Мария МАНЕНКОВА. Грязные танцы, или Американские байки о русской жизни.

Два татарина

Сегодня идея преподавания основ православной культуры в школе подвергается нападкам с нескольких сторон. Во-первых, со стороны атеистически настроенных чиновников Минобразования РФ, которые вместо «Основ православной культуры» навязывают школьникам куцый и безликий курс «Истории мировых религий». Меж тем, этот предмет наши дети у министерства вовсе не просили. Чиновники насильно почуют их демьяновой ухой, причем внушают, будто бы религиозная культура вполне может быть заменена изучением её истории.

Но не приходит же чиновникам в голову преподавать историю математики вместо её содержания, историю русского языка вместо правил орфографии и пунктуации! Эти разные области знаний могут дополнять друг друга, но абсолютно не являются взаимозаменяемыми. Если же господа В. Болотов и А. Фурсенко, вершащие ныне в России образовательную политику, всё–таки решаются совершить подмену этих ценностей, значит, они либо не умеют мыслить логически, либо боятся православной культуры как чумы. А это вполне естественно наводит нас на вопрос почему.

Аргументы, вроде: татары обидятся, войди в школу православная культура - во-первых, наводят на подозрения, что господа Болотов и Фурсенко в чем-то сильно зависят от татар, а то и сами – татары, только стесняются нам в этом признаться. А во-вторых, заставляют удивляться, почему же эти господа не потрафляют татарам и в остальном. Например, не носят на работе татарское платье. Не едят лапшу, смазанную утиным жиром, и вяленую конину. Да и не научились пока писать и говорить по-татарски, хотя бы общаясь между собой. Будь они на месте Дмитрия Донского, поди, вместо устроения битвы на поле Куликовом, обратились бы к русскому народу с воззванием: срочно пережениться на татарках – из уважения, допустим, к монголо-татарскому игу. Надо же быть последовательными в своей образовательной политике!

Однако что татары! В нашей стране сто национальностей. И если господа чиновники пошли на встречу татарам и вычеркнули из стандартов по истории России всякое упоминание о монгольско-ТАТАРСКОМ иге, оставив одно «монгольское», то почему бы ни поступить так же «толерантно» и «либерально» в отношении остальных девяносто девяти народностей? Из уважения к бурятам приписать им, допустим, авторство «Евгения Онегина»? Лермонтова сделать седым калмыком? Достоевского – почтенным евреем? А Николая Второго чукчей? По принципу: «Лепи в образовании, чего хошь, что-нибудь да образуется! Всё можно оправдать гуманной заботой о других народах!» Вот только что образуется из государствообразующего русского народа в результате такой образовательной политики? Полагаю, осел покорный. Его стегнут плеткой по одной стороне спины, а он только вздохнет и молча подставит хозяину другую сторону. Вероятно, это и является тайной целью модернизации российского образования. Хотя не исключаю, что господа Болотов и Фурсенко всё ещё живут с ощущением того, что монголо-татарское иго не кончилось. По крайней мере, для них. Но это ничего, это лечится.

Загадки «гуманизма»

Однако есть у основ православной культуры и другие противники. Те, которые нападают на ОПК с позиций «гуманизма». В одном из апрельских номеров «Парламентской газеты» выступил некий господин Валерий Кувакин и как-то странно покритиковал Минобразования РФ: дескать, оно стремится «подорвать научный характер общеобразовательной и высшей школы в России»…. «православным вероучением». Приснилось это, должно быть, господину Кувакину. Потому что в стандартах по истории слова с корнем «православ» встречаются всего четыре раза. А понятий «православная культура» и «православная цивилизация»» вообще нет. Однако господин Кувакин, явно, этого не знает, и разошелся в своей статье не на шутку!

«Только недавно отшумели разговоры о «национальной идее», поутихли и голоса, призывающие к державности и государственному сознанию. Но продвижение православия во все области общественной и культурной жизни не пошло на спад». Если это действительно так, то для кувакиных, конечно, беда. Ведь Валерий Кувакин в христианского Бога не верит, он поклоняется другому богу, Гуманизму. Потому и является президентом Российского гуманистического общества. Чем занимается это общество, на чьи средства существует, какие за ним числятся добрые дела, Валерий Кувакин не пишет. Но твердо заявляет, что альтернативой православным ценностям в школе может явиться только «гуманистическое мировоззрение». Что это за штука такая, объяснено, мол, в «Законе об образовании». Это «приоритет общечеловеческих ценностей, жизни и здоровья человека», «свободное развитие личности», «воспитание гражданственности, трудолюбия, уважения к правам и свободам человека, любви к окружающей природе, Родине, семье».

Но если только в этом заключаются прелести гуманизма, то чем, извольте сказать, православие хуже, то есть «негуманнее»? Разве Церковь выступает против семьи? Конечно, нет. Разве оно проповедует лень вместо трудолюбия? Избави Боже. Может быть, учит ненависти и презрению к Отечеству? И в этом православную культуру упрекнуть невозможно. Она и за свободное развитие личности, и за ценность жизни вопреки абортам, и - против накротиков, пьянства, курения и растления порнографией. Невозможно упрекнуть Русскую Православную Церковь и в неуважени к гражданским правам человека или призывам уничтожать окружающую природу. Тогда в чем же заключаются преимущества безрелигиозного гуманизма? Да ни в чем! Разница между ним и православием в одном, но в приниципиальном положении: православные гуманисты чтят не только род человеческий, но и его создателя Бога. А гуманизм, понимаемый по-кувакински, ставит на место Бога грешного человека и вопит, наливаясь кровью, о том, что человек – это пуп земли, что, дескать, всё на свете для человека и всё во имя человека.

Вопит, но при этом лукавит. Далеко не обо всех человеках заботся прозападные «гуманисты». Например, во вчерашней передаче «Эхо Москвы» известный либеральный журналист Андрей Черкизов так охарактеризовал демократию, за которую страждут наши нерелигиозные гуманисты: эта система власти защищает интересы только одних «меньшинств»! Потому, дескать, что из них, меньшинств, и состоит любое общество.

Так г-н Черкизов публично признался в том, что демократы давно уже вычеркнули из сферы своей политической защиты интересы самой большой группы населения нашей страны – русских, то есть примерно 116 из 148 миллионов человек! Но если строящаяся сегодня демократия не для русских, то для кого? Возможно, для представителей той самой национальности, к которой отнёс себя в одной из радиопередач Андрей Черкизов, и к которой, по последней переписи населения, принадлежат всего 230 тысяч россиян. Неслучайно, наверное, во вчерашней передаче на «Эхо» участвовал и Борис Березовский, «гость из Лондона», который озвучил одну забавную байку. Дескать, в свое время он беседовал с одним из высокопоставленных советских чинов. И этот чин сказал ему, что среди россиян вот уже двести лет пребывает одна очень активная часть населения, которая многое может сделать для России. Именно поэтому «мы и не мешали этой группе населения в продолжение двух сотен лет». Так тонко Борис Березовский намекнул нам на то, чтобы мы, русские, не болтались у него и его сотоварищей – демократов под ногами.

Ну, о том, действительно ли пришлые люди с двойным граданством обладают несравненно большей, нежели русские, пассионароностью, ещё можно поспорить. Не они, например, создали Россию, её тысячелетнюю культуру и традиции, не они стоят сегодня за заводскими станками и выращивают хлеб. Однако о себе они мнения самого высокого. А теперь ещё и теорийку в оправдании придумали: имеют, де, право кушать сметану, потому, что являются очевидным «нацменьшинствоом»! Вот так и выходит, что демократия, которая строится в России не без их активнейшего участия, создается сугубо в их интересах. Значит, ради себя любимых, а не в целом для России, они стараются. Но тогда какая же это демократия? Это - обыкновенная тирания! Ведь в ней заведомо игнорируются интересы коренного «большинства» населения страны!

А если к блаженной кучке элитарных «меньшинств» отнести ещё и геев с лезбиянками, а кроме того, временное и больное «население» психиатрических больниц и тюрем, которых очень любят на глазах «мировой общественности» пафосно опекать наши «правозащитники», можно смело говорить, что означенная тирания имеет ярко выраженный патологический характер.

Воскресение Манилова

Собственно, именно для того, чтобы наши школьники не умели правильно объяснить реальную картину мира, господа кувакины и предлагают им изучать «современный гуманизм», вполне способный припудрить мозги любому наивному и внутренне чистому ребенку. Меж тем, и кувакинский «гуманизм» чтит далеко не каждого человека, у него весьма и весьма избирательный характер. Подтверждает это и статья в «Парламентской газете», в которой Валерий Кувакин поддерживает Виталия Гинзбурга в его гонениях на учебник А. В. Бородиной «Основы православной культуры». Забыв о гражданском праве автора – иметь на всё сущее личную точку зрения и мыслить самостоятельно, а не повторять за Гинзбургом его «зады», - предводитель современных российских «гуманистов» язвит: «Легко показать, что одобренный Минобразованием и Московской патриархией учебник нарушает Конституцию и содержит в себе утверждения, несовместимые с нравственными нормами».

В чем же «безнравственность» Аллы Бородиной? Да в её патриотизме! Почуяв его, гуманизм Кувакина приобретает прямо-таки тираническую направленность. Видите ли, ему не нравятся вопросы, с которыми автор учебника обращается к своим читателям, и, следовательно, к самому Кувакину: «Почему патриотизм и верность Православию у русского народа так естественно сочетаются с терпимостью к другим вероисповеданиям и с некоторым равнодушием к материальным потерям?» Лично Кувакину нечем ответить на этот вопрос. Ничего не знает он о сути православия, потому что всю жизнь читал только книжки по гуманизму, добывая их иногда даже из-за границы. Нервничает Кувакин, боится: а вдруг патриотизм автора учебника пробудет патриотизм в детях того самого «большинства», которого, по планам либералов, вообще-то следует исключить из управления государством.

А тут новый волнующий вопрос задает Алла Бродина: «Почему православный русский народ не закрывает себя от общения с другими народами и национальностями, а принимает их в свою церковную, государственную и гражданскую общность, несмотря на то, что это чаще всего совсем «невыгодно»?» Серьезный, между прочим, вопрос, и философский, и политический одновременно, если учесть те миллионы рыночных торговцев, граждан республики Азербайджан, которые расселись по городам и весям России, словно у себя дома, и устанавливают такие цены на продукты питания, которые выгодны только их карману.

Но «гуманист» Кувакин толи не привык думать о будущем России, толи хочет, чтобы вместо Аллы Бородиной об этом думал один Виталий Гинзбург - опять злобится, плюется, и называет серьезные вопросы автора учебника «безграмотной смесью патоки и шовинизма». Вот ведь они, «гуманисты», какие на самом деле - заносчивые и злые!

Ведь стоило и в другой раз высказать Алле Бородиной свое партиотическое убеждение в том, что «для русских людей защита Православия и Отечества всегда считались священным делом христианина, потому что в этом случае защищались святыни», как «человеколюб» Кувакин опять заходится в истерическом приступе, обвиняя А. В. Бородину в «националистической установке».

Больное место для всех кувакиных, черкизовых, березовских! Не любят они православных партриотов, страшатся их! Мороз пробирает Кувакина, когда читает он учебник Аллы Бородиной, и у него вырывается: «От этих внушений складывается такое ощущение, что Россия уже стала заложницей православия». И ведь действительно - распространись по Руси православие, пожалуй, не останется в ней места абстрактным кувакинским идеям. А идеи у него всё прежние: преподавать и ширить в российских школах, вместо «основ православной культуры», «современный гуманизм»!

Что это за редька такая? Один Кувакин знает! Если у педагога Аллы Валентины Бородиной разработана целая программа «История религиозной культуры», расчитанная на преподавание ОПК в школе в продолжение долгих десяти лет, что позволяет постепенно прививать детям культурные ценности религиозной мысли России… Если А. В. Бородиной написано и издано уже три учебника по этому предмету, то у Кувакина ничего нет. Ничего, кроме идеи. Кувакин пока мечтает! Ввести «скажем, - пишет этот новоявленный Манилов, - «уроки доброты» в младших классах… предмет «человечность человека» - в средних, «гуманизм и гражданское общество» - в старших классах», как в США и Франции. А преподавать это может любой учитель–предметник. Только дайте Кувакину денег, чтобы он написал учебник!.. Хороша «альтернатива» уже существующему предмету ОПК, который не только профессионально разработан А. В, Бородиной, но и апробирован в десятках, если не в сотнях школ страны!

Заметим, что и Кувакин выступает за преподавание истории религий с атеистических позиций: «Это не значит, - заявляет он в своей статье, - что нужно изгонять историю религии или религиоведение из школы. Нужно сохранить ее достойное место в обществоведческих и гуманитарных дисциплинах».

А прочитал ли сам профессор хотя бы одну книжку по религиоведению? Знаете ли он, какая невнятная и бестолковая билеберда получается, когда в один-единственный учебник засунута вся тысячелетняя история христианства, мусульманства, буддизма, католицизма, протестантизма, конфуцианства и прочих конфессий помельче? А сверху эта история ещё и помазана упоминанием о культурных ценностях этих религий? Поверьте, это ещё страшнее, чем краткий перессказ «Войны и мира». Хуже, чем десятитомная «Большая Советская энциклопедия», сведенная в однотомному карманному варианту! Трескотня имен, событий, дат! Да ещё и без любви, без благоговения перед тем, о чем рассказывается! Это всё равно что стихотворение Пушкина «Я Вас любил, любовь ещё, быть может…» сократить, сведя к одному –единственному слову: «Любил». Что за ним?.. Кувакин, верно, знает!

«Человечные человеки» из профессорской пробирки

Но поговорим о предлагаемом им предмете «человечность человека». Сразу хочу спросить у господина Кувакина: каковы границы гуманизма, который он желает преподавать детям, насколько этот гуманизм исчерпаем, и кому он служит. Был ли, например, гуманистом Демьян Бедный? А Яков Блюмкин? А Троцкий? Могут ли, вообще, в принципе, существовать на белом свете гуманисты в их «чистом», пробирочном, лабораторном виде?

Задаю эти вопросы неслучайно. Все три перечисленных имени свел в своей книге «Тайна гибели Есенина», вышедшей в этом году в издательстве «Нева», писатель и литературовед Виктор Кузнецов. Автор этого кропотливого исследования нашел в архивах посмертную фотографию поэта, на которой ясно виден след пулевого отверстия над правым глазом. Сергей Есенин был убит! Известна теперь и покаянная исповедь сотрудника ГПУ, ближайшего сподвижника Якова Блюмкина, Николая Леонтьева, того самого человека, который застрелил поэта собственною рукою в здании, находившемся поблизости от «Англетера», а потом вместе с Блюмкиным, по согласованию с Троцким, инсценировал в «Англетере» самоубийство Сергея Есенина. Есть и такая версия событий.

Один из вождей октябрьского переворота, Троцкий, давно точил зубы на поэта, разгадавшего природу советской власти. Помните, Есенинские слова, сказанные им во время путешествия за границей: «Не поеду в Москву, пока Россией правит Лейба Бронштейн…»? Вывел Сергей Есенин Троцкого и в своей поэме «Страна негодяев» в лице интербродяги Чекистова. В письменном показании поэта в милицию от 21 ноября 1923 года он честно писал: «…. Мы в русской литературе не хозяева…» Как пишет Кузнецов, осуждал поэт и культ идеологических генералов в искусстве. «Уже давно стало непреложным фактом, - заявлял поэт в 1923 году в журнале «Россияне», - как бы ни хвалил и ни рекомендовал Троцкий разных Безыменских, пролетарскому искусству грош цена…»

Так применим ли в ситуации острого, закончившегося кровью, политического антогонизма Троцкого и Есенина, хотя бы в какой-нибудь мере, кувакинский пробирочный, оторванный от реальности, «гуманизм»? Да, изучая с детьми стихотворения Есенина, можно научить их любить природу и родную страну. Но где в рассказе о последних годах жизни поэта, когда по пятам его неотступно шел Черный Человек в кожанке и с револьвером на боку, место сентиментальным рассусоливаниям о «человечности человека»? Кувакин, вас дети засмеют!

Поразительно и другое. Начиная со времен «оттепели» и заканчивая периодом «перестройки», были постепенно реабилитированы многие заговорщики, принимавшие участие и в расправе над Есениным, и в создании в печати его ложного, отвратительного образа дебошира, пьяницы, психопата. В своей книге Виктор Кузнецов называет более десяти фамилий этих гэпэушников - троцкистов, репресированных ещё во времена Сталина, но «милосердно», «гуманно», «человечно» оправданных прорабами совремнной перестройки. Зачем же всех подряд? Вероятно, были на счет троцкистов у этих прорабов какие-то планы.

Помню, в конце восьмидесятых годов прошлого столетия целый ряд центральных газет и журналов пытался высветлить в глазах читателей образ создателя идеи «перманентной революции» Троцкого. Дескать, он, а не Ленин совершил октябрьскую революцию, именно за Троцким увлечено пошел русский народ, именно ему поверил, именно он был единственным вождем Советской России. Так журналисты пытались приподнять авторитет репрессированных политических идеек Лейбы Бронштейна. Ведь «перманентная революция» удивительно напоминает замыслы современных глобалистов!

Хотя сам Троцкий, конечно же, никогда не был так наивен, как наш душка – Кувакин. В своей книге «Их мораль и наша» (1938) Троцкий писал: «Так, даже в самом остром вопросе – убийство человека человеком – моральные абсолюты оказываются совершенно непригодны. Моральная оценка, вместе с политикой, вытекает из внутернних потребностей борьбы». Думаю, подобным образом рассуждают и ныне те люди, которые жестко и жестоко рвутся к власти. А не «человечные человеки» из лабораторной пробирки профессора Кувакина.

Конечно, профессор может сказать нам, что «так было, но быть не должно, что троцкизм разоблачен, что он остался в прошлом». Что, де, он, Валерий Кувакин мечтает построить в России настоящее гражданское общество, и приложит к этому все свои силы. Но к чему тогда нападать на людей, мечтающих о том же? На православных патриотов, вроде Аллы Бородиной? Зачем использовать в «Парламентской газете» аргументы «правозащитников», однажды уже обломавших зубы на судах против православной культуры? Повторяя за Львом Пономаревым, вы, господин Кувакин, оказываетесь перед опасностью оказаться в одной луже с ним. Только и разница между вами и так называемыми «правозащитниками», что они пытались удушить распространение православной культуры, суя под нос суду некий невнятный принцип «светскости» российской школы, а вы шпыняете ОПК «аксиомой» её строгой «научности». Пугая общество тем, что если войдет батюшка в класс - всё, этой школе больше не жить. Ученики побросают учебники в костер, проклянут науки, целый день будут колотится лбом об пол и, себя не помня, зудеть молитвы. Кувакин бездоказательно лишает православное сообщество способности относится к своей вере разумно! Путает религиозность и бесноватость. Потому что понимает «человечность человека» весьма однобоко - единственно как его оторванность от родной, традиционной, тысячелетней культуры.

«Тихие» атеисты

Речь о лауреате - нобелевце Виталии Гинзбурге, который, кстати, в одном из своих интервью признался, что отправил большую часть полученной им премии - в США, где проживают его дочь и внуки. Можно сказать, что одной половиной своего сердца этот старый человек уже давно связан с иноземным государством. Вот и беспокоился бы об американской системе образования, о той пользе или том вреде, которое это образовании может принести его родне. Но нет, восьмидесятилетний старец довольно бойко заявил на недавнем заседании в РАН, что хотел бы «покопаться» в головах у российских ученых, подкинуть им анкетку с одним, очень беспокойным лично для него, Гинзбурга, вопросом: верят ли эти ученые в Бога. Как будто, если верят, значит, и таланта и разума лишены.

При этом Гинзбург просит не называть его воинствующим безбожником. Он, де, всего навсего, скромный нобелевский атеист. Однако когда в одной из телевизионных передач режиссер Николай Бурляев заявил ему о своей православности, наш тихий скромник не постеснялся указать русскому режиссеру на «двери» из родной страны. Уезжайте, мол, эмигрируйте, Россия для таких атеистов, как я. И как-то сразу после этого на месте Гинзбурга легко представился другой такой же скромник, тридцатых годов, Миня Губельман. Увы - увы! Кто объяснит, почему «пассионарность» представителей этого «нацменьшинства» то и дело «выходит боком» для русской православной культуры?

Однако ратуя за «строго научный характер» российской школы и нападая на православие как на рассадник «средневековой схоластики», Гинзбург почему-то не заметил одно довольно странное учебное пособие - «Родная речь», рекомендованное к использованию Минобразованием РФ. В этой книжке, написанной в 1998 году в Нью-Йорке Петром Вайлем и Александром Генисом, а изданной «Независимой газетой» в России, уже на первых страницах проповедуется весьма далекий от научности подход к русской литературе. Предисловие к книжке написал диссидент Андрей Синявский, который искренно восхищается временами, когда: «Летали русалки. Плескались ангелы. Химия именовалась алхимией. Астрономия – астрологией. Психология - хиромантией. История вдохновлялась Музой из хоровода Апполона и вмещала авантюрный роман».

Далее Синявский говорит нам о том, что пора посмотреть на русскую литеартуру упрощенно, как на «веселое ремесло». «Скоро на земле места не останется посреди возведенных до неба серьезных мусорных куч, - косноязычно утверждает Синявский, подзабывший в эмиграции правильный русский язык. - … Последний приют – филология. Казалось бы: любовь к слову. И вообще, любовь. Вольный воздух. Ничего принудительного. Множество затей и фантазий. Так и тут: наука. Понаставили цифры (0,1; 0,2; 0,3 и т.д.), понатыкали сноски, снабдили, ради научности, аппаратом непонятных абстракций, сквозь которые не продраться («вермекулит», «груббер», «локсодрома», «парабиоз», «ультрапид»), переписали всё это заведомо неудобоваримым языком, - и вот вам, вместо поэзии, очередная пилорама по изготовлению бесчисленных книг».

На радость Синявскому, в учебном пособии двух веселых и беззаботных ньюйркцев вообще нет ни одной сноски, нет и библиографического раздела. Откуда происходят использованные ими цитаты? Из каких художественных произведений, из каких литературоведческих талмудов? Бог весть! Аннотация называет их «известными эссеистами», намекая на то, что они – сами себе «авторитеты», сами себе - «источники».

В своем предисловии Синявский упоминает главный прием, с помощью которого сочинялось это творение, обласканное Минобразования РФ, – «остранение». По большому счету, авторы отстраняются в своей книге от уважения к русской литературе. Но, как нам известно, если муж отстраняется от жены, это начинает угрожать семье разводом. Когда гражданин отстраняется от своего государства, он подчас начинает свысока называть его «эта страна», а потом, смотришь, уезжает на жительство в США или Израиль.

Когда от русской литературы отстраняются Вайль и Генис, никакой бедой это литературе, конечно же, не грозит. Но зато порождает такие оценки знакомых с детства художественных произведений, которые больно бьют по любящему русскому сердцу. Авторы хорошо это понимают, потому и пишут в своем предисловии к книге: «Задеть классика (в России- М.М.) всё равно что оскорбить родину». А, проконстатиторовав это, уже с азартом «задевают» чуждые им святыни.

Не по душе Вайлю и Генису и такое явление отечественной школы, которое они называют «сакрализацией» русской литературы. Авторы учебного пособия предлагают иной взгляд на вещи – со «скепсисом» и «иронией». Поэтому учебник и начинается с уязвления Карамзина: «В самом имени Карамзин – слышна жеманность. Не зря Достоевский переврал эту фамилию, чтобы высмеять в «Бесах» Тургенева. Так похоже, что даже несмешно».

Думаю, если бы я написала о том, что лично мне слышится в именах Вайля и Гениса, оба господина подали бы на меня в суд. Но Карамзин этого сделать не может, и авторы продолжают оттачивать на нем своё остроумие: «Чтобы читать сегодня Карамзина, надо запастись эстетическим цинизмом, позволяющим наслаждаться старомодным простодушием текста»; «Рассказывая сентиментальную и слащавую историю бедной Лизы, Карамзин – попутно! – открыл прозу»; «Он первым стал писать гладко»; «Гладкое плетение словес оказывало гипнотическое воздействие. Это своего рода колея, попав в которую уже не следует слишком заботится о смысле…»; «Чем хуже писатель, тем глубже колея, в которой он елозит». И эти пощечины усопшему русскому гению – учебное пособие?

По мнению Министерства образования России – да. Можно сказать, эти два «гостя из Америки» занимаются у чиновников на глазах вандализмом в особо крупных размерах, а они те не только это занятие одобряют, но ещё и адресуют книгу широкому кругу читателей: «учителям – словесникам, учащимся старших классов и всем любителям хорошей прозы».

Однако чему же на самом деле «учит» эта «проза»? На странице 15 можно прочесть очередное осуждение русской литературе: «Вся русская классика, в той или иной степени, идеализировала мужика». (Должно быть, Вайль и Генис, находясь за океаном, долгие годы наблюдали за этим процессом в большой бинокль). На странице 16 русский крестьянин вообще сравнивается с негром: «Карамзинскую Лизу легко и сегодня обнаружить у «деревенщиков». Читая их, можно быть заранее уверенным, что прав всегда окажется человек из народа. Вот так в американских фильмах не бывает плохих негров».

Обидно Вайлю и Генису! Возможно, им хотелось бы, чтобы русская классическая литература пела бы дифирамбы лично им или, на худой конец голосила: «Нью-Йорк-Нью-Йо-орк!..», а она (о, какое безобразие!), воспевает собственный народ! И американцы брюзжат: «Любви к простому человеку, человеку из народа, от русского писателя требуют так давно и с такой настойчивостью, что нам покажется МОРАЛЬНЫМ УРОДОМ любой, кто её не декларирует» (выделено мной – М.М.)

Впрочем, уже на странице 18 вдруг выясняется, что на самом деле веселые «эссеисты» знают русскую литературу неважно. Они заявляют: «Бедная Лиза – эмбрион, из которого выросла наша литература». А как же древнерусская литература? А литература 17 - 18 веков? Ее, де, не было, потому что Вайль и Генис её не читали! И Минобразования РФ несоведомленность авторов вполне устраивает!

Друзья порока?

А снабдив «пособие» грифом «рекомендовано», чиновники снабдили своим авторитетом и такие оценки карамзинского Эраста, виновника самоубийства совращенной им «бедной Лизы»: «умный бездельник», которому «праздность помогает сохранить дистанцию между собой и государством. Благодаря благословенной лени, лишние люди – всегда фрондеры, всегда в оппозиции. Служи они честно отечеству, у них бы не оставлось время на совращение Лиз и остроумные отступаления»? «Если народ всегда беден, то лишние люди всегда со средствами…»

В этих ироничных фразах сосредоточилась похвала и дисседенству, и разврату, и отстранению от первого долга дворянина – служению Отечеству. Так и хочется спросить: неужели это человеческие идеалы самих Вайля и Гениса? Посмеиваются «эссеиисты» и над «целомудрием» карамзинской повести: «В самом рискованном месте – одна пунктуация: тире, многоточия, восклицательные знаки… Высокая словесность описывала только любовь, оставляя секс анекдотам. Об этом напишет Бродский: «Любовь как акт лишена глагола». Свысока иронизируют они и над способностью дворянина Карамзина проронить слезы над страданиями «бедной Лизы»: «плачет автор», «слезливы его герои»», «поколение, выросшее на Хэмингуэе, эта мягкотелость окробит». Объясняют популярность «Истории Государства Российского», прежде всего, «гладкостью письма». В общем, легко поругивать Русь, схоронившись за океаном! Зато, когда по загранице прошелся в своих путевых записках сам Карамзин, голоса авторов стразу стали жестокими, их смех приумолк, и они назвали писателя «невеждой», «поневоле скорым на выводы».

Коснувшись оценки фонвизинского «Недоросля», авторы «пособия» опять на стороне порока. На странице 26 они восхищаются: «Живые, полнокровные, несущие естественные эмоции и здравый смысл люди – Простаковы – среди тьмы лицемерия, ханжества, официоза. Угрюмы и косны силы, собранные вокруг Стародума». На странице 30 они – опять дружески треплют крепостников по щеке: «Простаковы – не злодеи, для этого они слишком стихийные анархисты, беспардонные охломоны, шуты гороховые. Они просто живут и по возможности желают жить, как им хочется. В конечном счете, конфликт Простаковых – с одной стороны, и Стародума с Правдиным с другой, это противоречие между идейностью и индивидуальностью. Между авторитарным и свободным сознанием»!

Ну как русским детям не сделать после этого вывод: живи, как Недоросль, будь охломоном? Индивидуализм и анархизм – это клево, быть же идейным -плохо? А, если у человека есть нравственные принципы, он - обязательно лицемер и ханжа? И так наши «эссеисты» любят тип Недоросля, что даже Фонвизина записали в «охломоны»: «Слишком силен был в Фонвизине Недоросль, чтобы он мог стать Стародумом».

Александр Радищев, которого два ньюйркских друга г-на Синявского именуют родоначальником русского дисседенства, им больше по душе. Однако как же удержаться от того, чтобы ни ущепнуть и этого покойника? «Принято считать, - пишут американские острословы, - что Радищев обличал язвы царизма: крепостное право, рекрутскую повинность, народную нищету. На самом деле он негодует по любому поводу»! Вот таким лохом видится двум друзьям, из-за океана, Радищев. Министерство же образования РФ спешит доности до нас их заморские галлюцинации.

А вот что думают приятели о Крылове: «Главным его достижением стали именно ловкие строчки, в которых были обличены прописные истины», «Незатейливые крыловские басни во многом заменили в России нравственные установления и институты». В общем, чем дальше читаешь этот учебник, тем более убеждаешься: Вайль и Генис рисуют нам прошлое России именно таким, каким они очень хотели бы его видеть. Россия, дескать, была тупа, темна, необразована, счастья своего не понимала – известная песня! У отсталой страны даже законов не было. Приведут, бывало, убийцу в суд и сразу же хватаются за басни Крылова: что там сказал по поводу зарезания человека Иван Андреевич? А, ничего? И тогда с легким сердцем убийцу отпускают.

Что такое, по мнению авторов, Россия во времена Крылова? «Страна, не знавшая Реформации». Что такое русский народ? «Народ, часто путавший, где Бог, а где царь». Что значил для этих «тупиц» Крылов? «Удобный, простой, запоминающийся, однозначный. Снабдивший набором нетленных истин про мартышек и кукушек. Избавивший от хлопот альтернативного мышления, химеры терпимости, разброса плюрализма, утомительной многослойности демократического сознания». Вот такой катехизес. И стоит русским детям его затвердить, как они тут же начнут презирать собственное Отечество. Но может быть, Министерству образования РФ этого и надо?

Узколобый Пушкин, любитель красивой жизни…

Пожалуй, смелостью оценок этот учебник превзошел даже историю современной России Игоря Долуцкого. Правда, учебник Долуцкого всё-таки сумел выловить и запретить Владимир Путин. Стоит пожалеть, что на его глаза не попалось учебное пособие «эссеистов» - ниспровергателей русских авторитетов.

Не буду кривить душой. Их рассуждения о сходстве «Грозы» Островского и Мадам Бовари» Флобера показались мне любопытными. Не без теплоты написали они и несколько страниц о «Войне и мире». Но где справедливость?! Если Алла Валентиновна Бородина два года пребывала под судом только за то, что выразила в учебном пособии свой патриотизм - в случае с русоплюями Вайлем и Генисом всё наоборот! Оскорбительные колкости, которые вполне можно принять за русофобство, «РЕКОМЕНДУЮТСЯ» Минобразования РФ к употреблению детьми и учителями, распространению по школам! Может быть, так и проявляет себя тиранический характер новорожденной либеральной демократии? Похоже на то.

Как так получилось, что Минобразования РФ допустило в учебном «пособии» ньюйркцев даже матерщину. «… Ветренная Софья («не то б…, не то московская кузина», по Пушкину)», - пишут авторы, нисколько не стремясь осадить нецензурное слово хотя бы многоточием.

А вот их мнение о Чацком: «Осмелимся сказать. он умен не по русски. По-чужому. По-чуждому. Для него не разделены так бесповоротно слово и дело, идея обязательной серьезности не давит на его живой, темпераментный интеллект». Из чего иные школьники вполне смогут сделать скорый вывод, что быть «умным по-русским», значит, быть болтуном, не доводить дело до конца, вести себя как скучный человек, как зануда. Тогда не лучше ли расти «не-русским»?

Пушкина авторы любят, - но только такого Пушкина, которого они сами и придумали. «Пушкина выделяет его божественный эгоизм», - утверждают они об отце четырех детей, о муже, отдавшем жизнь за честь жены, о друге декабристов. И противопоставляют поэта всей русской литературе: «…Осознание ценности личности, индивидуальности, неповторимости, штучности человека – и есть черта, обрекшая Пушкина на долгое одиночество в русской классике». И поймет ли ребенок, что авторы в этом месте просто занимаются политическими спекуляциями?

Цитируют Достоевского: «… Высочайшее употребление, которое может сделать человек из-из своей личности, из полноты развития своего Я, - это как бы уничтожить это Я, отдать себя целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье. Это-то и есть рай Христов». И тут же заявляют: «…идеал этот был бы странен Пушкину, и жертва, которую потребовал Достоевский, была бы для него неприемлема». Но почему?! Сказать можно, конечно, всё - доказательства нужны! Но как раз с доказательствами у «эссеистов» туго. Потому что в их понимании, эссе начисто «отстранено» и от науки, от серьезных рассуждений.

Некоторые же их оценки словно взяты из сочинения косноязычного троечника: «Пушкин - это прежде всего те две сотни главных стихотворений, которые и составляют корпус всех школьных изданий. Не поэмы, не драмы, не повести, даже не «Онегин», Пушкин – это поэт, автор стихотворений».

Свобода, де, «ключевое понятие для Пушкина. Двадцать лет он исследует разные виды свободы, с ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ которой связаны чуть ли не все его страницы (выделено мной – М.М.)» «В первых главах молодой автор озабочен больше всего своим статусом. Он рвется из «кельи» лицея в настоящую взрослую жизнь. Самые интересные взрослые того времени занимались любовью, стихами и политикой… Пушкин борется за свободу делать то, что уже делают другие… Как только автор становится автором, он входит в секту, поклоняющуюся Вольности». Так Вайль и Генис на скору руку превращают Пушкина в сектанта.

В конце концов, перед нами встает новый образ юного поэта: узколобого мальчишки, озабоченного сексом, комплексующего по поводу своего низкого «статуса». Но вот, кажется, и у Вайля с Генисом Пушкин повзрослел, написал –таки знаменитый роман в стихах. «Эссеисты» берутся этот роман пересказать: «Евгений Онегин» - это красивые люди, красивые чувства, красивая жизнь»; «В «Евгении Онегине» нет и не может быть чахотки, чулок, нацменьшинств. А есть вот это: «Шум, хохот, беготня, поклоны, галоп, мазурка, вальс…» Список продлевается по желанию».

Как легко, оказывается, сочинять учебники по русской литературе! Можно ничего о ней не знать, можно нисколько её не любить, можно, вообще, о ней не думать! Тебе заплатили, тебя пригрели в Министерстве образования РФ - и ты пишешь, пишешь, пишешь… Как легко, как приятно!.. И поймут ли читатели-дети, что Вайль и Генис рисуют, может быть, вместо русской классики самих себя?

Плевать им, кстати, и на, что Пушкин любил Россию. Они делают о нем свои умозаключения: «Наверное, его, как д Артаньяна, устроили бы «времена меньшей свободы и больше независимости». Не случайно Пушкин изучает английский и презрительно роняет: «Что нужно Лондону, то рано для Москвы». Право странно, что с такими настроениями поэт не поселился в Тель-Авиве!

У Вайля стул плохой…

На странице 85 авторы замечают: «У российского человека обычно вызывают справедливое раздражение зарубежные интерпретаторы русской классики. Но в чем-то существенном они правы. Лишенные рабского преклонения перед текстом, они не стесняются следовать не букве, даже не духу, а – образу, ощущению, метатексту».

Надо отметить, что у Вайля и Гениса с «ощущениями» не всё в порядке. Духом русской литературы они не прониклись. Эта задача им явно не по силам. Их же частные ощущения нам как-то не очень интересны. Так же, впрочем, как то, был ли сегодня у Вайля стул, и какого он цвета.

Очевидно, что учиться у этих «эссеистов» нам не хочется. И говорим мы сегодня о них только потому, что их «пособие» позволяет нам заглянуть во внутренний мир чиновников Минобразования РФ. Понять их пристрастия, их предпочтения, их тайные мечты. Прочтя одобренную ими обмериканеную «Родную речь», понимаешь: как наивно задаваться вопросом, почему эти господа упорно отказываются от преподавания основ православной культуры в школах. Ведь Министерство образования РФ уже определило нам к учителя Вайля и Гениса. Надеюсь, не навсегда и…

… Обратите внимание на главу о Достоевском! Весельчаки - ньюйоркцы, кажется, искренно не понимают: «Незачем Раскольникову идти сдаваться»! Более того, считают, что «Достоевский … освободил Раскольникова от суда….» Зачем было и старушек убивать? Ведь Вайль и Генис считают: Страшный Суд – это то славное место, «где не будет проклятых – одни прощенные». Какие, право, «гуманисты»! Так что, смотрите, братцы, в Наполеоны смело! Но, пожалуй, эта книга придется по душе не одному Валерию Кувакину. Наш тихий атеист Виталий Гинзбург тоже почитает её на ночь. Ведь в этом до смерти странном учебнике русской литературе отказано в её религиозной духовности! Настоящие американские байки!