Ответы авторов «Молока» на анкету газеты «Российский писатель» (приурочена к очередному писательскому съезду).
1. Главное литературное событие первых лет 21 века.
2. Отношение к современной литературной периодике.
3. Художественные, смысловые, идейно-политические тенденции в развитии литературы 21 века.
4. Новые имена в литературе.
5. Ваши несбывшиеся ожидания от литпроцесса.
Юрий Горюхин (Уфа):
1. Напрашивается ответ, что главным событием явилось отсутствие события. Но, взглянув на ситуацию отстраненно и диалектически, я бы назвал главным событием открытие литературной аллеи звезд тремя самыми успешными нашими детективщицами. Во-первых, нам (всей пишущей братии) показали, кто теперь однозначно главный в современной литературе. Во-вторых, в продемонстрированном спектакле за кулисами обнаружился еще один литератор-креатор, который не только дергает за ниточки наших поплитзвезд, но, видимо, уже указывает пальчиком в каком и только в каком направлении можно двигаться современной литературе. И процесс этот не сугубо наш российский, в развитом германском капитализме нобелевский лауреат Гюнтер Грасс, представляя свою новую книгу, тоже выплясывает гопака, привлекая «глобальных» покупателей. Резюмируя: главное литсобытие – это окончательная трансформация литературы из властительницы дум в девочку на потребу.
2. Современная литературная периодика в глубоком кризисе. Пятитысячные тиражи федеральных литературных журналов отражают сегодняшнюю реальность. На этом фоне продолжающееся размежевание по идеологическому принципу приобретает черты очевидного фарса. Демонстративное незамечание друг друга приведет, в конце концов, к тому, что литературную периодику перестанут замечать и те жалкие остатки подписчиков, которые еще интересуются литературой.
3. Трудно экстраполировать по четырем годам нового века тенденцию всего века. Кто его знает, какими будут пятидесятые или восьмидесятые годы 21 века. На мой взгляд, на смену бароччного постмодерна должна придти некая эпоха классицизма, возможно, даже пуританства, не исключено, что это будет носить религиозный оттенок, например, в каких-то исламских традициях. Нет смысла повторять общие места о том, что искусство напрямую связано с политической ситуацией. Из современных реалий можно сделать предположение, что смещение противостояния с «коммунизма-капитализма» на «восток-запад» и «либерализм-фундаментализм» найдет свое отражение в искусстве и, в частности, литературе. И, наверное, чем сильнее будут политические потрясения, тем больше будет создано востребованной литературы на эту тему.
4. Множество литературных конкурсов периодически открывают новые имена, некоторые из них остаются в обойме, некоторые исчезают с горизонта. Появилось достаточно имен, выплывших с помощью пиартехнологий – это тоже реалии современной жизни. Правда, имена, созданные на скандалах, судебных разбирательствах, телепередачах, как правило, в литературном смысле весьма посредственные. Мне лично импонирует появившейся недавно А. Геласимов, его проза интересна и талантлива, он честно вошел в круг заявленных литераторов, надеюсь, так же честно в нем останется.
5. На сломе истории естественно ожидается и появление новой литературы, каждый год ждешь, что, наконец, прозвучит свежее молодое слово, а его почему-то все нет. Более того, журналы, разбитые по направлениям и мировоззрениям становятся все более кондовыми. Даже в рамках своих течений они все менее воспринимают какие-либо новации. Это удручает. Молодой писатель должен стоять на плечах предшественников, а не задыхаться под их тяжестью.
Артем Ермаков:
1. Обсуждать «главное литературное событие» века, которому нет еще и пяти лет, по меньшей мере, странно. Серьезная литература сейчас в упадке, а халтурщики, привлекающие внимание читателя на год-два, были во все века. Это сенсации дня, а не события века. Например, «Гарри Поттер» Джоан Роулинг. Содержания в книге, как такового нет, а шум вокруг нее есть. Аналогичный шум можно было бы поднять в свое время и вокруг «Приключений Буратино» и вокруг «Приключений Электроника». Да он и был поднят, но только в пределах СССР. Мировая рекламная индустрия никогда на нас не работала.
Единственным мало-мальски значащим событием можно назвать выход на экраны российского сериала «Идиот». Как бы ходульно и плоско он ни был снят, но авторский текст актеры все-таки выговаривали более или менее полно. Это привело к растущим продажам книг Достоевского.
2. Современную литературную периодику я знаю довольно плохо. Следить за журналами можно, когда для них есть и досуг, и деньги. Они даже не во всякой библиотеке выписываются. Так что просматриваю разные номера разных газет и журналов от случая к случаю. Более или менее внимательно читаю отдел публицистики. После него, как правило, уже ясно, какое направление господствует в данном издании. Можно почти автоматически предположить, что если публицисты ругают власть, то в стихах и прозе будут отражены либо в сотый раз переложенные «Ах вы, сени, мои сени…», либо англо-русская заборная брань той же «свежести». А если «критика» власть хвалит, то художественный отдел бывает лишен даже таких характерных черт, т.е. мы видим просто множество страниц бумаги хорошего качества, заполненных множеством слов качества весьма среднего. К сожалению, такой «литературной периодики» все больше.
Есть еще журналы «из слоновой кости», которые интересуются «литературным процессом, как таковым». Но понимать их язык и с удовольствием читать их могут лишь «избранные» (ими же самими, вероятно). Печально, что периодика, несмотря на падающие тиражи, все меньше интересуется собственным читателем. На привлечение «спонсоров» у редакций уходит гораздо больше сил и энергии. Видимо, издатели большинства органов уже не верят в возможность расширения подписки за счет качества публикуемых произведений. То есть не верят в свой собственный народ. Это очень печально.
3. Современная литература, несмотря на шумную возню вокруг «раскрутки бестселлеров» и дележа литературных премий, развивается крайне вяло и невнятно, поэтому говорить о каких-то определенных тенденциях, тем более, об «идейных тенденциях», - сложно. Существует тенденция быть модным автором, т.е. нравиться. Нравиться даже не столько читателю, сколько узкому кругу окололитературных «пиарщиков», которые найдут способ сделать твои книги приятными и регулярно потребляемыми. На удочку этой тенденции попадаются не только «многообещающие молодые авторы», типа Сергея Шаргунова, но и «зубры», типа Проханова и Личутина. Но «востребованность» такого типа убийственна для их творчества. Она ведет к его измельчанию и перерождению. Когда декадентствует либерал, это может выглядеть даже мило. Но когда мы видим «эстетствующего» патриота, он производит впечатление ярко накрашенной молодящейся старухи в мини-юбке.
Мелких литературных тенденций так много, что перечислять их все невозможно, а главное, бессмысленно. Легче сказать, чего в нынешней литературе нет. Нет стремления к ясности и простоте самовыражения. Нет поисков истины ради самой этой истины, а не ради того, чтобы лишний раз шокировать или попрекнуть ей читателя. Нет внимательности к реальным деталям жизни (хотя выдуманные, фантастические детали описываются часто чрезвычайно дотошно). Современная литература (и не только в России), как будто боится жизни. Ей легче говорить, о должном или надуманном, чем о существующем.
4. Честно говоря, выискивать новые имена специально я не умею. С другой стороны, вся наша нынешняя литература выглядит, как «новая». 80% имен, регулярно появляющихся в журналах, мало кому известны. Мне лично, кажутся относительно свежими книги Сергея Кара-Мурзы, рассказы Лидии Сычевой, статьи детских психологов Ирины Медведевой и Татьяны Шишовой, но с творчеством этих людей я познакомился не при помощи журналов или магазинов, а «лично». Если бы я не жил в Москве, не вращался бы в определенной среде, то я бы не знал даже их фамилий. Так что общезначимых для всей России «новых имен», не связанных с коммерческой рекламой, у нас сейчас нет. При этом вызывающе ново и остро выглядят вновь выходящие издания книг авторов XIX-начала ХХ вв.: Константина Леонтьева, Михаила Меньшикова, Василия Розанова, Льва Тихомирова, Ивана Аксакова. То, что современники считали «дремучим» и «замшелым», сейчас читается на едином дыхании.
5. Ждать чего-нибудь от литературы, все равно, что ждать у моря погоды. Писателей и поэтов-гениев, как и все остальное, людям может дать только Бог. Видимо, сегодня Россия нуждается в несколько иных «подарках».
Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы многие ныне работающие писатели и поэты старались писать не только ради самовыражения (в каких угодно корыстных и бескорыстных целях), но и ради любви к окружающим их людям. Русская классика стала таковой не только благодаря богатству языка и утонченности формы, дело даже не в ориентации на «нравственные стандарты». Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский и другие стремились любить людей. Иногда эта любовь выглядела странно, иногда вызывающе, но она грела и до сих пор греет самую полуграмотную душу. Большинство же современных авторов любят развлекать, поучать или судить читателя. Классика до сих пор может рассказать русскому человеку то хорошее о нем, чего он сам о себе не знает. Того, из современных авторов, кто сделает это с силой, присущей хотя бы Шукшину, неминуемо ждет самый широкий и абсолютно «непартийный» успех.
Капитолина Кокшенева:
1. Существенными творческими событиями первых лет Нового века я считаю автобиографические воспоминания высшей литературной пробы Леонида Бородина «Без выбора», опубликованные в журнале «Москва» и изданные отдельной книгой в «Молодой гвардии»; роман Веры Галактионовой «На острове Буяне»; первые десять книг серии «Русская современная проза» издательства «Андреевский флаг» (и среди них – отличную прозу Геннадия Головина, Юрия Лощица, Лидии Сычевой, Михаила Тарковского). Издательство «Классика» (под руководством В.Н.Кузина) выпускает первое Полное Собрание Сочинений Ф.И.Тютчева с новыми переводами, отменными комментариями Бориса Тарасова и Людмилы Гладковой. Возобновилось издание детского журнала под редакцией Марины Ганичевой «О Русская земля» – журнала чистого и красивого, отличающегося естественным отчизнолюбием, уважением к детям. Полная публикация эпической хроники В.И.Белова «Час шестый», появление новой повести В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» – это «знаки радости» в нашей литературе. В этом году – десять лет издания журнала «Странник» (гл. редактор К. Смородин). Разве это не событие – довольно длительная и творчески-полнокровная жизнь русского молодежного журнала в Мордовии?!
2. Периодические издания (как «толстые» журналы, так и литературные газеты) – все остались на своих позициях. Правда жаль, что низкий профессиональный уровень некоторых из них («Литературной России», «Московского литератора») не является предметом заботы издателей. Хотелось бы диалога-спора, например, между «толстыми» журналами, но и тут ситуация не меняется – все живут в параллельных мирах. С рядом же изданий никакой диалог невозможен (с «Днем литературы», например) по причине неумения слушать оппонентов. Собственно это бессилие понимания – прямое следствие радикальных «громов и молний», вызывающих контузию слуха, зрения, головы. Но это отдельный разговор – о нынешней «левой» эстетике, «левом» сознании и их устойчивых «болезнях».
3. Самой существенной тенденцией последнего десятилетия я считаю диалог (иногда и базарную «разборку») литературы с Православием. Критики пытались осмыслить этот процесс, но мне не близка полностью ни позиция В. Хатюшина, который прямо универсальную норму и вечный догмат «прилагает» к эстетически изменчивому феномену литературы. Мне не близка «обслуживающая позиция» О. Дороганя, у которого нет «одного аршина», зато много маленьких «измерительных приборов», которыми он пользуется без всякой системы. В общем, строго говоря, есть несколько подходов к «православной культуре» и «православной литературе». Первый состоит в прямых заимствованиях, то есть, в сущности, является постмодернистским принципом «цитации». Православными образами, символами и смыслами «украшают» литературу, используют как «новые эстетические средства», при этом совершенно не беспокоясь о степени родства с первоначальными подлинными смыслами. Представителей «другого подхода» отличает непоколебимая уверенность в «строго небесном происхождении», по словам Н. Калягина, их возвышенных стихов с «православной тематикой». Как правило, такие авторы, получая отказы в редакциях, недоумевают: им никак не понять, почему столь правильная и возвышенная тематика (о душе, о благости, о святых, о Церкви, куполах и колоколах, адском огне и «вечном бое с сатаной») упрямым редактором называется «не поэзией». Действительно, почему «Мороз и солнце, день чудесный» – поэзия, а «Спаси ж меня, воздай и мне по вере! // Ведь Ты сказал нам: “Верящий в Меня // – спасется этой верою от смерти// и не увидит адского огня» (Н.Переяслов) – не поэзия?!
Наконец, «православную литературу» используют как некое новое оружие – идеологическое – в борьбе с «кремлевскими схемами “управляемой демократии”». Левый прорыв к Православию и его результаты еще более плачевны в сравнении с графоманской искренностью любителей писать «духовно». Я полагаю, что ни Православие с его христианским универсумом, ни литература с ее национальным (самобытно ограниченным) фундаментом не нуждаются в такой «тесной дружбе» взаимного растворения, в таком «синтезе» взаимных переливаний. Безусловно, роднит их, связывает собой человек. Но человек в литературе ограничен личностью писателя, в христианском вероучении – Личностью Создателя. Разница, согласитесь, существенная.
Нельзя не отметить еще одной тенденции – появление в нашей литературе Дневников, Воспоминаний, Автобиографий. Пока можно говорить о накоплении такой литературы, но осмысление ее – дело будущего, поскольку осмысливать стоит все же не бытовое (тут много скучного и странного, даже и читать неловко), но бытийственное – советская эпоха в воспоминаниях и оценках Л. И. Бородина, В.Н. Ганичева, М.П. Лобанова, Ст. Куняева требует большого аналитического и совсем не «пламенного» разговора. И, между прочим, «Российский писатель» мог бы его начать. А то опять останется в памяти только новый проект «Советская империя», анонсируемый каналом «Культура». Думаю, что названные выше писатели, вряд ли будут приглашены к участию в нем.
4. К вопросу о «новых именах» я вынуждена относиться с осторожностью. Мода на «новые имена» напоминает партийную акцию по массовым засевам кукурузы. Причем, откровенный пиар среди «новых» делается представителям «активной литературы», вся активность которых только прикрывает их малую одаренность. И все же я назову имя Василия Дворцова (Новосибирск). Он не столько молод, сколько достаточно зрел. Его роман «Аз буки ведал» был издан в нашем журнале «Москва» – роман, в котором автор ставит вопросы о смуте патриотических мыслей и патриотических чувств, о поисках правды в них главного героя, – героя, в котором идет и своя внутренняя драматическая борьба самоопределения. Кто он – наполовину русский, наполовину татарин? Кто он, разделенный между мусульманской и православной культурой и верой? Тем и интересен роман, что «русский выбор» делается не на уровне публицистики, злобы дня, а на глубинном – личностно-духовном.
5. У меня нет «несбывшихся ожиданий» от литературы; есть личные обязанности осмысления происходящего в современной литературе, освоение продуманного и сделанного до нас классиками философии, критики, исторической науки.
Лидия Сычева:
1. Мне кажется, главные события в современной литературе связаны с поисками правды в «государстве лжи». Одаренных людей в России всё еще много. Каждый из честных писателей ищет правду, но не каждый из талантливых русских литераторов готов на отвагу и бескорыстие. Большое страдание дается большому таланту. Удел малого таланта – хитрость, недосказанность, уворотливость, но не великое горе. Статья поэта Валентина Сорокина «Вакханалия содомистов» в газете «Патриот», как, впрочем, и книги последних лет «Крест поэта», «Обида и боль», «Отстаньте от нас!..» - это примеры высокого гражданского поведения. А красота поступка, слова, действия – это воплощение и раскрытие большого таланта.
2. Отвечу шире - о значении не только периодики, электронных СМИ, но и информации вообще в современном мире. Слово – инструмент очень жесткий. Космополитическое слово, рожденное не чувством, а техническим рассудком – наждак. Нации, «обработанные» таким словом, перестают быть нациями, теряют своеобразие, превращаются в «болванки» для производства человекоподных муляжей. Люди устают от «информационного шума», он стирает в песок, в муку их чувства. Современный человек все чаще (неосознанно) мечтает об информационной тишине, чтобы у него возникло пространство родить собственное, не «заемное» от Савика Шустера слово. Человек европейский весь избит, искалечен словом. Слово вырвалось из отведенного ему пространства – умолчания перед богами, и вот результат – оно калечит, уничтожает человека. Нации, которые не держат слово в узде – обречены.
Европейцы теперь пытаются ограничить «свободу слова» - на ТВ, например. Это даст временный эффект «комфортного доживания». Но жизнь западной цивилизации уже погублена словом, которое «оторвалось» от человеческой сущности, и пожарные меры по соблюдению «экологии человека» только отсрочат конец.
Может быть, никто, кроме писателя, который владеет этим сверхоружием, и не подозревает, какая опасность таится в слове. Но интуитивно это чувствуют многие. И когда главный редактор газеты «День литературы» Владимир Бондаренко в своем издании сознательно множит «информационный шум», замутняет смыслы, я не думаю, что его вина меньшая, чем у тех, кто организовывает почти ежедневные космополитические шоу-шабаши юмористов и эстрадников (две мафии одних и тех же лиц) на нашем ТВ. Литература – это не кружок по интересам, в который нужно непременно объединять русских и русскоязычных (терминология В. Бондаренко). И не профсоюз, где литработники могли бы отращивать «толстые пуза». Это даже не ремесло. В наши дни настоящая литература – бескорыстное, зачастую безвестное подвижничество.
3. Мелкие люди пришли вслед за мелкотемьем в современной литературе. Не маленькие даже, а мелкие, оскорбленные приватизацией, грабиловкой, униженные промывкой мозгов и проч. Страна скукожилась, писатель тож. Современный пейзаж - кустики, уцелевшие после урагана, когда большие деревья попадали. Писатели в лучшем случае воспевают эти кустики, в худшем – бетонный забор резервации. И непонятно, откуда можно взять силу, когда всё так унижено. Вопрос: можно ли задержать старение и смерть народа? В чем состоит правильная жизнь писателя в таких условиях? Может, самое умное сегодня – не писать вообще? Потому что человек «технический» диктует «социальный заказ» издателю, тот – писателю. Замкнутый круг, который может быть разорван только многообразием жизни.
Бесстрастность и бесчувственность не имеют никакого отношения к культуре. Дегуманизация культуры есть ни что иное, как ее обесчувствование, превращение в «сервисную услугу».
Человек устал. Он одряхлел. Даже наша молодежь – стара. Лжеобразы, которые множатся через ТВ, вытесняют воображение, не дают ему развиться. Нет воображения – нет души. Нет души – и тело можно не любить. И своё, и чужое. И вот уже человеческие тела упоенно травят химическими продуктами, синтетическим пивом, ядовитым воздухом.
В этих условиях рывок в природу – оправдан, но он спасет немногих – большинство наших современников в суете выживания даже не в силах осознать наступающую трагедию. Литература – единственное из искусств, которое может воспроизвести «природу чувств» близко к жизни, без оскорбительного упрощения. ТВ, кино (тем более сериалы), музыка, живопись – тут бессильны, в лучшем случае – «попутчики». Но и книга – кому нужна? Ведь и у читателя должно быть творческое воображение, не только у писателя. Иначе душа не проснется. Поэтому главная тенденция, похоже, такая: на первом этапе литература станет искусством для избранных. На втором – тихо исчезнет вместе с народом. Слова с заложенными в них смыслами будут умирать, как народы, как люди.
Вся наша литература имеет смысл только тогда, когда русские являются большим народом. Когда русские как народ – ничто, окружающая космополитическая биомасса не нуждается в живом слове, она нуждается только в масс-культуре. И вот пишущие люди начинают примыкать к так называемой «мировой тенденции», являющейся тоже космополитической, но как бы более высокого (не доморощенного) уровня.
Народ обретает голос – литературу – и высказывает огромный массив предыдущей жизни. И вдруг оказывается, что всё о прошлом высказано, а современного переживания нет. Наступает кризис перепроизводства литературы. Исчезает сначала литература, потом – народ.
Но если наше общество, современные писатели, ученые найдут способ затормозить деградацию «человека чувствующего», а у нашей власти обнаружится политическая воля для проведения в жизни прироохранительных мер, то за судьбу литературы можно быть спокойным. А пока у нас – почти 700 тысяч сирот (у большинства этих детей - пьющие родители), неизвестно сколько беспризорных, а из школы только 3 % выпускников выходят здоровыми. Спрашивается, кому будут нужны наши книги (пусть даже очень хорошие)?! Этим трем процентам?
4. Для меня новые имена – собственные открытия. Те писатели, с творчеством которых я недавно познакомилась. Василий Дворцов, романист, лауреат журнала «Москва» за прошлый год. Вера Галактионова, чья книга вышла в «Андреевском флаге» - очень остроумная писательница, с красочным языком. Владислав Артёмов мне кажется человеком весьма одаренным (роман «Обнаженная натура»), но он не всегда серьезно относится к своему таланту, и это сказывается на его вещах. У Игоря Блудилина-Аверьяна в журналах вышли сразу две, очень разные, повести. Иван Евсеенко работает весьма плодотворно, у его героев богатые, живописные характеры. На Алтае как публицист много печатается Геннадий Старостенко, между тем, в журнале «МОЛОКО» можно познакомиться с его весьма любопытным романом – «Искатели безмолвия». Роман-дилогия Михаила Крупина «Самозванец» заслуживает самого пристального внимания читающей публики. К сожалению, я не так давно вчиталась в прозу покойного Ивана Акулова. Это очень мощный писатель эпического дыхания, жаль, что его почти не издают сегодня.
Что же касается собственно молодых литераторов (по возрасту), то они зачастую удивляют своей конъюнктурностью не только в письме, но и в жизни. Воспеть в юбилей литавторитета (обладающего сомнительными литературными достоинствами) для них не проблема. Или, наоборот, смачно «замочить» писателя (по заказу, разумеется) – тоже не прочь. Юности и молодости свойственно следовать идеалам. А жить выгодой с таких лет… Ну, не знаю. Несчастные люди.
5. Ждать от властей разума, от жизни чудес, от либералов «корочку хлеба», от мировой закулисы послаблений, от природы хорошей погоды – напрасный труд. Поэтому никаких несбывшихся ожиданий нет. Жизнь одна – надо работать.
Работа писателя – книга. Какая книга нынче нужна (духовно), только такую и следует писать. Ничего не надо сочинять ради «трудолюбия», «славы», денег (это вообще не имеет смысла), «развития литературы» и т.п. Книга – как духовная необходимость для моего народа. Именно сегодня.
Наталья Алексютина, г. Санкт-Петербург:
2. Какое-то время назад литературную периодику можно было смело сравнить с растерявшимся на перекрестке путником. Отсутствие указателей приводило если не к глубочайшей депрессии, то к стойкому неврозу точно. Сегодня в этом плане наблюдается некая успокоенность. Во всяком случае, большинство изданий наставило собственных колышков на развилках литературных дорог. Теперь трудно заблудиться в направлении, избранном тем или иным журналом. Другой вопрос, устраивает ли тебя оно? Но в том, наверное, и главная прелесть сегодняшнего российско-литературного бытия: право выбора остается за тобой.
3. Сложность в том, что со временем каждый из нас начинает под «художественностью», «смысловой нагрузкой» произведения понимать что-то свое. Насколько необходим общий критерий, сказать трудно. На мой взгляд, единственной оценочной единицей способно стать чувство сопереживания прочитанному. Но это уже из области эмоций. Впрочем, в чем основное предназначение литературы, как не в поиске откликнувшегося сердца?
Знакомясь изредка с произведениями сегодняшних прозаиков, можно заключить, что идею сотворчества, сочувствия исповедуют далеко не все. Более удобна позиция: а) автор как абстракция, б) читатель как абстракция. Я напишу о чем-либо правильным, вычурным, невежливым, распущенным языком и так далее, а ты прочти, если сможешь, и, в общем-то, не бери в голову. Мало ли, что я насочинял? Чем это обоюдное равнодушие оборачивается, можно наблюдать на книжных развалах: покинутый читатель скупает детективщину и любовный роман. В них, по крайней мере, заботятся о его досуге.
4. Смело заявила о себе Маргарита Шарапова книгой «Пугающие космические сны» (Москва, Независимое издательство «Пик», 2000). В ней много неровностей, есть откровенно неудачные рассказы, но, тем не менее, это – яркая, сочная, сильная проза.
Еще одно запоминающееся имя на небосклоне русской литературы – Лидия Сычева («Вдвоем» Издательство «Андреевский флаг», Москва, 2003). Ее манера письма, - тонкая, деликатная, чистая, - неожиданна для современного литературного ритма. Глубоки темы и легки сюжеты. Книга пронизана светом и по прочтении вызывает столь же светлые ощущения. Судя по первой заявке, нас ждет встреча с серьезным, мыслящим писателем.
5. Пока литературный процесс мне представляется вялотекущим. Пора произведений о масштабных личностях и пора масштабов личностей литераторов еще не наступила. Эпоха перемен не преподнесла ни гения, ни литературного шедевра.
