Геннадий ЛИТВИНЦЕВ. От ложной мудрости беги. Новые переводы стихов Имама Хомейни
Говорят, в Иране каждый второй житель поэт или почитатель поэзии. От века в этой стране богословие и философия, астрономия и медицина, государственное управление и природоведение неотделимы от стихосложения, развивались и выражались в поэтической форме. И в настоящее время стихами классиков персидской поэзии расцвечиваются выступления депутатов меджлиса и статьи ученых, проповеди богослужителей и телевизионные репортажи. Газелями Хафиза объясняются в любви, а притчами Руми разрешаются правовые и имущественные споры.
Вот и основатель Исламской Республики Иран Имам Хомейни оставил поэтические произведения, набросанные в минуты отдыха от государственной и религиозно-философской деятельности. Говорят, он не собирался публиковать их и относился к ним как к духовным упражнениям, медитациям, традиционным для иранских мыслителей. Сборник стихов «Вино любви» («Баде-йе эшк»), собранный воедино невесткой имама Фатимой, увидел свет в 1989 году, после смерти автора. Впоследствии был издан более полный «Диван Имама» («диван» на фарси означает «собрание»).
Сам Рухолла Мостафави Мусави Хомейни отзывался о своих стихотворных опытах как о «жалких подражаниях» великим мастерам классической персидской поэзии. Однако это – мнение автора. Поэтическое наследие Хомейни заслуживает пристального внимания уже потому, что лирика по своей природе является самым чутким отражением человеческой души, в этом смысле с ней не сравнится ни богословие, ни философия, ни тем более политическая деятельность. Недаром все великие духовные учения передавались в образном, поэтическом изложении, отражающем живую стихию духа, еще не застывшую в строгой рациональной форме. Хотя тех, кто надеется найти в стихах Хомейни биографические и исторические обстоятельства жизни и деятельности автора, боюсь, ждет разочарование. В его «Диване» есть, конечно, поэтически зашифрованные намеки на политическую ситуацию, строки, навеянные некоторыми событиями, обращенные к родным, посвященные памяти сподвижников. Но не они определяют суть его лирики.
Восток, как известно, дело тонкое, открывается он не сразу. Вот и стихи Хомейни поначалу малопонятны – то кажутся слишком простыми, даже наивными, то излишне замысловатыми, перегруженными образами и смыслами. Возможно, кого-то удивит то, что под пером главы религиозной конфессии, строго осуждающей спиртные напитки, воспевается винопитие; что в стихах аскета, предписавшего женщинам-иранкам скромность, целомудрие и внешнюю закрытость, звучат призывы лирического персонажа к объятиям и поцелуям – но этому находится объяснение в поэтической традиции Ирана. Надо знать, что поэзия имама глубоко символична, и за образами земной красоты, любви и вина открываются иные горизонты и глубины, философское постижение Бога, сущности бытия и смерти.
Таким образом, лирика Имама Хомейни показывает совершенные образцы связей между мирскими и сакральными идеями. Озаренный видением совершенной красоты, поэт, описывая свои любовные переживания, создавал произведения, отражавшие это чудо в небольших сверкающих, преломляющих свет фрагментах. Собранные воедино, они являют истинное сияние этой победоносной красоты. И, надо признать, никакой перевод не может отразить сложную игру блистательных символов, угадываемую за каждым словом, полустишием или стихом. Даже самое «земное» стихотворение, с бытовыми штрихами, удивляющее неподготовленного читателя нарочитой профанацией некоторых коранических слов и смыслов, обретает у Имама отчетливый «религиозный» оттенок. Так бассейн во дворе мечети, отражая строение, умножает его красоту волшебным эффектом ряби или зеленоватым оттенком воды.
Пользуясь подстрочником, предоставленным Иранским культурным центром в Москве, ещё в 2010 году я решился перевести на русский язык несколько избранных газелей из книги «Баде-йе эшк». Переводы были опубликованы, а затем перепечатаны во множестве русскоязычных изданий в России и за рубежом, что говорит об огромном интересе к личности и творчеству Хомейни. В этом году мне захотелось продолжить опыт вхождения в поэтический мир неординарного человека. Предлагаю новые переводы стихов Имама.
ГОРОДСКАЯ СЛАВА
Я стал посмешищем молвы, для сплетников халвой.
Все говорят, что я ослеп, что ты играешь мной.
Играй как хочешь, от себя ты только не гони.
Меня ты вытолкаешь в дверь – войду к тебе другой.
Мне опостылели дела, ученый разговор.
Перед сияньем глаз твоих все мнится ерундой.
Да, спятил я, но от врачей мне помощь не нужна.
Не променяю я болезнь на мудрость и покой.
Брожу по городу без сна, ищу к тебе тропу.
Друзья нетрезвые шумят, их окружен толпой.
Всё, чем богат был, потерял, утратил стыд и ум.
Но только позови меня – предстану пред тобой!
ЖЕЛАНИЯ ВЕСНЫ
Я там же, где всегда, у погребка,
Любовью полон, не похож на старика.
Когда сады цветут – какая старость!
Забудь про осень, до неё века.
Смотри на птицу, что томилась в клетке,
А нынче в небе кружится, легка.
Ненастный ветер улетел на север
И благодатный дождь омыл луга.
Покров падёт – и лик красы весенней
Пройдёт, слепящий, будто облака.
ОТ ЛОЖНОЙ МУДРОСТИ БЕГИ
С кабацким владыкой старинный у нас уговор.
Ведь я завсегдатай его погребка с давних пор.
Вижу я, что друзья за вином здесь встречают весну.
Как отстану от них? На голову ляжет позор.
Луноликих красавиц не в силах я сторониться в саду!
Вот спешу, чтоб услышать волшебный их хор.
Жаль мне дервишей, показную не чту нищету.
Даровал Бог для жизни блистающий солнцем простор.
Шейх в лохмотья оделся – к чему он зовёт, лицемер?
В одеянье любимой цветов парчовых ковёр.
Смысла нет в поученьях не любящих свет.
Без сияния глаз Твоих дороги и я б не нашёл.
Я с любимой сбежал от всех мудрецов в погребок,
Чтоб не слышать, не знать суетливой молвы приговор.
В ТОСКЕ ПО ЛЮБИМОЙ
В горячей тоске мечусь я, как ветер пустыни.
Мир бесцветен и чужд, если нет тебя ныне.
Сад иссох, смолкли птицы, цветы приуныли.
Вдали от любимой дыхание горше полыни.
Лицо твое – солнце. И вот оно скрылось за горы.
Как рассвета дождаться, если сердце остынет?
Покоя мне нет, невольник я пред судьбою.
Щеки твоей родинка путь мне покажет в пустыне.
Пылью лечь у порога, слезами ступени омыть –
Вот о чем я мечтаю, когда любовь в мою душу нахлынет.
Путь я ей преградил, как разбойник, стерегущий добычу в долине.
Жизнь моя на исходе, а не встретил её и поныне.
УТРО НЕВЕСТЫ
С тобою были мы вдвоем. Ночь коротка в раю!
Вчера невестой назвалась. Не пожалей, молю!
Мы ночь в объятьях провели. А что нам день сулит?
Как скоротать, чтобы ладонь не отпускать твою?
О, после уст твоих и рук рассвет жестокосерд.
Убрав завесу, вскрыв окно, пускаю я змею.
Эй, муэдзин, повремени! Прикончи петуха!
За голову его дурную я сто монет даю.
И шум молвы, и славы гром, хула и похвала –
Ничто меня не привлечет. На том стою.
Шираз подарят – не возьму. Зачем он без тебя?
И шахский трон не нужен мне, его я не ценю.
Индийцем все меня зовут. Из сказочной страны
Вернулся я, чтоб повстречать тебя, судьбу мою!
ПРИБЛИЖЕНИЕ ДРУГА
Как к матери дитя, привязаны мы пуповиной
К Нему, кто жизнь творит, кто нас создал из глины.
Прекрасный лик Его мы видим сквозь сиянье.
Готовы жизнь отдать за дружбы миг единый.
Приблизиться к Нему пытаемся попойкой.
Но в чаше видим дно – и горек хмель полынный.
Цветущий сад, поющий дол струятся ароматом.
И в этом тоже Он, любви наш друг старинный.
Сияющая красота миров не знает помраченья.
Не в силах выразить её стихов напев невинный.
Познать не можем бытия ни цели, ни причины.
Способны лишь внимать Ему с восторгом беспричинным.
