать уже не имеет никакого представления о её будущем. Никуда её не направляет, ни к чему доброму не склоняет, не показывает образцы, по которым надо строить свою жизнь. Полагается на звериный инстинкт? Он и подсказывает…
В узких и жестких рамках «кормежное - некормежное дело» существуют сегодня многие русские люди. Хотя речь не идет об умирании от голодной смерти. У деда, брошенного в деревне отца Тамары Ивановны, есть свой дом и огород. Упоминается в повести и какая-то дача Воротниковых. Нет, от голода эти люди не пухнут и не умирают. Зверь в них рычит и злобится только потому, что они пока что не так зажиточны, как их более удачливые соседи. Ярит их и кидает на других людей, разжигает в них зависть.
И скажи таким: «Смирись, гордый человек! Будь доволен тем, что имеешь уже!» - они, конечно же, нас не поймут. Не понятен русскому человеку Достоевский, скучен он его внутреннему зверю. И сделай Достоевского иконой, не поклонится он этой иконе. Хотя Достоевский говорит о самом насущном: «Смирись, праздный человек, и, прежде всего, потрудись на родной ниве».
Прежде всего потрудись на родной ниве самых близких тебе сердец- сердец детей и супруга. «Не вне тебя правда, а в тебе самом», «Царствие Божие внутри вас есть».
«Найди СЕБЯ в СЕБЕ, подчини СЕБЯ СЕБЕ, овладей - и узришь правду. Не в вещах эта правда, не ВНЕ тебя и не за морем где-нибудь, а прежде всего в твоем собственном труде над СОБОЙ. Победишь СЕБЯ … и станешь СВОБОДЕН как никогда…»
Вот ответ на вопрос героя повести Валентина Распутина, Демина: иноземец ли дикий виноват в бедах русского народа. И следует ли поднимать на него сегодня топор.
Русский народ потерял самого себя. И прав Демин, когда говорит, что народ обчужился. Поэтому он не узнает, не принимает лучшего в своём историческом прошлом - православия и правды Евангелия.
Но ведь Демин прав и в другом: «втерли в нашу шкуру всякие там вещества, чтобы она на чужое отзывалась, а не на своё». А став чужими самим себе, нашим родным преданиям, мы перестали быть и уважаемы чужеземцами. Превратились в их глаза в «быдло».
Но никакой иноземец не может нам помешать уже сегодня заговорить с самыми родными для нас людьми несколько иначе - не животом, душой. Как люди и должны говорить.