Надежда ПОПЛАВСКАЯ. О таком не говорят

Рассказ

Алиска вредничает, высовывает ноги из-под одеяла, фыркает, демонстративно зевает. Жаль – я думала, моя сказка про волшебников ей понравится. Я люблю такие с самого детства. Маленькая вредина театрально трёт кулачками глаза, прячется под одеяло, высовывается, втихомолку поглядывает на кота. Мне кажется, мохнатая морда ей подмигивает.

Это кот Алискиного отца. С Андреем мы разъехались пару лет назад. Он скучал – ждал дочку у садика и забирал на целый день. А потом всё закончилось. Родственники начали делить хлам ещё до похорон: кому-то досталась квартира, кому-то – машина, а мне по какой-то нелепой случайности вручили кота. Хотя раньше попытки наладить с ним отношения стоили мне не одной пары колготок, потери звания любимицы всех кошачьих и сломанного в битве каблука. Не знаю, с чего, ступив на мой порог, котяра взял на себя почетные обязанности охранника Алисы. Он старый – уже лет пятнадцать. Думать не хочется, как я буду объяснять своему пятилетнему чуду, куда делся её соглядатай. Обнимаю бурчащую малышку. Ещё раз подтыкаю одеяльце, ставлю крошечные тапочки у кроватки – утром бывает прохладно – и выхожу позвонить.

- Спите, наверное? – сестра, как обычно, лениво растягивает фразы, будто разлеглась на пляже в полдень – Хорошо всё?

- Нормально. Знаешь, я, похоже, ревную дочь к коту. Прям он у нас такой любимый: она на ухо ему секреты шепчет.

- Так тебе и надо. Зачем ты его притащила?

- А что, надо было выбросить? Он же не виноват, что хозяина не стало.

- А если бы у него свинья жила, ты б её сейчас на балконе держала?

Молчу.

- Как малышка?

- Совсем читать не просит, а сказка хорошая про волшебников. Когда папа читал, ей так нравилось.

- Замучила ты всех своими волшебниками! Ну, не грусти, просто коты, они такие: всегда больше сказок знают.

- Хорошо тебе, ты у нас вне конкуренции: Алиска и песенки твои любит, и подарки, а в меня плюётся кашей, когда настроение не очень.

- Не переживай так – всё наладится.

- Ладно, спокойной ночи.

- Спокойной. Перезванивай, если что, я пока не сплю.

Тихонько подхожу к детской, приоткрываю дверь. Само собой, шерстяной клубок уже на своём законном месте – мурлычет что-то Алисе на ушко. Они мило болтают. Если я уроню бокал или слишком громко задумаюсь, никто не обратит снимания.

Что в нём хорошего, так это собачья верность. До сих пор, заслышав низкий мужской голос, вытягивается в струнку. И как мы без тебя дальше, кот? Зыркает в мою сторону, как будто мысли прочитал – сконфуженно прикрываю дверь. Сползаю на корточки, прислоняюсь головой к стене, вслушиваюсь.

- Представляешь, Алиса, у него в руках был настоящий нож.

- Ну, что ты несёшь? Какой нож? – взываю я про себя.

- Откуда у него рука? - пищит Алиска.

- Ну, это же сказка, девочка, – кот полон снисходительности. – Просто кот по имени Кот был очень смелым.

- Он был как ты?

- Не совсем: у меня есть имя и хозяева, а коту не повезло, совсем-совсем не повезло.

Мило, не будем уточнять, кто тут кому хозяин.

Заглядываю на кухню, беру кофе, возвращаюсь, усаживаюсь поудобнее.

- Постой, нужно кукле одеяло поправить, – сонно шепчет Алиса.

- Лежи – я сам. Кому? Ксюше?

Надо же, кукол по именам знает. Кому? И впрямь – пора бы и мне запомнить. Рыжая, мордатая и Барби – это, конечно, весело, но всё-таки – которая из них Ксюша?

- А нож был нужен, чтобы охотиться на мышей, – продолжал наш сказочник. – За три мыши в день он получал заслуженную миску молока. Он приносил их к порогу старого, заброшенного дома.

- А если мышек совсем не было?

- Кот был хорошим охотником, не волнуйся.

- Давай дадим ему имя?

На самом деле: безымянный, бесхозный. Хотя… Будто имя что-то решает. Так ли оно важно? Когда даёшь имя – это какое-то начало, шанс на жизнь. Но оно долговечное. Вот человек исчезает, а имя остаётся. Его донашивают: иногда внук или внучка, иногда памятник, могильная плита, книга со слегка выцветшей обложкой, открытка.

- Как можно назвать того, кого совсем не знаешь?

Нет, здесь ты не прав, усатый. Алису я вот совсем не знала. Имя выбрала ещё до девяти месяцев ожидания. Сейчас я знаю её уже лучше: научилась слышать, как она улыбается; порой просыпаюсь, если ей снится кошмар – переманиваю монстров из её снов в свои. Некоторые до сих пор не дают мне покоя, как тот мужчина в чёрном. Хотя утром сон уже кажется таким банальным, что и говорить не стоит. Ну, и что там кот по имени Кот?

- Кот – это не имя, а должность, – отзываясь на мои мысли, поясняет лохматый.

Меня отвлекает телефонный звонок. Это подруга. Хотя, по-честному, уже давненько просто знакомая. Череда бессмысленных новостей: муж, бывшая работа, дети, а ты-то как? А каша всё ещё так себе выходит? Научись уже готовить – всё-таки ребенок. Детям это очень полезно. Вот я – хлеб пеку. У тебя что нового?

- У меня кот говорящий, – чуть не ляпаю я в сердцах, но о таком не говорят. О чем рассказать? О снах? Нет, не хочу, я по своим кошмарам не соскучилась, чтобы о них беседовать. – У меня как обычно.

Да, как обычно – окончательно очеловечившийся кот и слегка одичавший ребёнок. Ещё карты не врут. Это хорошо, только больно. О таком не говорят. Помню, в детстве, подбрасывая монетку в ожидании ответа, я каким-то шестым чувством чуяла, что нельзя. Многие верят, что, если рассказать, не сбудется. А сейчас хоть всему городу разболтай – куда хуже. Только город не станет вдумываться, у него дороги, дома, люди, у людей – карьеры, каши, дети.

В последнее время я разговариваю с картами чуть меньше, чем с котами. А с тобой болтаю постоянно, пока ты ещё отвечаешь. Видишь, что со мной творится? Когда ты мне улыбался, живой, я читала книги только в оригинале, ты восхищался тихо и спокойно, и я так хотела дотянуть до этой высокой оценки, я смотрела только умное кино. В день по умному фильму – это много.

Я тоскую. Почему нельзя скучать заранее? – начал, а потом – раз и всё, лимит исчерпан, живите себе спокойно, солнышку радуйтесь. Самое грустное как раз в том, что от меня остаётся. Быть тенью становится столь привычно, что начинает казаться нормальным. Растить ребёнка, варить супы... Я не помню, как повесила трубку. Должно быть, попрощалась.

Кот монотонно урчал.

- Однажды человек открыл дверь, но ни кота, вежливо, по обыкновению, ждущего честной порции, ни мышек не было. На следующий день снова никого. Время шло. Возле дома появилась миска свежего молока. Человек сам себе стеснялся признаться, что скучает. Но чуда не вышло. К вечеру миска была всё ещё не тронута.

- Что случилось?

- Он просто ушёл – произносим мы почти одновременно.

Время от времени кто-то уходит.

- А дальше?

- Дальше человек тосковал. Так нужно. Он передвигал миску со свежим молоком в кусты, где обычно дожидался скромняга, но нет.

- Зачем, зачем он так с ним? – шмыгает носом Алиса.

- Он научил его дружить, не грусти.

- Не хочу больше! Не хочу сказок!

А я-то как не хочу, ты не представляешь, малышка! Спохватываюсь, наливаю в блюдце молока домовому, ставлю на верхнюю полку подальше от любопытных глаз. Хорошо, что есть дочка – странных кукол на полке у входа гости молча приписывают ей. С ними пара браслетов с рисунками-переплетениями, кулоны, колода в темно-зеленом, любовно выбранном мешочке. Карты не врали. Карты никогда не врут. Я тасовала их снова и снова, вертела в руках, раскладывала веером. Бесполезно. Я убирала их, они лезли под руку, вываливались из сумки. Как-то я швырнула колоду в мусорное ведро, наутро карты ждали меня в тумбочке на своём привычном месте. Перебирать колоду уже потеряло всякий смысл. Я могла бы выступать с этим трюком в цирке: заранее знала, какую карту вытяну. Только кому нужен такой нелепый фокусник со смертью в руках? Кот, кот, как мы без тебя? О таком не говорят.

Кот требовательно скребет лапой дверь, выходит, в первый и последний раз трётся о мои ноги и уверенно направляется к входной двери. Без споров выпускаю. На прощанье зверь сердито шикает. Стоит щёлкнуть замку, как в коридоре слышатся тяжёлые шаги и такой знакомый низкий голос: «Иди, иди сюда, маленький».

Из детской топочет Алиса.

- Кот ушёл?

- Да, милая. Его хозяин забрал.

- Мама, он сказал, что во сне будет рассказывать мне ещё сказки, если я буду есть ту кашу.

- Ту самую? Противную? – я всё-таки плачу.

- Извини, мама.

Я обнимаю, баюкаю малышку. Однажды она развернётся лицом к своему кошмару, откроет дверь и шагнет в другой мир. Тогда я перестану быть нужной – даже во сне. Смогу ли я так же закрыть дверь, выходя из её жизни, пошутить на пороге? Иногда кажется, что смогу. Только шутку стоит придумать заранее.