Леонид ТАТАРИН. С разрешения Пиночета

Рыбная промышленность России, как самостоятельная отрасль хозяйства, когда-то имевшая самый мощный в мире и самый современный флот, разрушена и распродана, разворована … Остаются только воспоминания…

Во времена Сальвадора Альенде у берегов Чили в Тихом океане работала группа больших рыболовных траулеров-заводов под флагом СССР. Рыбы там было много. Очень много. С тралами ходили почти у самого берега, где позволяли глубины и ровный грунт. Из Калининграда там работали БМРТ¹ «Хрусталь», «Янтарь» и РТМ² «Промысловик». Планы по всем показателям перевыполнялись и заработки рыбаков были очень приличные. Но в 1973-м году Сальвадора Альенде убили.

СССР предлагал военную помощь – наши корабли находились в готовности на рейде Вальпараисо, но Альенде долго пытался согласовать этот вопрос с парламентом…

Не успел…

Власть захватил Августо Пиночет с помощью и покровительством США. Все наши корабли – и военные, и торговые, и рыболовные вынуждены были уйти за пределы территориальных вод Чили. Правда, Пиночет предлагал Брежневу продолжить сотрудничество в области рыболовства между нашими странами. Даже обещал на выбор несколько удобных бухт в южной части чилийского побережья сдать в аренду на очень выгодных для СССР условиях с правом строительства большого порта, судоремонтного завода, заводов по переработке рыбы, больших холодильников, аэропорта…. Но Брежнев тогда заявил, что СССР никогда не пойдёт на сотрудничество с фашистами. Пиночет обиделся и в ответ пригрозил, что любой советский корабль или рыболовное судно, замеченные в расстоянии ближе двухсот миль от берегов Чили, будут уничтожаться без предупреждения.

В 1982 году мне было поручено принять от Черноморского судостроительного завода в Николаеве новый БАТ (большой автономный траулер) «Маршал Крылов». В Севастополе получили промысловое снабжение, топливо, продукты и с экипажем 98 человек вышли в Тихий океан с рейсовым заданием шесть месяцев ловить рыбу в районе к западу от берегов Южной Америки. Через Босфор и Дарданеллы вышли в Средиземное море. По пути зашли в югославский порт Трогир, где на ремонте стоял наш транспорт «Солнечный луч», доставили ему продуты, топливо. Пока выгружали снабжение, моряки успели погулять по старинному городу – второй век нашей эры – крепостные стены построены ещё Древним Римом! В этот день в Югославии отмечался государственный праздник – годовщина начала партизанской борьбы под руководством Иосипа Броз Тито против фашистов. Капитанов советских судов, стоявших в порту Трогир, Владимира Васильевича Лонского, меня и капитана барка «Товарищ» Олега Ванденко мэр города Трогир пригласил на торжественный ужин. Чисто символически поприсутствовав на этом ужине, вечером в этот же день мы вышли в море. После Югославии прошли из Адриатического моря через Средиземное, море Альборан, через Гибралтарский пролив в Атлантику.

Перед заходом в Панамский канал пришлось стать на якорь в бухте Лимон – на борт прибыла комиссия канала, – восемь чиновников, которые целый день проводили обмеры всех внутренних помещений судна, проверяли наружные размеры. Вечером, когда комиссия закончила работу, мне было вручено «Свидетельство Панамского канала» и разрешение на проход каналом в Тихий океан. До прибытия лоцмана оставалось достаточно времени – инспекторов я пригласил в мою каюту поужинать. В составе комиссии была симпатичная студентка-креолка лет восемнадцати, которая проходила стажировку для последующей работы на должности инспектора комиссии Панамского канала. Увидела на столе фотографии моей семьи. Там был курсант военно-морского училища в бескозырке: «Это ваш сын? Дайте мне его адрес – я хочу с ним познакомиться. Чем он увлекается?». Услышав от меня, что сын собирает монеты разных стран, пошарила по карманам всех инспекторов, выгребла у них всю мелочь: «Передайте всё это своему сыну – сувениры от меня!» Один из инспекторов пытался сопротивляться, но остальные со смехом помогли студентке почистить карманы упрямца – на стол мне высыпали около килограмма монет разных стран. Я пытался вернуть им назад монеты – все дружно отказались и после ужина, когда прибыл лоцман, ушли на своём катере. После выхода в Тихий океан, в свободное время разобрал монеты и понял, почему так упрямился один из инспекторов, когда студентка чистила его карманы – одна из монет оказалась большой серебряной – 20 бальбоа – по номиналу 20 долларов США!

Панамский канал ночью – изумительное зрелище! Подъём в шлюзах на высоту 33 метра от уровня поверхности Атлантики, пресноводное озеро Гатун – лоцман посоветовал набрать полные танки мытьевой и питьевой воды – все проходящие суда так делают – бесплатно ведь! В каждом из двенадцати шлюзов приходилось подавать на причал швартовные концы и ждать, пока уровень воды предыдущего шлюза будет выровнен с уровнем следующего. Во время одного из таких перерывов в движении, лоцман попросил разрешения выйти из рубки. Поскольку на судне не было специальной каюты для лоцмана, я предложил ему зайти в мою каюту. Ещё раньше, во время движения по каналу я заметил, что комиссар, официально его должность называлась: первый помощник капитана, всё время старается стоять рядом со мной при всех моих разговорах с лоцманом и внимательно слушать, хотя я точно знал, что кроме русского он не понимает ни одного другого языка. Правда, несколько раз он хвалился морякам, что понимает немецкий – ещё во время войны выучил слова «Хенде хох!» и «Гитлер капут!»

После выхода из Панамского канала комиссар, как бы, между прочим, сказал мне, что он обязан доложить в соответствующие органы, что капитан нарушил «Инструкцию по общению с иностранцами». В то время действительно существовала такая инструкция, которая требовала, чтобы при всех разговорах капитана с иностранцами присутствовал первый помощник капитана и один из членов судового комитета профсоюза. Потом надо было написать подробный отчёт с кратким изложением темы беседы за подписью капитана, первого помощника и члена судкома профсоюза. Иногда доходило до абсурда – комиссары писали кляузы с указанием, что «капитан беседовал с иностранцем на незнакомом языке и не разрешал слушать». Постепенно капитаны перестали обращать внимание на эту дряхлую инструкцию. Но в данном случае, услышав официальное предупреждение о том, что готовится кляуза, я выразительно покрутил пальцем у виска – понятный всем без перевода жест.

Промысел мы начали к югу от островов Робинзона Крузо, за пределами двухсотмильной рыболовной зоны. Однажды, в погоне за рыбными косяками, мы с одним мурманским траулеров ушли далеко на юг до сорок седьмого градуса южной широты. Этот район писатели часто называют «ревущие сороковые». Но рыба там ловилась очень хорошо. Мы быстро набили полные трюмы мороженой рыбой – почти 1200 тонн. В это время через пролив Дрейка в район промысла шёл большой транспортный рефрижератор из Севастополя. Капитан транспорта согласился ошвартовать наш траулер к своему борту и, продвигаясь малым ходом на попутной волне в сторону основной группы промыслового флота, которая в погоне за косяками рыбы, ушла далеко на запад – в район архипелага Туамоту, снять мой груз в свои трюмы. Так далеко на юге мы оказались из-за обычной рыбацкой жадности – хотелось рыбы побольше и покрупнее. Дело в том, что в районе широт 30 – 35⁰ юга ловилась ставрида среднего размера – двадцать-тридцать сантиметров и за два часа траления удавалось поднять на борт 10-15 тонн. Но погода в основном комфортная – от двух до пяти баллов. А южнее сороковой параллели ветры до семи-девяти баллов и крупная волна. Зато и ставрида там крупная – до полутора метров длиной и весом до десяти килограмм. Косяки встречались такие плотные, что за 10-15 минут траления удавалось поймать до тридцати и больше тонн прекрасной рыбы. Такую крупную ставриду можно было пускать только на филе – очень вкусное и нежное мясо. Для экипажа отличный заработок, для судовладельца и капитана – экономические показатели! Но большой риск из-за плохой погоды!

Швартовку к борту транспорта начали поздно вечером. Темно, крупная волна, ветер пять-шесть баллов – вполне допустимые условия для работы. Старпом провёл инструктаж по технике безопасности, старший механик доложил о готовности всех механизмов, моряки заняли свои места по расписанию. На баке швартовными операциями руководит третий помощник. У него под командой боцман и пять матросов. На корме – второй помощник и пять матросов… Старпом находится рядом со мной на мостике – учится, чтобы в следующем рейсе мог сам работать капитаном.

Капитан транспорта по радио разрешил начинать швартовку. Крупная зыбь с юга. Транспорт идёт самым малым ходом по ветру и по волне – бортовой качки почти не наблюдается, только незначительная килевая качка. Выравниваем нашу скорость со скоростью транспорта и начинаем медленно сближаться, чтобы корпус нашего траулера мягко лёг на кранцы – огромные баллоны из толстой резины, опущенные на воду с борта вдоль всей длины корпуса транспорта. Когда расстояние между судами уменьшилось до 10-15 метров, с транспорта подали выброску – крепкий длинный конец с грузом на одном конце. Мои матросы, поймав выброску, пропускают её через клюз – массивное стальное устройство на палубе у борта для швартовных концов, быстро выбирают её на борт. К выброске привязан проводник – капроновый трос покрепче, длиной метров пятьдесят, который закреплен на швартов. Один швартов уже был закреплен на кнехт. Лебёдкой начали выбирать второй – обычно на баке крепят 3-4 мощных капроновых троса, а в плохую погоду и больше. Вдруг услышал на баке громкий звук, похожий на выстрел – лопнул капроновый проводник. Крики матросов. Послал старпома выяснить, что случилось. По рации старпом доложил, что срочно нужен врач – открытый перелом ноги у третьего помощника, большая потеря крови. Наш судовой врач не справится, нужен хирург. По рации вызвал капитана транспорта – у них на борту находился опытный хирург-травматолог, которого сразу переправили к нам на борт. Закончив швартовку, я зашёл в лазарет. Хирург доложил мне, что у штурмана большая потеря крови – до двух литров. Парень без сознания. Из голени ниже колена ударом оборвавшегося капронового троса вырвало кусок кости около 12 сантиметров. Его нашли на палубе в луже крови матросы и принесли в лазарет. Хирург, продолжая работу с окровавленными бинтами, сказал мне:

– Нужна срочная госпитализация в порт – иначе придётся ампутировать ногу. Да и сама жизнь его под вопросом… а парень молодой…

Я сразу попытался выйти на связь с начальником промрайона, но флагман находился на расстоянии около трёх тысяч миль у островов Туамоту – связи нет. Ближайший порт Талькауана – военно-морская база Чили. До неё 200 миль. При нашей максимальной скорости 16 узлов можно дойти за 14 часов. С Калининградом, Москвой и Ригой радиосвязи нет. До ближайшего перуанского порта двое суток хода. Хирург торопит – промедление может стоить жизни штурману! Вызываю на связь по радио Талькауана. Дежурный офицер ответил сразу. Подробно объяснил ситуацию, но офицер сказал, что даже в этом случае для захода судна под флагом СССР в двухсотмильную зону и в порт нужно личное разрешение президента Августо Пиночета.

Пишу срочную радиограмму на имя президента Чили с изложением ситуации и просьбой разрешить заход в двухсотмильную зону Чили на рейд порта Талькауана для доставки больного в госпиталь. Через полчаса получаю ответ от дежурного офицера – президент разрешил. Старшему механику даю команду отключить все потребители энергии от главных двигателей – всю мощь только на самый полный ход!

Через 12 часов мы уже зашли на внутренний рейд военно-морской базы Чили в порту Талькауана. В знак уважения на мачте подняли государственный флаг Чили - международный обычай. Отдали якорь. К нашему борту подошёл катер. С него поднялись врачи и десять военных офицеров. Больного старпом переправил на катер, который сразу пошёл к причалу, где его уже ожидала скорая помощь. Офицеры зашли ко мне в каюту. Переводчиком был консул посольства Индии, который раньше пятнадцать лет работал в Москве в посольстве Индии и на русском языке разговаривал свободно. Первые его слова, когда он зашёл в мою каюту и увидел стол, накрытый для приёма гостей: «Ну, сейчас капитан угостит нас русской водочкой! За больного не беспокойтесь – здесь очень хорошие врачи. Но парню придётся лежать в местном госпитале не меньше месяца». Я поблагодарил коменданта порта и офицеров за оперативное решение нашего вопроса. Комендант и консул Индии посоветовали мне написать благодарственную радиограмму в адрес президента Чили, помогли мне составить текст и сразу отправили по радио.

Офицеры поужинали, основательно уделили внимание и русской водке, и перуанским и чилийским напиткам, которые были доставлены нам агентом при посредничестве консула Индии. Наши судовые поварята постарались – ужин получился великолепный. Вскоре установилась товарищеская атмосфера, выяснилось, что почти все офицеры свободно говорят на русском языке, что у них самые добрые воспоминания о тех временах, когда у власти был Альенде. Оформив все документы, подписав все счета на оплату услуг порта, передав личные вещи и документы третьего штурмана судовому агенту, я получил разрешение на выход из порта. Прощание было тёплым, дружественным. А комендант военно-морской базы сказал мне: «Чилийцы и русские всегда были и будут друзьями!» Когда все офицеры спустились на свой катер, мы подняли якорь и полным ходом пошли в нейтральные воды.

После выхода из территориальных вод Чили нам удалось установить связь по радио с Москвой и Калининградом. В первой же радиограмме мне был объявлен строгий выговор от министра рыбного хозяйства за то, что зашёл в порт Чили, не получив разрешение Москвы. Комиссар посчитал своим долгом напомнить мне о том, что я грубо нарушил множество инструкций, а самое главное – не пригласил его к столу, когда угощал чилийских офицеров – он обязан был контролировать все мои разговоры с иностранцами.

После выхода из двухсотмильной рыболовной зоны Чили мы сразу направились полным ходом в сторону транспортного рефрижератора «Севастопольский берег» для выгрузки рыбы и передачи хирурга, который спасал нашего штурмана. Догонять пришлось больше суток. Хирург, Владимир Ильич Пьяных, успел отдохнуть после двух суток непрерывной нервотрепки, и я смог пригласить его вместе с нашим судовым врачом в мою каюту поужинать. Но мне через каждые 10-15 минут приходилось отлучаться на мостик и в радиорубку для связи то с начальником промыслового района, то Калининград, то Москва требовали всё новых, более подробных объяснений по заходу в Талькауана без их официального разрешения. Пришлось мне пригласить в мою каюту комиссара для поддержания дружеской беседы с врачами. Поскольку я сам вообще не пью ничего спиртного, то у меня в холодильнике всегда есть в запасе разные напитки. Тут уж замполит проявил весь свой талант организатора – после нескольких рюмок оказалось, что он в семнадцать лет участвовал в параде Победы на Красной площади в Москве в звании лейтенанта! Сам генерал Батов обнял и расцеловал его прямо на Красной площади!

Через месяц на попутном польском траулере, выходившем из Вальпараисо, нам передали фотографии нашего третьего штурмана с весёлой улыбкой, со спасённой ногой. Рядом с ним на фотографии две красивые молодые медсестры-креолки. И счёт за лечение – больше сорока тысяч долларов США. Мне – ещё один выговор от министра МРХ…

А штурмана Андрюшу потом отправили самолётом через Перу, Кубу, Канаду, Ирландию, Люксембург, в Москву, в Калининград. Сейчас он работает капитаном.

1 – БМРТ – большой морозильный рыболовный траулер.

2 – РТМ – рыболовный траулер-морозильный.